Вестник и Весна народов
Шрифт:
— Но мы можем провести линию.
— О! Было бы замечательно! — обрадовалась Софья, — а сколько по времени это займет?
— Завтра к обеду.
Софья сверилась с графиком. Завтра на обед она должна была идти в салон модной литературы, поэтому ответила:
— Ладно, — повесила трубку, — пешком схожу, хоть погуляю. Егерь!
Позвала она помощника и приказала готовить карету. Прогулка пешком конечно начиналась не от резиденции, а от центра города, где работали торговые дома. Егерь конечно взял с собой и Машу с Дашей, он
— Матушка, а можно мы зайдем в лавку дяди Егеря?
Все так привыкли к странному прозвищу, что только так личного помощника Вадима и называли, а он и не был против.
Очень приличные деньги, которые Егерь зарабатывал у Вадима, он пустил на собственную конфетную мастерскую и к концу сорок пятого года расширил ее до маленького заводика. Теперь его лавки "Сладкоежка" открывались в крупных городах, где продавались сладости на любой вкус, вместе с выпечкой и газированной водой. По чистому стечению обстоятельств напротив его лавки в Мариуполе работало аж сразу три зубных кабинета. А вывески более чем на десяти языках мира зазывали лечиться именно у них.
Из Сладкоежки девочки в милых коротких пальто и красных сапожках вышли с горячими ром бабами. От угощений аж шел пар. Вела группу Софья, она как стрелка компаса выбирала магазины, которые лежали в направлении Художественной академии. Мариуполь считался одним из самых безопасных городов в Европе, не только из-за высокого уровня жизни, но и из-за действующей здесь программы дружины, которые помогали полиции патрулировать улицы.
Софья остановилась рядом с огромной витриной детского магазина, там стояли разноцветные игрушки из дерева и сшитые на заказ.
— Нам нужно купить сыну конструктор, я читала в "Модникъ", что он развивает интеллект, — рядом шла молодая пара, где жена упрашивала безусого супруга.
— Ну я даже не знаю, только если в следующем месяце, когда я получу повышение, до старшего клерка… — он задумался, — если только начальник согласиться.
— А ты постарайся, сколько можно работать за гроши.
— Тридцать рублей это не гроши!
И тут им на глаза попалась Софья, до щиколотки чёрные сапожки на шнуровке, черное пальто, прикрывающее беременность, ожерелье и серёжки с бриллиантами, милашек дочек и явного слугу Егеря, грубоватого вида.
— Простите, — зачем-то извинилась девушка перед Софьей, и они пошли дальше молча.
Софья же проводила пару взглядом и улыбнулась. С Вадимом она даже не думала о таком. И до последнего времени не занималась какими-то сложными делами, требующими жёсткости.
Здание Художественной академии стояло сбоку от центрального городского парка, напротив строящегося университета. Пять этажей включали несколько актовых залов, аудитории для лепки, рисования, танцев. Сюда можно было отдать детей с шести лет, если имелись деньги, конечно, но это не останавливало молодых родителей чуть ли не каждый год требовать у мэра расширения
Охранники пустили Софью без проблем, ведь среди портретов основателей академии висели как Вадим, так и Михаил Семенович. Генерал-губернатор активно перенимал опыт зятя, таща в Екатеринослав все новинки, хоть это и слабо помогало. Мариуполь рос чудовищно быстро, достигнув в этом году трехсот тысячного населения.
Секретарь проводила Софью в кабинет, где Музыкант, а теперь она даже не хотела к нему как-то по другому обращаться, принимал балерин, решая брать ли их в новую группу.
Музыкант сидел на мягком кожаном диване с сигаретой в мундштуке, закинув ногу на ногу и любовался, как брюнетка изображает пируэт.
— Слова не могут описать, как ты прекрасна, — он убрал сигарету, — зато числа могут: шесть из десяти. Следующая!
Брюнетка закрыла лицо руками и пулей выбежала из кабинета, ревя.
Софья шагнула, чтобы зайти в кабинет, но ей преградила путь какая-то худенькая барышня
— Вы куда в таком положении? Здесь слушания!
— Хм, — улыбнулась Софья оценив нахалку, — это смотрины, щепка.
Музыкант, почуяв неприятности сам подошел к дверям и словил очень нехороших взгляд от Егеря.
— Софья Михайловна! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, прошу, — он проводил гостей и вернулся к дверям, чтобы лично их закрыть, — перекур!
На возмущение в очереди, он ответил хлопком двери.
— Софья Михайловна, может чаю? Честно даже не представляю, чем могу быть вам полезен, — он суетливо заходил по кабинету в поисках чайника, который он обычно заказывал у секретаря, — я жду Дашу и Машу после шести лет, как и договаривались, такие правила.
— Нет, я по другому делу, Вадим уехал в командировку, с кем-то там воевать, и просил меня узнать, цитирую: "как дела у французского и итальянского кабаре".
— А девочкам разве можно слышать такие слова? — нашелся Музыкант.
— Девочки, уши, — повернулась к дочкам Софья, и они послушно закрыли уши, — если бы я плохо знала Вадима, то подумала, что он не воевать в Америку поехал, а кутить в Европе. Так, что я очень надеюсь, что ты сейчас развеешь мои сомнения, а ни то, — Софья взяла паузу, — слухи, которые ходят о тебе в женских салонах станут публичными!
— Ну вот не нужно угрожать, это же не моя тайна, — на удивление спокойно отреагировал Музыкант.
Софья решила сменить тактику.
— Тогда мне придётся оставить Егеря с тобой на разговор, не закрывать же девочкам еще и глаза.
— Софья Михайловна, я если начну считать кости этому существу, то выясню, что мы и так все знаем! — заявил Егерь, — какой он амёба. Музыкант, тебя конкретно спросили, почему нет новостей от наших девочек?
— Так, не спокойно, — Музыкант пожал плечами, — когда во Франции пахнет голодом, то людям не до развлечений.
— И ты молчал? — зарычал Егерь, а Софья не встревала, молча слушая.