Вестник Силейз
Шрифт:
Жозефина изумленно качает головой, наконец понимая все.
– Вот почему вы были против того, чтобы вас называли «милордом», - говорит она. – Потому что так обращаются только к человеку…
– Вы первая, кто это понял. – Улыбка Вестника немного теплеет. – Но я уже привык, так что можете обращаться ко мне как угодно. Я ведь тоже не подумал, что для вас такое обращение привычно, неправильно расценил вашу вежливость. Извините.
– О, ничего страшного… милорд. – Антиванка сразу бросает пробный камень, но лицо Лавеллана остается безмятежным. – Я понимаю, как вам сейчас
– Расскажите! – просит долиец. – Или это ваш секрет?
– Нет-нет, никакого секрета. Просто… нечто подобное со мной было, когда я занялась дипломатической работой. Это было так не похоже на мою прежнюю жизнь: новое дело, новые лица, новые цели… Впрочем, вряд ли это сравнимо с вашей ситуацией. Закрывать разрывы мне не доводилось.
Вестник смеется, неосознанно убирая с колен левую руку.
– Думаю, в этом вам повезло.
Повисает неловкая тишина. Спохватившись, леди Монтилье вооружается пером:
– Благодарю за то, что уделили мне время, милорд Лавеллан.
– Обращайтесь. И… - Поднимаясь со скамьи, он неожиданно говорит: - Уже, наверное, почти ночь. Вы наверняка устали. Отдыхайте.
Это неожиданное проявление заботы удивляет Жозефину. Лавеллану наверняка и без того есть о чем подумать, что явно устал – и все же его хватает на добрые слова. Для нее, для человека.
Может, он и правда не годится в долийцы?..
– Доброй ночи, милорд, - улыбается антиванка.
– Доброй ночи.
Когда Вестник уходит, леди Монтилье силится представить себе ту странную кочевую жизнь, о которой он говорил. Получается с трудом: Жозефина – городской житель, ее не слишком интересуют природные красоты и тем более походный быт. Пожалуй, стоит поговорить с долийцем еще раз.
Отчего-то эта мысль приносит антиванке некоторое удовлетворение.
Комментарий к Revelaciоn
Revelaci'on - откровение (исп., он же антив.)
========== Кассандра ==========
Кассандра оглядывается по сторонам. Сельская идиллия Ферелдена, пожалуй, ей нравится. Неказистые, но прочные деревенские дома с поросшими травой крышами, спокойная озерная гладь, гомон толпы где-то неподалеку – все это странным образом успокаивает неваррку, которая за последние месяцы отвыкла видеть что-то, кроме сражений, разговоров ни о чем и скандалов на пустом месте.
– Кассандра?
Искательница недовольно оборачивается. Лавеллан смотрит на нее с немного заискивающей улыбкой. Наверное, он все еще побаивается рослую женщину, которой еле достает до подбородка.
И которая собиралась убить его при первой встрече.
– Да?
– Можно мне снять сапоги?
Кассандра вздыхает. Нет, эти долийцы неисправимы.
– Нет. Ты представляешь Инквизицию. Твой внешний вид должен вселять уверенность в других. Мы должны дать им понять, что Инквизиция сможет всех защитить.
– И… как одно связано с другим?
Неваррка морщится от недовольства, хочет начать объяснять, но Вестник примирительно поднимает ладони вверх. На левой – заметное зеленоватое пятно.
– Какова цель Инквизиции? –
– Я думала, я достаточно понятно это объяснила.
– Закрыть Брешь, найти тех, кто ответственен за ее появление, и восстановить порядок, с чьим бы то ни было одобрением или без него, - Лавеллан последовательно загибает пальцы на правой руке. – Да, я помню. Но что мы несем жителям Тедаса? Мир или войну?
– К чему этот вопрос? – фыркает Искательница, но все же отвечает: - Мы ведем войну с демонами и теми, кто сеет хаос. Но делаем это ради того, чтобы воцарился мир.
– Итак, - кивает Вестник, - наша главная цель – мир. Но при этом мы почему-то демонстрируем только грубую силу и самоуверенность. Правильно ли это?
Они уже подошли к лагерю Инквизиции, и их слышат солдаты. Слышат и удивленно хлопают глазами, но удерживаются от перешептываний. Все-таки Каллен хорошо их вымуштровал.
– А еще мы демонстрируем то, что можем прокормить и защитить тех, кто нам поможет, - прибавляет Кассандра, втягиваясь в спор. – Это, по-твоему, тоже угроза?
– Нет, это правильно. Но нельзя приманить галлу даже самыми ласковыми словами, если при этом кричать и потрясать кулаком.
Солдаты смотрят на Лавеллана со смесью благоговения и недоумения: смысл его слов им совершенно не понятен, но умиротворенный тон их гипнотизирует. Долиец же как ни в чем не бывало отдает собранные растения местному травнику, садится на пенек и продолжает, обращаясь к Кассандре:
– Вы с командиром Калленом очень похожи. Вы думаете, что, если другие увидят воина, они воодушевятся, схватятся за оружие и помчатся в бой. Но селянам ведом страх. Они боятся не только демонов и страшной дыры в Завесе – они боятся еще и солдат с оружием: солдаты не хуже демонов могут жечь деревни и убивать жителей. Если я буду ходить и размахивать Меткой, как дурак, ферелденцы просто разбегутся в ужасе, и будут правы. Нельзя все время демонстрировать силу: одних это испугает, других озлобит. Да, мы должны сражаться – но лишь когда это необходимо. В первую очередь нам стоит показать всем, что мы никому не враг, мы такие же живые создания – и что мы способны не только убивать демонов, но и помочь кому-то в нужде. Здесь чудеса творит не демонстрация всемогущества, а наоборот – демонстрация того, что такие же люди, эльфы и гномы готовы им помочь. Мы должны не внушить им благоговейный страх, а дать надежду.
Во время этой тирады Вестник снимает сапоги и прячет босые ступни в траве – все с тем же невозмутимым видом.
– А ты упрям, - признает Искательница, коротко усмехнувшись. – Только как со всем этим связана твоя нелюбовь к сапогам?
– Да никак, в общем-то, - пожимает плечами Лавеллан. – Просто ногам жарко стало. Ну и еще хотелось уточнить твою точку зрения по поводу целей Инквизиции. Я рад, что мы сходимся во мнениях по этому вопросу.
И спора как не бывало, и Кассандра недоумевает, на что она была так сердита несколько минут назад. Все исчезло как по волшебству. Долиец, должно быть, могущественный и опаснейший отступник, думает неваррка – и смеется.