Вестники весны. Мифы двенадцати миров.

Аникина Катя

– Нет. Не то чтобы. – Дэйкири замялась и затеребила металлическую кругляшку на шапке. – Можно мне поговорить со старейшиной?

Тётушка Саяра нахмурилась, но проводила Дэйкири в комнату для общих собраний и попросила подождать. Вскоре огромным силуэтом в дверном проходе показался дядя Нуолан. Он зашёл, слегка пригнувшись, и присел на подушки рядом с племянницей.

– Какие-то новости от моего брата?

– Нет. Это по поводу путешествия в Улей.

Дядя Нуолан раскурил трубку и выдохнул через нос струю золотистого

дыма. У Дэйкири зачесалось в горле, но она сделала усилие, чтобы не закашлять. Сейчас как никогда нужно выглядеть по-взрослому.

Старейшина молчал, и Дэйкири решилась продолжить:

– Я хорошо говорю на языке чтецов и хочу поехать в Пасечноярь вместе с Куобахом и Эрханом.

Дядя Нуолан снова выдохнул и удивлённо поднял бровь:

– Зачем это?

– Я хочу увидеть Улей, узнать, как живут чтецы. И… Я не доверяю чужаку, не хочу, чтобы он отвертелся от своего долга.

– Думаешь, твои кузены не справятся с мальчишкой? – Дядя прищурил немигающие глаза.

Смотрел он хитро, но по-доброму, поэтому Дэйкири приободрилась и продолжила:

– Справятся. Но со мной им будет легче, я не стану обузой! Я уже изучила его повадки. К тому же, кузены плохо говорят на ярском, и им может понадобиться переводчик.

– Это похвально – твоё желание повидать мир и помочь братьям, но ты же ухаживаешь за бабушкой Томань?

Дэйкири вздохнула.

– Я очень люблю бабушку, и мне горько оставлять её, но, думаю, Хелла и Инги присмотрят за ней. К тому же, дорога до Улья не так длинна, мы вернёмся ещё до первых дней лета.

Старейшина вновь выдохнул густую клубящуюся тучу дыма и призадумался.

– Что ж, если отец отпустит тебя, отправляйся с братьями.

Дэйкири чуть не завопила от радости, но вовремя набрала в щёки воздуха и улыбнулась со спокойным достоинством.

– Ты поговоришь с ним?

Дядя Нуолан неопределённо кивнул, и Дэйкири поднялась с подушек, решив, что разговор окончен.

Дядя молчал, и она направилась к выходу, но в дверях обернулась, кое-что вспомнила и исподлобья зыркнула на всё ещё курившего дядю:

– А, ещё… Насчёт Лилёк… Мальчик предлагает заплатить и за неё.

Алекс. Деревня Меркитасиха.

Весна то пригревала, то обдувала ледяными ветрами, но день за днём солнце забирало своё у зимней ночи, и становилось теплее. Как раз одно такое ветреное и солнечное утро, я уже привычно запихивал Лилёк в шубу, которая стала настолько ей мала, что рукава едва доходили до локтей.

Как на убой откармливают!

Мои труды привели к успеху, и через минуту Лилёк оказалась утрамбована в доху. Я отвернулся от Соплежуйки и наткнулся на Дэйкири, пробравшуюся в наш запечный угол. Она казалась немного взволнованной, а в руках сжимала копьё.

– Собирай вещи, и идём, – скомандовала девчонка.

Я не сразу поверил в то, что происходит. Собирать было нечего. Укулеле у меня давно отобрали,

так что осталось только прихватить шапку. Поймав Лилёк за капюшон, я поднялся по лазу вслед за дикаркой.

Около входа в нору оживлённо толпились деревенщины. Собралась вся семья Дэйкири, и ещё несколько незнакомцев окружали небольшую повозку, запряжённую забавным серым животным с торчащими длинными ушами. Повозка состояла из частично крытой телеги и двухколёсного передка, на котором сидели два местных парня. Они переговаривались со своими родичами и весело размахивали руками.

Дэйкири указала мне в сторону телеги.

– Полезайте.

– Оба? – недоверчиво переспросил я.

Она сделала недовольную физиономию и, поджав губы, еле заметно кивнула. Не веря своему счастью, я подхватил Лилёк и одним махом запрыгнул в телегу. Внутри было тесно, вместе с нами ехали мешки с припасами, какие-то шкуры и ковры, видимо, на продажу. Лёгкость и радость, наполнившие мою грудь, вылетели, как воздух из лопнувшего шарика, когда я увидел, что Дэйкири обнимается с мамашей. Святой Господь, за что? Только не говорите мне, что эта девка едет с нами!

Я злобно наблюдал за семьёй, прощавшейся с отъезжающими. Улыбки, грустные объятия и напутствия. По мне-то они точно не будут горевать. Ладно. И не надо. Один из парней стянул шапку и размахивал ей. Волосы его, стянутые в хвост на макушке, развевались, словно чёрная лента на северном ветру.

Дэйкири, ловко перепрыгнув через борт, оказалась в телеге, и наша повозка тронулась.

Серый зверь затрусил по дороге. Мы с Дэйкири высунулись из телеги, провожая взглядом остающуюся в глухом снежном спокойствии деревню. Младшая из сестёр помчалась за повозкой, что-то крича и размахивая руками. Она то ли плакала, то ли смеялась. Дэйкири замахала в ответ.

Горная тропа вилась вдоль реки, и вскоре поселение скрылось за колоссами елей.

Дикарка забилась под шкуры в самый угол телеги. Лилёк, не замечая тряски и дороги, баюкала соломенную куклу. Я тоже вполз под крышу и угнездился в дальний от Дэйкири угол.

– Девочка, зачем ты поехала?

Она сверкнула бурыми глазёнками из-под чёлки.

– Чтобы ты дёру не дал. – Дикарка криво оскалилась, приподняв верхнюю губу.

Почувствовав в её голосе угрозу, я скривился в ответ.

– А как же бабуля? Кто будет за ней приглядывать?

– Сёстры. И вообще не твоё дело, – сказала она и отвернулась, демонстрируя окончание разговора.

И вправду, какое мне дело, как там будет жить дикарская семейка? Ну и наплевать на них всех!

Я снова выполз из угла и, включив музыку, стал смотреть на дорогу. Раньше, когда я жил на Святой Земле, музыка переносила меня в мечты.

Теперь в голове пусто.

Вдохновение не наполняло разум, а мысль оставалась приземлённой и скользила по убегающей дороге между синеющими корнями непроходимого леса.