Ветер и мошки
Шрифт:
Таня отклонилась на стену. Под затылком зашуршал календарь.
— Чайник стоит! — объявил то ли Леня, то ли Леша, возникая в проеме. — Я вам там печеньица…
— Ты лучше газет нам нарежь, — распорядилась, выдохнув, Лидка, — хоть какой-то толк от тебя будет.
Он потянула к ногам одну из сумок.
— А газетки куда? — заулыбался сожитель.
— Щавель будем заворачивать!
— Понял.
— Разворот на четыре части.
— Понял-понял.
Сожитель исчез. Лидка потянула «молнию»
— Тань.
— Что?
Таня заморгала, обнаружив, что едва не отключилась у подруги в прихожей. Что-то развезло ее после тряски в автобусе. А может это уже голодный обморок? Так-то с прошлого утра — две кружки чая всего. И вафелька.
— Танька!
Таня улыбнулась, мотнув головой.
— Прости, я что-то…
— У тебя есть, куда щавель сложить? — наклонилась Лидка.
От нее остро пахнуло потом.
— Ага.
Таня охлопала карманы куртки и вытянула из левого сине-белый пакет «Rothmans».
— Ух, какая красота! — восхитилась Лидка. — Сюда не щавель, сюда подарочные наборы складывать.
— Ага. Всего побольше.
В комнате, куда ушел сожитель, звонко защелкали ножницы.
— Ты знаешь, — сказала Лидка, накладывая темно-зеленые комья щавеля в пакет, — завтра-послезавтра мы с тобой поднимем рублей по триста. Это я тебе точно говорю.
— Откуда столько-то? — спросила Таня, а у самой затянуло под сердцем от тайной радости.
Триста рублей. Триста! Пир на весь мир.
— Так по пять рублей пучок. У Махмуда будет по десять, не меньше, это если будет еще, а у нас — в сторонке, но по пять. С руками оторвут! И за сотню пучков в сумках точно будет. Я сегодня все промою, разложу и рассортирую. И ночь проморожу. Не скиснет, думаю. А ты на рынке чтобы к семи была, как штык.
Таня кивнула, наблюдая, как пухнет, выпячивает синее брюхо «Rothmans».
— Все, — Лидка передала пакет. — Немного, но на суп и салат тебе хватит. Остальное — на продажу.
— Тогда я пойду? — спросила Таня.
— А чай? Коля! — крикнула Лидка, поднимаясь. — Килька-то у нас осталась или нет?
Коля, с удивлением подумала Таня. А Леня где?
— Солнышко! — ответил сожитель, с хрустом разрезая газетные листы. — Килечку я не ем! Килечка в холодильнике лежит.
— Во, килька есть.
Лидка потащила Таню с пакетом на кухню. Там уже постукивал крышкой стоящий на плите чайник.
— Садись, — Лидка усадила подругу на табуретку. Глянула подозрительно: — Бледная ты что-то.
— Устала, — улыбнулась Таня.
— Ясно-понятно.
Лидка выключила чайник и засуетилась, собирая на столе блюдца, чашки и какую-то нехитрую еду. В ладони у Тани вдруг оказался бутерброд — две рыжие от томатного сока кильки на куске батона. Кажется, это надо было съесть. Рот заполнился вязкой слюной, мешающей
— Не спи, наворачивай, — возникла в поле зрения Лидка, впихивая в свободные пальцы чашку с чаем.
Хлоп! — растворилась в тумане.
— Спасибо, — сказала Таня, тараща глаза.
Ах, бутерброд был восхитителен! Она и не заметила, как он кончился. Килька — какое богатство! Всю жизнь бы ела. Только не две, а четыре штучки, ровным рядком и на пахучий ржаной… Вот мечта на блюдечке с голубой каемочкой.
— Еще? — спросила Лидка.
— Нет-нет, побегу.
Таня отхлебнула из чашки несладкого чаю и отставила ее в сторону. В животе сделалось тепло.
— Точно?
— Олежек один.
— Десятку тебе одолжить? — спросила Лидка.
Таня испуганно мотнула головой.
— Ты чего? Зачем? У меня есть.
Ложь вышла натуральной, во всяком случае Лидка не попыталась втиснуть купюру в ладонь или сунуть в карман. А может так спросила, для формальности. Хотя Коля у нее (запомнить, не Леша и не Леня) вон какой откормленный.
Как обувалась, как прощалась, как выбиралась из Лидкиных трущоб, Таня совсем не помнила. Минут двадцать где-то шарахалась и куда-то шла. Потом включился свет, и Таня обнаружила себя на Инструментальном проспекте в обнимку с пакетом, и брела она почему-то совсем не в ту сторону. Куртка расстегнута, губа закушена. Все. Приехали.
Она остановилась. Это уже совсем, устало подумалось ей, это уже клиника, Танечка. Ополоумела? Куда тебя несет-то?
Как будто с прекращением ее движения вокруг прорезалась, завертелась повседневная городская жизнь, откуда-то высыпали, рядясь под прохожих, люди, стайка школьников пробежала к стоящему на углу киоску, хорошо б за жвачкой, а не за сигаретами, стукнула дверь, дзонкнул велосипедный звонок, с перекрестка вывернул и, постреливая сизыми выхлопами, прокатил мимо мусоровоз.
Таня выдохнула, покивала и развернулась. Домой, милая, домой.
Ей пришлось буквально уговаривать свое тело, которое вдруг запротестовало, засбоило, объявило о ломоте в пояснице и в плечах. Но если первый шаг был полон борьбы, то второй дался Тане уже значительно легче. Еще, еще, еще. Она почти побежала, выискивая глазами желтый щит автобусной остановки. Ах, вон он, дальше, чуть ли не через квартал! На старт, внимание…
Щавель мялся в пакете, но это было не страшно. Она такой супешник сейчас забацает, что пальчики оближешь! В банке из-под тушенки предусмотрительно оставлен кусок мясного жира как раз для такого случая. И навар даст этот кусок, и вкусом поделится. А если получится с него вытопить два-три мясных волоконца, то воо…