Ветер и мошки

Кокоулин Андрей Алексеевич

— Все. Все!

Хлопок ладонью по столешнице вывел Камила из процесса анализа данных. Он встряхнулся. Рядом пошевелил плечами Волков. Уже вставший из-за стола Купнич широкими ладонями массировал себе лобные доли.

— Время, ребята, время, — сказал шеф.

— Я же говорю — цейтнот, — сказал Боркони.

Шеф укоризненно качнул головой.

— Это не цейтнот, Александр. Это — тонус. Я придаю вам ускорение.

— Ага-ага.

Оперативники потянулись в двери. Камил, помедлив, остановился на пороге.

— Босс.

Шеф приподнял руку,

призывая к молчанию. Лицо его напряглось, воспринимая информацию по нейроконнектору, но через мгновение оттаяло.

— Да, Камил, — сказал шеф.

— Ирину отвезли в «Солань». А я сейчас на два дня, наверное, выпаду. Ей, конечно, не дадут что-то с собой сделать…

Шеф поднял глаза на оперативника. Взгляд его ничего, кроме усталости, не выражал.

— Чего ты хочешь от меня?

— Приставьте к ней специалиста поопытней.

— «Психи» сейчас все нарасхват, Камил, и опытные, и начинающие, — сказал шеф, вдавливая пальцы в висок, — но я подумаю… я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо, — сказал Камил.

Он вышел и, догоняя группу, направился в основной, радиальный корпус. На стенах, выполняя роль аспекта психологической разгрузки, висели в рамках расплывчатые акварели. Небо. Лес. Луг. Все слабо-зеленое и бледно-голубое. А, нет, вот и красные пятнышки ягод на земляничной поляне.

Выбиваются.

— Гриммар, не задерживайся, — прорезался в голове доктор.

— Уже подхожу, — сказал Камил.

Лифт опустил его на третий подземный этаж, с голоэкрана подмигнула тонкая стрелка, показывая, куда идти. У дальнего бокса махнул рукой Волков. Но путь Камила лежал в правый рукав коридора, к боксу с литерой «Г».

Внушительная, будто бронеплита, створка была сдвинута в сторону, в округлом проеме, ожидая его, стояла женщина в хрустком антистатическом комбинезоне и с планшетом в руке. Нижняя половина ее лица пряталась за респиратором.

— Раздевайтесь, — сказала она Камилу.

Из-за маски голос прозвучал глухо.

В узком тамбуре Камил снял «актив», который не успел переодеть в полете, и остался в темно-серых плавках. «Актив» убрал в шкафчик.

— Браслет, — напомнила женщина.

— Простите.

Камил отщелкнул разъем. Присоединившийся к «активу» браслет в последнее мгновение пискнул. Принятый в один из санаториев Ингол отбил короткое сообщение: «Спасибо. Виноват». Времени ответить у Камила не было.

— Проходите, — сказала женщина.

Ложемент находился в углублении у дальней стены. Гладкие обводы, стеклянный колпак. От изголовья лучами расходились пучки проводов. Аппаратура и пост наблюдения располагались на возвышении напротив.

Все боксы были похожи один на другой.

— Сначала на стул, — сказала женщина.

Камил прошел по оранжевой плитке, сел и привычно склонил шею. Поле зрения сузилось до собственных ног и складок комбинезона, надвинувшихся сбоку.

— Я заглушу вам нейроконнектор.

— Я знаю, — сказал Камил.

— Если будут какие-то неприятные ощущения, вы скажите.

— Хорошо.

Краем глаза Камил заметил

изломанный, суставчатый шланг, который женщина перекинула через плечо.

— Не шевелитесь.

Холодок появился у Камила за правым ухом, там, где под заглушкой из биопластика находился нейроконнектор. Над бровью кольнуло. В голову вдруг словно напихали звукоизоляционной пены. Она распухла, заполнила объем, пропуская внутрь черепа только слабую вибрацию, от которой у Камила появилось желание сделать глотательное движение. Потом что-то щелкнуло.

— Все, — женщина убрала шланг.

Камил качнул головой. Ему казалось, пена так и застряла внутри.

— Что? Кружит? — наклонилась женщина. — Тошнит?

— Нет, уши заложило.

Камил шевельнул челюстью, как в попытке выровнять перепад атмосферного давления в полете.

— Нет-нет, это нормально, — сказала женщина. — У вас, наверное, в нейроконнектор была заведена повышенная чувствительность. Часто еще на зрение жалуются, на то, что все как бы выцветает.

Камил выпрямил спину.

— Нет, — сказал он, оглядывая бокс и фиксируясь на отдельных деталях: полке, стойке с физрастворами, огоньках панелей, — со зрением все в порядке. А тут даже собственный голос, как из ящика.

— Ничего, думаю, с обратным подключением все поправится.

Камил поднялся.

— Просто это в первый раз.

Он снова приоткрыл рот, похожий, наверное, на рыбу, вытащенную из воды. Женщина, кажется, улыбнулась под респиратором.

— Бывает. Ложитесь на ложемент.

Стеклянный колпак, складываясь, уплыл в боковые щели. Камил снял плавки. Ложе — холмы и впадины из синего губчатого материала — приняло его в себя, промялось, обжало, принимая форму тела, тонкие усики датчиков, будто любопытные обитатели, выскочили справа и слева. Женщина приладила их Камилу на грудь, солнечное сплетение, локтевой сгиб и запястье.

— Приподнимите таз, — наклонилась она, — я поставлю чашу.

— Пожалуйста.

Камил уперся в ложемент пятками. Мягкая резина прижалась к ягодицам, проглотила пах.

— Комфортно?

Камил кивнул.

— Затылок, пожалуйста, зафиксируйте на контактной площадке, — сказала женщина, переходя к аппаратуре.

— Сейчас.

Камил пошевелился, вызывая упругое сопротивление ложа. Пришлось сползти чуть ниже, чтобы вырез пластины четко прижался к основанию черепа.

— Очень хорошо, — сказала женщина. — Есть отклик. Перенос произойдет через пять минут.

Колпак с легким скрипом встал на место, скрывая бокс от Камила. Стены оплыли, размазались, женщина за пультом превратилась в продолговатое пятно. Из панели в изголовье выдвинулся диск на штанге и застыл в нескольких миллиметрах от переносицы. По обращенной к Камилу поверхности диска принялась нарезать круги крохотная световая точка.

Она бежала то быстрее, то медленнее и даже будто бы подскакивала на неровностях, того и гляди сойдет с маршрута.

— Расслабьтесь, — сказала женщина. — Дышите медленно, следите за точкой на инверторе.