Ветер любви
Шрифт:
– Мой сын, наследник мой, не может жениться на обслуге из ресторана. Неужели она первая женщина, которую соблазнили? Сынок, да я приведу тебе десяток других примеров! Это она тебя заворожила каким-то чудовищным образом?!
– Она не виновата, отец! Ты говоришь неправильные вещи, – пробормотал я.
– Еще бы. Какое прелестное и невинное создание! Дурак ты, Тахир, дурак!
– Отец, перестань! – в отчаянии закричал я.
– Скажи, сынок, – голос отца смягчился, – что мне сделать, чтобы ты не женился на ней?
Я в отчаянии поднял глаза, посмотрел на отца и спросил:
– Что ты предлагаешь?
– Предоставь
Я опустил глаза и долго сидел без слов… В голове, как тяжелый молот, стучала угроза: «Я отговорю ее…» Как глупо отговаривать женщину от ее любви и страсти. Сказать ей, что она не должна чувствовать того, что чувствует. Никогда у женщин разум не сможет осилить любовь. Никогда!
Он говорил больше часа, нагромождая друг на друга доводы и язвительные упреки, логику и справедливое негодование, оправдывая все это репутацией своего рода.
Я ушел в себя. Я спал наяву… Слышу неясный голос отца, будто он говорит на чужом, неизвестном мне языке. Я вижу его глаза, нос, бороду… Я здесь, но в то же время далеко отсюда… Рука судорожно тянется к карману, и я достаю платок, подаренный Бахар… Я словно пробуждаюсь ото сна…
Я почувствовал себя предателем перед Бахар, ведь она доверилась мне, полюбила меня, а я должен убежать от нее…
Я робко встал, протянул отцу руку и сказал:
– Прощай, отец… Я ухожу…
– Правильно, уходи, женись… Могу лишь сказать, что твой поступок вызывает у меня отвращение.
Выходя из отцовского дома, я прислонился к калитке и долго вглядывался в дорогу, ведущую в столицу, – город Баку. На меня дышал насыщенный влагой холодный ветер. Надвигалась гроза. Грохоча, словно огромными, тяжелыми черными сундуками, над трепещущими кронами деревьев громоздились густые тучи, изредка озаряемые бледными вспышками молний. Вдали мигали огни большого города, и в этом городе, под одной из крыш, меня ждала моя Бахар…
Улицы, обычно многолюдные, были пустыми. Редкие запоздалые прохожие, подгоняемые страхом, торопливо бежали домой. Даже площадь фонтанов, обычно не пустующая в ночное время, на этот раз была безлюдна.
Я шел домой совершенно подавленный. Дверь открыла Бахар. Она долго и испытующе вглядывалась в мое лицо, будто пыталась прочитать мое душевное состояние. Затем без слов подбежала к буфету, налила рюмку коньяка, и я торопливо осушил ее. Бахар с беспокойством следила, как я дрожащей рукой поставил рюмку (ни разу в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным, таким обессиленным). Потом она тихо подсела ко мне и стала молча ждать, украдкой бросая на меня тревожные взгляды, словно я внезапно заболел. Наконец она спросила:
– Ты любишь меня?
– Очень люблю, – тихо ответил я, стараясь улыбнуться.
– Ты на себя не похож после разговора с отцом. Скажи правду, он против нашего союза?
– Нет…
– А что тогда с тобой такое? Просто я бы не хотела, чтобы ты женился на мне из жалости. Если ты делаешь это против воли своего отца, а еще хуже – против своей воли, из чувства долга передо мной, – лучше я останусь одна.
– Ты не должна так думать. У нас с тобой все хорошо.
– Я
На секунду я задумался, и мое сердце сжалось от боли. Вспомнил сегодняшний неприятный разговор с отцом. Вот сейчас Бахар предложила мне свободу от нее, у меня была возможность отказаться от брака.
Я посмотрел на нее и увидел в ее глазах невероятное беспокойство.
– Не терзай себя, – лихорадочно выдавил я. – Можешь быть уверена, что я тебя люблю и свое решение принял с трезвой головой, я люблю тебя!
Бахар глубоко вздохнула, по ее щекам потекли слезы.
– Я бы не смогла пережить разлуки с тобой и решила, что если ты отнимешь у меня право любить тебя, то лучше мне покончить с собой.
– Я стану самым лучшим мужем! – сказав это, я обнял ее и тут же успокоился, будто в мое бушующее море вылили тонну кипящего масла…
После сильных потрясений сон глубок и крепок. Только когда я проснулся следующим утром, мне стало ясно, до какой степени вчера я был оглушен разговором с отцом. Я словно вынырнул из каких-то бездонных глубин и тут же легко вернулся в привычную мне жизнь с дорогими моему сердцу людьми…
Часть 3
Прошел год. Беспристрастное время отсчитывало дни, месяцы, а жизнь, стремительная, многокрасочная, заполняла эти дни всегда чем-то новым, не похожим на вчерашнее.
Разговор с отцом больше не занимал мои мысли. Это отошло в прошлое. Вернее, все было так, как будто разговора вообще не было. Мы поменяли жилье и сняли квартиру на набережной у моря.
Это была просторная однокомнатная квартира, светлая комната, обтянутая чудесными обоями и словно залитая золотистыми сливками. В углу на небольшом столике лежало все необходимое для дамского туалета Бахар. У одной стены стояла детская кроватка и огромное трюмо. Наша кровать, покрытая мягким матрасом, находилась в углу. Немного дальше – письменный стол с разными книгами и моими рукописями.
Я стал довольствоваться тем, что пишу мысленно. В голове текст складывается легко и логично. А вот стоит начать писать на бумаге, как мысли путаются, и все написанное звучит смешно. Задуманный сюжет я проговаривал везде – по дороге на работу в автобусе и обратно. Уже вечером, когда записывал то, что у меня накопилось за весь день в голове, я понимал, что в написанном нет логической связи.
Позже мысль о том, что я буду писателем, я отложил на неопределенный срок.
Теперь меня интересовали книги по этике и религии. Добросовестно пробираясь сквозь сотни страниц, я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, даже когда жертвует собой для других; что каждый хочет жить сейчас, поскольку будущее неизвестно.