Ветер любви
Шрифт:
На другой день я отправился к отцу. Подходя к дому, невольно замедлил шаги. Мне было сложно увидеться с ним, минуя годы, которые нас разделяли, догадываясь, о чем будет разговор. Я ехал к отцу в забитой людьми электричке, и, выходя из нее, стал узнавать знакомые мне лица, тропинки и пейзажи. У меня был вид осужденного на суровое наказание.
Понимая неизбежность нашей встречи, я решил ускорить шаги. Прошел насквозь центральный парк, который с каждым шагом удивительным образом менял свой облик, обернувшись то тенистым навесом деревьев, то солнечной тропой. Весна выдалась
Экономка, которая мало изменилась за последние годы, с презрительным выражением открыла мне дверь. У нее было худое лицо, покрытое толстым слоем пудры, волосы уложены в незатейливую прическу, а цвет кожи отличался неестественной чернотой. Она приходилась нам дальней родственницей по отцу, поэтому ему было ее жаль, так она и попала в наш дом. Одевалась она по провинциальной моде, почти все на ней было из дорогой ткани, но сделано словно по рекомендациям старых дев. В результате создавалось впечатление дорогого провинциального безвкусия. В душе она была убеждена в своей собственной значимости, ведь мой отец когда-то занимал важное положение и, как он любил повторять, принадлежал к весьма знатному роду.
Я медленно поднимался по ступенькам. Моя рука скользила по гладким перилам, вспоминалось детство. Вокруг все было знакомо, ничто не изменилось.
Войдя в комнату, я услышал незнакомый мне голос. Это был врач. Несмотря на почтенный возраст, у него были живые движения молодого парня, умные глаза, некрасивое, грубоватое, но приятное и энергичное лицо. Доктор держал отца за руку и долго осматривал пальцы с загнутыми ногтями.
– Сильно потеете ночью?
– Раньше такого не замечал, быть может, последние несколько дней, – ответил отец.
– Вы когда-нибудь отхаркивались кровью?
– Нет.
Затем врач молча начал выстукивать грудную клетку отца. Дальше, взяв стетоскоп, стал слушать.
– Кашляйте! Вдохните… Еще глубже.
Он тщательно проходил каждый сантиметр, несколько раз пожимая плечами, потом отложил в сторону стетоскоп.
– Ваш отец скончался от старости, – сказал доктор с равнодушием, обращаясь к папе. – А у вас довольно опасные для вашего возраста хрипы в легких. При хорошем уходе вы легко можете выздороветь.
Наступило молчание.
– Главное – не сдохнуть как собака. Нужно не только жить как мужчина, но и умирать как мужчина. А все остальное неважно!
Что отец хотел сказать этими словами, я не понял. Доктор внимательно посмотрел на него, ничего не ответил, будто муки отца казались ему любопытными явлениями, которые не вызвали у него никаких чувств. Закончив писать, он встал.
– Ваше волнение ни к чему хорошему не приведет. Мой вам совет: хороший уход, соответствующее лечение, и вы за считанные дни поправитесь.
– Чепуха! Сущая чепуха! – завопил отец. – Я не верю врачам. Заметьте, это не я вас вызвал. У вас нет телефонной связи с Аллахом. Только он знает, что будет с каждым из нас, – не вы! Неужели вы всерьез думаете, что я буду соблюдать ваши советы и предписания? Уверен,
Они стояли лицом друг к другу, отец был крайне возбужден и, казалось, вот-вот набросится на доктора с кулаками, если тот осмелится противоречить ему. Доктор, не подав на прощание руки, по понятым причинам раздраженный, быстро зашагал к двери.
Зайдя в комнату, я решил сесть и помолчать, пока мой больной родитель не успокоится и не начнет говорить сам.
Отец, неторопливо закурив и выпустив в воздух два идеальных кольца, время от времени поглядывал на меня, пронзая сверкающими иглами своих глаз. Наконец, докурив, бросил окурок в пепельницу. Затем он взял грецкий орех и, обняв правой рукой кисть левой руки, попытался раздавить скорлупу. Глаза его в этот момент были закрыты, будто он сосредоточился на самом важном деле в своей жизни. Вдруг ко мне пришло озарение, и я увидел всю душу отца: довольно странную душу раба своих привычек с больными убеждениями. Эта мысль промелькнула как молния в моей голове, и он, будто почувствовав, открыл глаза и заговорил.
– И с кем ты живешь? Ты ее хорошо знаешь?
– Мы познакомились недавно, – ответил я после долгой паузы.
– Звучит не очень впечатляюще, не правда ли? Кто ее отец?
– Он умер, очень давно.
Отец внимательно посмотрел на меня очень странным взглядом и спросил:
– Скажи мне, сынок, твоя покойная мать одобрила бы твой выбор?
Я был немного удивлен этому вопросу, так как отец обычно ни во что не ставил мнение матери, и пожал плечами.
Тут же последовал очередной вопрос:
– И когда же роды?
Кровь прилипла к моим щекам, и я встал… Он глядел на меня ледяным взглядом, а я был готов провалиться сквозь землю от стыда.
– Я прав? Ответь же…
– Еще не скоро!
– Я не восхищен тобой, ты должен это знать. Как же так? Ты ведь считал себя благородным человеком. Что же ты грешишь и поступаешь неподобающе? И еще, ты ведь знаешь мою гордость за наше происхождение! Всю жизнь я боролся за славу, пытался, чтобы на нашем имени не было ни одного позорного пятна! Женившись на безродной девушке, ты обесценишь наш род, и грош цена всему тому, что я сделал до этого. Не забывай, мы – Ахмедовы!
Голос отца стал еще грубее. Затем он окинул меня долгим изучающим взглядом.
– Я заставлю тебя уважать мою честь и репутацию моего рода! Ты слышишь?
В глубине души я знал, что отец не лукавит, когда говорит, что гордится своим происхождением. По мне – наш род, в частности отцовские родственники, имел две особенности: глупость и долгожительство.
– Осмелюсь сказать тебе, отец, я не ошибся, и не собираюсь ничего менять в своей жизни.
Я не нашел в себе силы спросить его о том, что он может знать о жизни настоящего благородного человека. И понимает ли он, что такое настоящее человеческое благородство?