Ветер нашей свободы

Манило Лина

— Какого черта у вас там происходит? — кричу, размахивая руками, впрочем, безуспешно.

— Фил, ты только не волнуйся! — просит друг, и черная пелена застилает глаза. Какой лучший способ свести человека с ума от беспокойства? Правильно, попросить его не волноваться.

— Ты издеваешься? — мое терпение на исходе, и я буквально ору на невидимого Арчи.

Оглядываюсь по сторонам в поисках остановки городского транспорта, но не нахожу — довольно плохо знаю этот район, хоть Птичка и живет практически в центре.

— На Брэйна напали, — орет Арчи, и холодный, мерзкий ужас сковывает меня. — Но ты все равно не

волнуйся.

— Ты в своем уме? Не волноваться? Как это? Научи, если умеешь сам, — шиплю в трубку. — Он вообще жив?

— Да, — коротко отвечает друг. — Но поторопись.

Эта короткая фраза, брошенная на прощание, не на шутку растревожила. Нужно, как можно быстрее, добраться до друзей, потому что Арчи не из тех, кто будет попусту разбрасываться такими словами. И тут глупая мысль врывается в мозг и пульсирует в сознании. Достаю из бумажника тысячную купюру и начинаю размахивать ею, от всей души надеясь, что вскоре встретится мне водитель, которому эти деньги могут понадобиться. И мои надежды оправдываются: буквально через пару минут рядом со скрипом тормозит, видавшая виды, помятая девятка грязно-серого цвета. Дверь открывается, и худой мужчина лет пятидесяти приветливо улыбается.

— Куда тебе, парень? — спрашивает, жестом приглашая сесть в автомобиль.

Мне не нужно дважды повторять — запрыгиваю внутрь, резко хлопнув дверью. Водитель чуть сморщился, будто это я его пнул. Но мне не до церемоний — дорога каждая секунда.

— К "Ржавой банке", — выдавливаю из себя, кладя деньги на приборную панель. — Знаешь, где это? — и, получив утвердительный кивок, продолжаю: — Если быстро доедем, сверху ещё столько же. По рукам?

— Само собой, приятель, — улыбается мужчина, и автомобиль срывается с места с неожиданной для такой колымаги резвостью.

Некоторое время мы едем в тишине, а я смотрю в окно, и деревья, черные и спящие, мелькают перед глазами. Выпавший накануне снег превратился в темно-серую кашу, которая вихрем вылетает из-под колес везущего меня автомобиля.

Не могу выбросить фразу Арчи из головы. "Но поторопись". Что вообще случилось? Кому Брэйн-то помешал? Тату некачественно сделал? Скидку не предоставил? Нагрубил клиенту? Да это все полный бред. Брэйн ничего из этого не умеет. Может, это связано с нашим ночным приключением? Если ниточки приведут в "Стопку", никогда себе не прощу, что втянул друзей в свое дерьмо. Почему из-за моей непутевой матери и ее проблем должен кто-то страдать? Но, может, это и не из-за неё? Мало ли куда Брэйн мог вляпаться сам по себе, без нашего влияния?

— Что-то ты грустный, — пытается завести разговор водитель, но мне совсем не хочется открывать рот и о чем-то там рассказывать. — Что-то стряслось?

— Да все нормально, — говорю, не поворачивая головы. — Просто тороплюсь.

— Ну, это бывает, — говорит мужик, и я чувствую в его голосе улыбку. — Сейчас вообще все торопятся, спешат, но все равно никуда не успевают, как бы быстро ни бежали. Наверное, век такой.

Я продолжаю молчать, потому что не привык перед кем-то обнажать душу. Не умею. Да и не хочу. Водителю, в конце концов, надоедают попытки вывести молчуна-пассажира на разговор, и дальше он уже не пытается со мной разговаривать — бесполезно. Машина несется на всех парах — видно, мужику действительно нужны деньги. Или просто лихач. Но как бы быстро он не мчался, мне нужно быстрее —

даже кратковременные остановки на светофорах безумно раздражают. Жалею, что со мной нет Фрэнка — с ним мы были бы давно на месте.

— Парень, почти приехали, — слышу голос водителя, вырывающий меня из раздумий.

— Отлично, — бурчу себе под нос, лезу в бумажник и достаю обещанную добавку к оплате. — Вот, как и обещал. Все по-честному.

— Щедрый ты, — серьезно глядя на меня, говорит мужчина. — Видать, сильно допекло.

— Даже не представляешь, до какой степени. И лучше не представлять.

— Знаешь, — произносит водитель, когда его раздолбайка останавливается на парковке возле пункта назначения, — я многое в жизни видел и научился разбираться в людях. Ты — неплохой парень. Я это сразу понял. И остановился не только лишь потому, что ты размахивал деньгами — не настолько в них нуждаюсь. Просто ты выглядел таким потерянным, разбитым — сердце защемило. А еще ты очень похож на моего сына. И почему-то захотелось помочь, раз своему мальчику не смог.

— Спасибо, — отвечаю, наблюдая, с какой силой мужчина вцепился в руль, как побелели его костяшки. — Просто спасибо.

— Мне было не сложно, так что не стоит благодарности.

Не знаю, что сказать, поэтому просто открываю дверь и выхожу на улицу.

— И все-таки спасибо, — говорю перед тем, как захлопнуть дверцу. На прощание мужчина одаривает меня грустным взглядом полных боли глаз.

Но мне некогда предаваться чьим-то грустным воспоминаниям — бегу со всех ног к "Банке", потому что совсем не уверен, что успел. Пока несусь, как взбесившийся конь, перед глазами мелькают картинки обезображенного, истекающего кровью тела Брэйна. Я не сентиментален, но знаю, что без татуировщика мне будет невыносимо трудно. А еще очень пусто.

На площадке перед мастерской непривычно безлюдно и мертвенно тихо. Как на кладбище. Но внутри гаража слышатся шум, крики и какие-то споры. Распахиваю дверь и влетаю в помещение.

Не сразу удаётся сфокусировать зрение и понять, что тут происходит, а когда мне это все-таки удается, холодный пот выступает на коже.

— Филин, наконец-то, — восклицает Арчи. — Думали, уже не приедешь.

Он стоит, сложив руки на груди, бледный и непривычно серьезный. Зеленые глаза пылают гневом.

— Фил, может, хоть ты на него повлияешь, — слышу голос Роджера, сидящего на бочке, заменяющей ему стул. — Не хочет, засранец эдакий, в больницу ехать.

— Что произошло? — спрашиваю, быстро подойдя к дивану, на котором лежит бледный Брэйн.

— На него напали, — говорит Арчи и переводит взгляд, полный бушующей ярости, на татуировщика. — Подрезали. А он и слышать о госпитализации не хочет. Тебе нужно к врачу! Как ты не понимаешь?! То, что мы тебе рану промыли и пластырем заклеили до задницы — нужно зашивать!

— Не хочу в больницу, — произносит Брэйн каким-то не своим, слишком тихим, голосом. — Не заставите — я уже взрослый мальчик.

— Почему? — ревет, как раненый зверь, Арчи, кажется, потерявший остатки терпения. — Ты совсем идиот? Решил Богу душу отдать на нашем диване? Что мы тебе плохого сделали?!

— Не ори! Без тебя тошно, — говорит татуировщик и слабо улыбается. — В больнице ментов сразу вызовут, а оно нам надо? Сейчас Фельдшер приедет, я позвонил ему, поколдует надо мной, и все будет в лучшем виде.