Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
Шрифт:
– Дурррра! – раздался из спальни возмущенный вопль.
– Кто это у тебя там? Фу, какой голос противный, – скривилась тетя Марта.
– Тетя Марта, я как раз решила сдать одну комнату. Мне очень нужны деньги. И потом, у меня дома тоже ремонт, вот ведь совпадение, так что я живу в спальне. Вам могу предложить только кабинет отца, но вряд ли он приспособлен для жизни.
– Ничего, я размещусь. Мне, старухе, много места не надо. А кто это там орет таким мерзким голосом? Неужели твой постоялец?
– Это мой попугай. Тетя, умоляю, не пускайте в спальню ваших котов!
Вечером тихая, уютная родительская квартира превратилась в настоящий сумасшедший дом. Гостиная
– Надеюсь, вы не наркоман? – сказала она. – Впрочем, надеюсь, что вы наркоман. Я вас тогда в милицию сдам.
– Что вы! Просто витамины. Возраст уже, надо заботиться о себе.
Павлик все никак не мог успокоиться, время от времени вскидывал желтую голову и кричал: «Дуррра!» Где-то мяукали, противно и заунывно, как будто плачет капризный ребенок. Страшно представить, во что превратят квартиру эти мерзкие вонючие коты. Инга пыталась смотреть телевизор, который перетащила в спальню. У нее раскалывалась голова. Невыносимо хотелось сбежать, вернуться в свою спокойную, безмятежно-уютную квартирку, где нет никого постороннего. Если здесь теперь живет тетя Марта, возможно, Таракан не будет тут по углам рыскать? Может, плюнуть, и оставить их тут жить вдвоем? Интересно, старая грымза явилась случайно или что-то учуяла? Кристофоро Коломбо! Открытка с Розой! Тетка ведь – тоже V. S. скрапбукер! Хотя, глядя на нее, трудно в это поверить, она наверняка знает, как делают живые открытки. Как же Инга сразу не подумала!
Она приоткрыла дверь и высунулась в коридор. В гостиной было темно и пусто, с кухни слышались бодрые голоса, тянуло дымом. Она осторожно заглянула в приоткрытую дверь и открыла рот от изумления. Тетка сидела за столом в знакомом цветастом балахоне с Аллой Борисовной на руках и курила тонкую дамскую сигаретку. Напротив расположился Таракан, в махровом халате и с трубкой во рту. Инга поморщилась: что может быть отвратительнее мужика в халате, да еще когда виднеется тощая грудь в рыжих кудряшках? На столе стояли початая бутылка водки, круглая баночка с кусочками селедки и дымились несколько картофелин в мундире. Дио мио, они прокурят всю мамину кухню! А это пятно от селедочного масла, интересно, оно отмоется? Инга еще не успела закрыть рот, как тетя Марта и Таракан подняли рюмки, и тетка торжественно произнесла:
– На брудершафт!
Они скрестили руки и выпили в полуобнимку.
– Деточка моя, что ты там прячешься? Иди, выпей водочки со старой теткой.
– Спасибо, что-то не хочется.
Инга прошмыгнула к холодильнику, достала упаковку кефира, стакан и поспешила обратно. Отнесла все в спальню, поставила на подоконник и долго смотрела за окно. Там, в тусклом свете фонаря, виднелся гладкий черный силуэт трубы. Никогда бы не подумала, что увидит на родной кухне убийственный коктейль – тетя Марта пьет водку с самым отвратительным типом на свете. Долго, интересно, придется все это терпеть?
– Интересно, это уже экстрим? – спросила Инга шепотом у трубы. – Я уже рискую жизнью?
Труба не ответила. С кухни раздался нестройный, но оглушительный дуэт: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка!»
«Альбом. Он сейчас нужен тебе как воздух» – крутилось в голове у Софьи, но она не торопилась браться
После ночи с Магриным мир вокруг Софьи стал больше, словно раздвинулись невидимые стены, и, что самое удивительное, в этом огромном мире было непривычно легко и приятно жить. И тем сильнее становился страх внутри. Уж очень хрупким было это состояние, как весенняя сосулька, дыхни на него – упадет и разобьется вдребезги. Вот если бы запомнить его, запечатлеть, как свадьбу в фотокарточках, чтобы можно было вернуться и ощутить все снова – и послевкусие секса, и страсть моря, сливающегося с желтым небом, и ту волшебную волну, что поднимает высоко в небо.
Она почувствовала, как затягивает, кружит голову визитка Магрина, и поспешно спрятала ее. Страшно. Ночной образ, мимолетная фантазия, безумное воссоединение двух стихий – а вдруг все это рассыплется в прах, если она столкнется с ним снова, днем? Если бы только узнать, как расправиться со своим страхом. Где найти ту лесенку, по которой можно подняться, посмотреть на свой страх сверху и посмеяться над ним. Чтобы хрупкая, хрустальная радость, которая хранится сейчас где-то в глубине груди, поселилась прочно и надолго, так, чтобы даже в полном мраке и глухой загробной тишине слышать ее заливистые, смеющиеся колокольчики.
Иногда думаешь – лучше бы и радости не знать, только бы не бояться. Можно сейчас постараться забыть все, как прекрасный, несбыточный сон. Забыть и не вспоминать больше никогда, смириться с обыденной жизнью, больше не сделать ни одной открытки, ходить в офис, делать карьеру, выполнять план. Родители будут рады, а главное, это будет жизнь, которую не страшно потерять.
А можно пойти к дяде Саше и купить у него чудесные бумажные цветы и полные веселья ленточки. И, может быть, погладить еще раз пушистое перьевое облако на поле из черного бархата. Жить на грани, там, где пронзительный страх соседствует с небесной радостью. Увидеть фотографию, всю, целиком. Вспомнить, где и когда ее сделали. Снимок лежал перед ней на столе, на нем снова были видны три фигурки. Улыбались ей клоун и маленькая девочка, а рядом стояла женщина, в блузке и юбке, но лицо ее скрывала бурая мгла. В руках она держала ножницы, те самые, тяжелые, старинные, с бронзовыми ручками.
«Альбом. Он сейчас нужен тебе как воздух» – снова всплыли в голове слова Магрина. А что, если… Софья улыбнулась, ей пришла в голову идея. Люди обычно складывают в альбомы фотографии на память, а Софья будет складывать в него больше, чем просто картинки, – себя целиком. Она запишет, зарисует, вложит в него всю симфонию чувств и ощущений, чтобы однажды вернуться к ним снова.
Картона подходящего формата у нее не было, и она решила взять конверт от пластинки, он как раз подходил по размеру. Долго перебирала свою коллекцию, пока не нашла подходящую пластинку с веселой надписью: «The merry-go-round [9] ». Она не знала исполнителя и никогда не слышала этой музыки. Но конверт был подходящий – плотный, почти белый, только нарисована простыми черными и красными линиями карусель, а вместо лошадок и осликов – черно-белые кадры с танцующим негром. Софья аккуратно заклеила картинку плотной белой бумагой, и получился чистый лист картона.
9
Карусель (англ.).