Ветер с океана
Шрифт:
— Почему ты сегодня так рано?
— Сам удивляюсь. Вечер — без заседаний, без совещаний… Решил почитать газету на диване дома.
— С небольшим храпом? Он засмеялся.
— Небольшой — не в счет. Она села рядом.
— Ты видел, какая погода?
— Отличная. Снег, холодок. Давно мечтал о такой погоде.
— Тогда одевайся и пойдем в сад. Дети катаются на санках, мы поиграем с ними в снежки. Ты всегда любил бросать в меня снегом. Или слепим у яблони снежную бабу.
Он поморщился.
—
— Сережа, ты совсем перестал заниматься детьми. Раньше они тебя не видели, потому что ты был в море, а теперь из-за твоих вечных заседаний и совещаний. Ты уходишь, когда они еще в постели, а когда возвращаешься, они уже спят. Он развел руками.
— Оленька! Работа есть работа.
Она хотела что-то возразить, но воздержалась. Он опять лег на диван и взял газету. Она сказала:
— Я принесла платье, заказанное к Новому году. Сейчас покажу.
Она ушла в спальню и вернулась в светло-сиреневом платье.
— Тебе нравится, Сережа?
Он бросил на нее рассеянный взгляд.
— Неплохое.
— Ты погляди лучше.
— Если поглядеть лучше — хорошее.
Она критически осматривала себя в зеркале.
— В ателье сказали, что самая модная модель, а мне кажется, мода не из удачных. Может быть, надеть на праздник старое темное?
— А какая разница — светлое или темное?
— Светлое — полнит, а от темного становишься худощавой.
— Надевай то, в котором ты остаешься сама собой. Она засмеялась.
— Глупый! Нарядно одеваться, значит, выглядеть не такой, какая ты от природы.
— В таком случае тебе лучше одеваться не нарядно. — Он посмотрел на часы и вскочил. — Пора собираться.
— Ты же сказал, что сегодня ни заседаний, ни совещаний. Неужели и одного вечера мы не можем провести вместе?
— От Кузьмы Куржака пришла радиограмма. — Он достал из бумажника сложенный вдвое листок. — Прочти, что он вытворяет.
Кузьма сообщал, что останется в океане до конца зимнего промысла. Он перешел с плавбазы на траулер «Хариус». Там один матрос заболел и возвращается на берег, Кузьма его заменит. Пусть о его здоровье больше не запрашивают, он знает, что оно никого не интересует. А потерянные деньги он заработает сполна и возвратит до копейки, так что могут не беспокоиться.
— Возмутительная радиограмма! — сказала Ольга Степановна. — Твой любимец Куржак провоцирует ссору с женой. За что ты его так превозносишь?
— Работник он отличный. Не отмечать его я не мог.
— Хочешь отнести радиограмму сам? Может, я пойду с тобой?
— Буду рад. Разговор предстоит не из легких.
Она набросила пальто, Соломатин надел фуражку. Дети, игравшие в саду, кинулись к отцу
В большой комнате у Куржаков был Степан, на коленях у него сидела четырехлетняя Таня, он ей рассказывал что-то такое, от чего она хохотала. Гавриловна у стола чинила Танино платьице. Из соседней комнаты вышел Куржак, из другой выбежала Алевтина. Она так побледнела, увидев Соломатина, что он поспешно сказал:
— С Кузьмой все в порядке. Он выздоровел.
— Наконец-то! — с облегчением воскликнула Гавриловна. — Целую неделю лежал, уже не знали, что думать!
— Выздоровел? — с недоверием переспросил Куржак. — А почему молчит? Лина две радиограммы отбила — не отвечал. Мать от себя недавно послала — опять ни слова.
Алевтина все больше бледнела. Она медленно проговорила:
— Что-то от нас скрывают! Сергей Нефедович, вы пришли не случайно!
— Наша радиостанция приняла радиограмму от Кузьмы. Я принес ее.
Он протянул радиограмму Куржаку. Алевтина выхватила листок, громко прочла вслух, еще раз в молчании перечла про себя, потом отдала листок отцу. Куржак, качая головой, сказал:
— Негодник, ну и негодник! Высечь бы ремнем такого! Что придумал — никто им не интересуется!
Алевтина, задыхаясь, сказала Гавриловне:
— Вы слышали, мама? Деньгами вашего сына интересуемся! Только это от него нужно — деньги!
Гавриловна в страхе глядела на невестку и ничего не ответила. Куржак сурово сказал:
— Ох, и потолкую я с ним! Пусть только сойдет на берег. Алевтина порывисто повернулась к нему.
— Потолкуете? А о чем, хочу я знать? Уговаривать, что не только деньги его нужны? Расписывать, как мы его любим, как уважаем, да? И когда поведете этот разговор? Через месяц, через два? А мне пока терпеть? Такое оскорбление два месяца терпеть?
Куржак обратился к Соломатину:
— Сергей Нефедыч, прикажите Кузьме возвратиться с промысла.
Соломатин ответил после короткого молчания:
— Невозможно, Петр Кузьмич. Я запросил капитана «Хариуса», как работает его новый матрос. — Он вынул из кармана второй листок. — Ответ — работает замечательно, всем пример подает. Служба на промысловых судах — дело добровольное. Нет повода отказывать. К тому же в семье у вас все нормально, никто не болеет.
Куржак показал на диван.
— Что же мы все стоим, как столбы на дороге? Сядем, поговорим.
Никто не отозвался на приглашение. Степан осторожно спустил с колен девочку и тоже встал. Таня подбежала к бабушке, та прижала ее к себе. Алевтина с горечью заговорила: