Вид с больничной койки
Шрифт:
Я тоже было сунулся с пластмассовым удостоверением Союза журналистов.
— Куда прешь! — преградил путь голубоглазый цербер.
Тогда я достал конверт — помахал перед носом будочника:
— Письмо к вашему министру несу.
Будто из эфира возникла особа в погонах:
— Кидайте в ящик.
В углу стояли две емкости. Одна пластмассовая, похоже, для мусора. Рядом — картонная.
— Я желаю передать заявление ответственному лицу, чтобы на втором экземпляре сделали пометку.
Гримасничая, девица стала объяснять, что у них не так, как везде. Но уж
Слева от проходной оказался маленький дворик, в каком-то смысле зеленая беседка. В центре стояли три скамьи, посредине столик. Ходоков вроде меня тут собралось с добрый десяток. Товарищи потеснились, уступили место.
После четырнадцати часов все, как по команде, кинулись звонить. Наконец и мой черед пришел. Трубку долго не подымали. Я выдержал паузу.
— Ну чего надо? — раздался раздраженный до крайности голос.
Вкратце изложил свой вопрос. Оборвали на полуслове. Дали понять: с каждым канцелярия возиться не будет. Мое предложение: спуститься к проходной и взять мою бумагу — вызвало смех. Сразу и связь прервалась.
Пропустив дюжину очередников, снова набрал тот же номер. На сей раз невидимка оказалась отзывчивей. На выбор предложила два варианта. Первый. Отправиться в Газетный переулок, там экспедиция МВД. Второй. Идти на Садово-Кудринскую, там находится министерская приемная. Прямо из рук посетителей принимают письма, жалобы, обращения.
Силы были на исходе: выбрал кратчайший путь. Да пока куролесил в метро, потом по жаре плелся — время потерял. Заветное оконце оказалось наглухо запертым. Со стороны за моими действиями наблюдал дежурный, капитан милиции. Он выразил сочувствие и посоветовал явиться завтра, с утречка. Мы разговорились, познакомились. От нечего делать я выболтал содержание своего прошения. На что Павел отреагировал коротко, но многозначительно: «Да-а-а». После паузы прибавил: «А может, лучше махнуть на Сухаревскую. Там вашу бумагу не просто примут, сверх того еще и выслушают». Резонно, конечно, но я плохо знал тот район. На клочке бумаги Павел со знанием дела изобразил схему движения. Для пущей важности заметив: «Это как раз в том здании, где кино о муровцах снимали с участием Владимира Высоцкого «Место встречи изменить нельзя». В памяти всплыл образ душевного и честного Жеглова с братией, которые, не щадя живота своего, боролись с контрреволюционным отребьем в смутный период становления социалистической республики. Признаться, хотелось ощутить атмосферу той эпохи внутри цитадели, возвышающейся на сложном перекрестке Садового кольца. Смущало расстояние… На следующее утро снова поперся в Газетный переулок.
Обстановка здесь переменилась. Добродушный Павел сдал пост, его сменщик и глазом не повел в мою сторону. Но едва прикоснулся я к звонку, заветная дверь широко распахнулась: на крошечный пятачок одновременно вышли двое в штатском. От пакета моего в испуге отпрянули. Похоже, старший по званию, морщась словно от зубной боли, обронил:
— Нет, это не к нам. Мы занимаемся доставкой служебных депеш.
— Заодно и мой конверт прихватите. Здесь
Менты согласно улыбнулись.
— Рады б пенсионеру послужить, — молвил старший (Алексей Иванович). — Рады б, да инструкцией запрещено.
— Так взгреют — мало не покажется, — поддакнул подчиненный.
— Хотя очень-очень хочется помочь, — подсладил пилюлю командир.
Мне показалось, что дело на мази. Потому усложнил задачу:
— Заодно и отметочку сделали б на втором экземпляре.
В момент оба отпрянули от меня, будто увидели в руке бомбу без предохранителя.
— Нет уж, дед, шагай на Садово-Кудринскую. Там найдешь полное взаимопонимание.
Несолоно нахлебавшись вышел на вонючую улицу, мысленно повторяя про себя: «Суди вас Бог». Временами взбадривал свои бронхи адской смесью из газовых ингаляторов. Из последних сил преодолел двадцать семь стертых базальтовых ступеней; плечом отворил дубовую дверь.
Взору открылись великолепные барские покои. Огромный холл. Высоченные окна, задрапированные атласными шторами. Стены по всему периметру отделаны благородной древесиной. Воздух неслышно освежали невидимые кондиционеры. На этом фоне нелепо смотрелась рама с металлоискателем. Возле нее за столиком сидел тщедушный дядечка, с кинжалом на поясе и короткоствольным автоматом на боку.
Осведомившись, с чем я пожаловал, стражник проводил меня к дверям с табличкой «Прием граждан».
Не без трепета пересек незримую черту. За массивным столом восседал настоящий полковник, мирно попивавший ароматный чаек.
Чашки-склянки перекочевали на тумбочку. Хозяин приосанился, стал похож на генерала:
— Я весь внимание.
Теперь в казенных учреждениях редко раздаются такие слова. Я расслабился, поспешно извлек из папки листки. Отдал в протянутую руку оба экземпляра.
— Мы работаем с чистовиками. Второй оставьте у себя.
— Хоть пометочку сделайте: фамилию свою, дату.
— Не учите нас, — не подымая головы, отрезал полковник басом. И сразу углубился в чтение.
Процесс занял кабы не полчаса, а было-то всего-навсего две странички.
Вдруг раздался шлепок ладони по столу:
— И чего же, собственно, вы от нас хотите?
Меня это задело.
— Русским языком написано… Приведен конкретный случай ограбления физического лица. Преступник назван. Обозначена сумма ущерба. Я больше чем уверен, честные спецы извлекут для себя полезную информацию и дадут делу ход.
На лице столоначальника возникла сложная гримаса:
— Вы тут будируете вопрос о своем ваучере. Но ведь президент Путин однозначно дал понять: проблема утратила актуальность. За сроком давности снята с контроля. Все, проехали!
Полковник Абрамов, видимо, принял меня за лоха. Пока же я по разным казенным инстанциям шастал, поднаторел в ваучерном вопросе. Опять же в обществе вновь пробудился интерес к темно-голубым фантикам, которые распродавал россиянам (по 25 рублей за штуку полноценными советскими рублями) главный приватизатор Иудушка-Чубайс.