Вид с метромоста (сборник)
Шрифт:
Люба протянула ему обрывок тонкого выцветшего картона.
Там было написано старческим почерком:
«Детки! Пусть наш мальчик женится на их девочке, и мы помиримся».
Николай Петрович пожал плечами.
– Наплюйте, – сказала Люба. – Вы тоже оказались внутри маминого бреда. Вы были не сами по себе, а ее больная фантазия.
Выдернула у него бумажку, бросила к себе в сумку.
– Пока! До дому доберетесь?
И, не дождавшись ответа, пошла к выходу.
– Точно, – сказал Вася Малинин; они встретились через месяц. – Она поместила тебя в свои бредовые
– Зачем этот психиатрический ликбез?
– Она ненавидела мужчин. Помнишь, ты рассказывал, что она хвасталась: кого-то топили в Эгейском море, вместе с яхтой и любовницей… А кто-то утонул во время ночных купаний…
– Я тебе этого не говорил! – твердо сказал Николай Петрович.
– Неважно. Она это говорила?
– Зачем тебе… – Николай Петрович похолодел.
– Это правда, – сказал Вася. – Было. Топили.
– Хватит! – закричал Николай Петрович.
– Всё, всё, всё, – сказал Вася. – Больше не буду. Катя выбросилась из окна в Вене, в больнице. Обманула санитаров. Она была на самом деле сумасшедшая. Это было даже удобно, особенно если психлечебница санаторного типа, без замков. Да и ключ передать недолго. Хорошее алиби. А вдруг поймают – невменяемая… Отважная, ловкая, легко входящая в доверие к потенциальным «черным вдовам». Но сумасшедшая, никуда не денешься…
Вася помолчал и добавил:
– Если бы я тогда знал, что там внизу, на заднем сиденье мотоцикла, сидит и ждет Алина, – я бы Катю остановил.
18. Заключительная преамбула
Почему «Начало романа»?
Потому что Николаю Петровичу надо жить дальше.
Надо забрать сына от тестя и тещи. Ну, не сейчас, так через полгода, хорошо, через год, но не позже. Забрать, и что делать?
Быстренько жениться, как советовал следователь? На ком? На Любе, что ли? Это невозможно, это возвращение в бред. Хотя она раз в неделю шлет ему эсэмэски. Два слова: «Вы как?» – и он отвечает тоже двумя словами: «Спасибо, нормально». Он, кстати, не знает, в Москве она или в Вене. Нет, нет, нет!
Хорошо. Жениться на Вике Беляк, своей помощнице? Ой. Или на Скай Таунсенд, партнерше их фирмы? Два раза ой.
Или просто нанять няню и работницу? Глупо. Но, наверное, придется.
Он виноват перед сыном, да.
Надо решить наконец, что он ему скажет.
Да, виноват. А что теперь сделаешь? Куда ни кинь, всё клин. У бабушки с дедушкой оставлять ребенка нельзя, новую маму ему преподносить нельзя, оставить вовсё без мамы, в компании папы и няни, тоже нельзя.
На свою собственную маму надежды мало. Молодая женщина! Когда папа умер, сразу выскочила за этого… ну да, да, приличный человек, но в дедушки
Может быть, перевезти в Москву тещу с тестем? Нормальные дед и бабка!
Вряд ли согласятся. Они вросли в Ярославль.
Прекрасный город, кстати! Взять бы и самому туда переехать. Продать квартиру и дачу и купить там нечто приличное. Квартиру в центре и дачу на Волге.
Ага, разбежался. Продать! Что продавать?
Надо будет объяснить маме, что он ошибся, когда срочно перевел на ее имя всю свою недвижимость. Конечно, она отдаст. Наверное. Скорее всего. В конечном итоге. Но всё равно предстоят мучительные разговоры и бесконечное: «Ах, ну давай не сегодня!» Господи…
В общем, всё только начинается.
Без мистики, загадочных могил и тайных преступлений.
Что значительно труднее.
Пять минут прощания
Сто пять слов
Один человек сильно разочаровался в своем друге.
Решил, что это не друг вовсе, а настоящий негодяй и последняя сволочь. И что с ним надо окончательно порвать.
Не общаться и не встречаться. Никогда! Ни разу!
Поэтому он сначала долго звонил ему домой. Потом на работу. Выяснил, что друг в командировке очень далеко и надолго. Поэтому он взял билет на самолет в тот самый город, куда друг уехал. Потом долго разыскивал гостиницу, где он остановился, потом часов шесть ждал его у дверей номера, а когда тот появился, сухо произнес:
– Ты сволочь и негодяй! Понял?
И гордо вышел прочь.
Ах, эти ножки
У меня было несколько историй, когда ничего не случилось. Или случилось, но совсем не то, не так.
Вот еще одна.
Я тогда учился в девятом классе. То есть уже перешел в десятый. Лето было, июнь, Москва.
А она уже была студентка. Перешла на второй курс. Я ей позвонил поздно вечером, сказал: «Приезжай ко мне, родители на даче». Я был уверен, что она скажет: «Ты что, в уме, половина одиннадцатого!» Тем более что она жила у метро «Профсоюзная». А я – в Каретном Ряду.
А она сказала: «Хорошо, сейчас».
Я даже испугался.
Она приехала очень быстро. И подарила мне длинный деревянный мундштук. Только мы сели на диван, только я вставил сигарету в этот мундштук и закурил, как вдруг позвонил один мой дружок и сказал, что какие-то иностранцы зовут в ночной бар в гостинице «Россия». Вот это да! Там были низкие фонари, музыка и табачный дым. И коктейли. Как в кино. Мы там торчали до половины четвертого.
Потом вышли. Уже светало. Мы прошли через Красную площадь к Манежной. Совсем не было машин на улице Горького.