Видессос осажден

Тертлдав Гарри

"Ты благодаришь меня, - потребовал Маниакес, - за то, что я сделал это с бедным, сонным, невинным Каставалой?"

Автократор и вестиарий мгновение смотрели друг на друга. Затем, как будто они были двумя мимами, воспринявшими одну и ту же реплику, они оба начали смеяться.

День середины зимы выдался ясным и холодным. Холод не имел никакого отношения к тому, почему Маниакес предпочел бы остаться в постели. "Было время, - сказал он удивленным тоном, - когда я с нетерпением

ждал этого праздника. Я помню это, но мне трудно заставить себя поверить в это".

"Я знаю, что ты имеешь в виду", - сказала Лисия. "Хотя ничего не поделаешь". "Нет, не тогда, когда ты Автократор", - согласился Маниакес. "Одна из вещей, по которой городская толпа судит о тебе, - это то, насколько хорошо ты можешь сносить побои, которые устраивают труппы мимов". То, что у них была дополнительная причина содрать с него кожу, потому что он был женат на Лисии, само собой разумеется. Его жена, которая также была его двоюродной сестрой, понимала это так же хорошо, как и он.

"Пока мы не в Амфитеатре, мы можем попытаться насладиться днем", - сказала она, и Маниакес кивнул.

"Ну, да", - признал он. "Единственная проблема с этим в том, что нам приходится проводить в Амфитеатре добрую часть дня".

"Но не все". Лисия, казалось, была полна решимости извлечь максимум пользы. Последние несколько лет в этом заключалась роль Маниакеса, когда она неохотно появлялась на публике. Но теперь она потянула его за руку. "Пойдем", - сказала она.

Он пришел, затем внезапно остановился. "Я знаю, что это такое", - сказал он. "Ты так рад, что можешь быть на ногах после того, как получил Савеллию, что все, кроме внутренней части императорской резиденции, выглядело бы для тебя хорошо".

"Полагаю, ты прав", - сказала она. Затем она показала ему язык. "Ну и что?" Она снова потянула его. На этот раз он позволил себя потащить.

Когда они с Лизией покинули отапливаемую в гипокаусте резиденцию, дыхание вырывалось из их ртов и носов огромными, мягкими на вид облаками тумана. На мертвой желто-коричневой траве лужаек между зданиями блестел иней. Словно для борьбы с холодом, на булыжной мостовой, ведущей на восток к площади Паламы, пылал большой костер.

Толпа дворцовых слуг, конюхов и садовников, а также несколько простых горожан в праздничных нарядах стояли вокруг костра. Некоторые сгрудились поближе, протягивая руки, чтобы согреть их. Затем прачка бросилась к огню, длинные юбки развевались у ее лодыжек. Перепрыгивая через костер, она крикнула: "Гори, несчастье!" Она пошатнулась, когда приземлилась; конюх в безвкусной тунике подхватил ее за талию, чтобы поддержать. Она отплатила ему поцелуем. Его руки крепче обняли ее. Толпа улюлюкала и подбадривала и давала непристойные советы.

Глаза Лисии сверкнули. "В День Середины Зимы может случиться все, что угодно", - сказала она.

"Я знаю,

на что надеется этот парень", - ответил Маниакес. Он наклонил лицо Лисии к своему для краткого поцелуя. Затем он сам побежал к костру. Люди кричали и убирались с его пути. Он прыгнул. Он воспарил. "Гори, неудача!" он закричал. По всему Видессосу, городу, по всей Империи Видессос, люди прыгали и кричали. Священники называли это суеверием и иногда выступали против него, но когда наступил День Середины Зимы, они тоже вскочили и закричали.

Звук решительно бегущих ног заставил Маниакеса оглянуться. Вот появилась Лисия, ее очертания странно менялись, когда ее видели сквозь тепловую рябь огня. "Гори, неудача!" - крикнула она, прыгая. Убедившись, что никто его не опередил, Маниакес облегчил ее приземление. "Что ж, спасибо вам, сэр", - сказала она, как будто никогда не видела его раньше. Толпа снова заулюлюкала, когда он поцеловал ее еще раз. Предложения, которые они озвучили, ничем не отличались от тех, что они дали конюху и прачке.

Рука об руку Маниакес и Лисия направились к площади Паламы. Предприимчивый парень накрыл стол с большим кувшином вина и несколькими глиняными кубками. Маниакес взглянул на Лисию, которая кивнула. Вино оказалось не лучше, чем он ожидал. Он дал виноторговцу золотую монету. Глаза парня расширились. "Мне п-жаль, ваше величество, - сказал он, - но я не могу этого изменить".

"Не будь глупцом", - сказал ему Маниакес. "Сегодня День Середины Зимы. В День Середины Зимы может случиться все, что угодно". Он и Лисия пошли дальше.

"Да благословит вас Фос, ваше величество", - крикнул ему вслед виноторговец. Он улыбнулся Лисии. Он не слышал этого в городе, недостаточно часто.

Лисия, должно быть, думала вместе с ним, потому что сказала: "После этого, кажется, стыдно идти дальше в Амфитеатр".

"Это так, не так ли?" - сказал Автократор. "Впрочем, ничего не поделаешь. Если я не буду сидеть там, на хребте, и смотреть, как труппы мимов издеваются надо мной, половина города подумает, что меня свергли, а другая половина будет думать, что я должен быть. Я правлю каждый день в году, кроме одного, и я не могу - или я не должен - жаловаться на то, что происходит тогда. В День середины зимы может случиться все, что угодно ". Теперь он придал высказыванию ироничный оттенок.

Площадь Паламы, расположенная за дворцовым кварталом, была забита гуляками - и виноторговцами, и гурманами, и проститутками, чтобы помочь им веселиться больше ... и, без сомнения, срезателями кошельков и жуликоватыми игроками, чтобы помочь им веселиться меньше. Маниакес и Лисия перепрыгнули еще через несколько костров. Никто не проклял их. Маниакес увидел в толпе двух священников, но один был сильно пьян, а другой обнимал за талию женщину, которая, вероятно, не была леди. Автократор пожал плечами и продолжил путь к Амфитеатру. Он полагал, что даже священники заслуживают выходного дня от святости раз в год.