Виктор Вавич (Книга 1)
Шрифт:
– Стало быть, Кузьмы ждать не будем. А это, товарищи, будет товарищ Валя, заместо Петра. А просто сказать, у нас поминки моего деда - мертвого, а барышня у нас - дрова он у них колол, - и вот уважить покойника.
Филипп прищурил глаза и улыбался во все стороны.
– Присаживайтесь!
– сказал Филипп. Все как-то враз грохнули стульями, хотя места было много.
Наденька села, Филипп выскочил в двери, и слышно было, как он кричал во дворе:
– Ковыряйся ты скорей, христа-ради. Тя-мно! Дуре
– О чем же мы сегодня будем беседовать?
– сказала Наденька и перевела дух.
Все наклонились ближе. Скрипнули кроватью и парнишки.
– Я думаю рассказать вам о том, как правительство собирает с народа деньги, каким хитрым способом...
"Не очень ли глупо я говорю?" - подумала Наденька. Нахмурилась и покраснела.
– Да, да, - ободрительно сказал пожилой.
– Вот вы курите, например.
Рыжий хмуро глянул на Наденьку, потом на форточку.
– Нет, не то что дым, а вы покупаете табак ..
В это время в двери влетел Филипп.
– Это про что, про что?
– спросил он, запыхавшись.
– Да стой, тут уж есть речь, - отмахнул рукой пожилой.
– Или вот спички, - продолжала Наденька.
– Вот дайте коробку спичек.
– А вот, пожалуйте, - молодой парнишка вскочил и совал коробочку из-за Наденькиной спины.
Наденька показывала на бандероль - парнишки встали и все смотрели, будто не видали раньше этой привычной наклейки на коробке.
– Так, так. Вот и скажи ты!
– ободрял Наденьку пожилой. Наденька говорила про керосин, про сахар.
– А мы вприкуску, - сказал в стол рыжий рабочий, - с нас не заработаешь.
На кровати хихикнули. Филипп оглянулся назад - ишь, мол, щенки. А потом, наклонясь к столу, чтоб видеть через Наденьку рыжего, Филипп сразу горячо заговорил, будто копил спор до времени:
– А это разве дело? А? А в деревне и вовсе без сахару, так, палец пососал - и ладно. Так это что? Это справедливо? Тебе объясняет товарищ, что это дерут с людей...
– Нет, - сказала Наденька, - вот в этом-то и дело. Пусть даже очень мало едят сахара, каждый, каждый. Но их сотня миллионов, миллионов, а такого количества не съесть богатым, пусть они...
– Пускай зубы себе проедят на этом сахаре, - помогал Филипп, - пусть себе в ноздрю пихают, коли в глотку не лезет
– Все равно.
– продолжала Наденька. В это время на кровати послышалось бормотание. Филипп досадливо обернулся - опять?
– Вам что-нибудь не ясно?
– сказала Наденька.
– Вы спрашивайте, пожалуйста.
– Да так, он тут с глупостями.
– Что? Пожалуйста, - настаивала Наденька и совсем повернулась к молодым.
– Да не к делу вовсе, - говорил парнишка, что совал давеча спички. Так, глупости.
Другой смотрел в пол, свесив вихры на лоб.
– Вы говорите!
–
– Да говори, что там, - сказал Филипп. Парнишка бросил голову вверх:
– Да вот говорит: спроси ее, пусть скажет, есть Бог или нет?
– Во тебе богов цельный угол, - и Филипп протянул пятерню к божнице, выбирай себе любого, волоки домой хоть в мешке.
– Об этом мы поговорим, - сказала Наденька. В это время все обратили внимание: из коридора кричал женский голос.
– Что ж, говорю, самовар-то возьмете? Кипит, говорю, самосильно.
Оба парнишки пружиной дернулись с кровати и бросились весело в коридор.
Филипп принес посуду и баранки.
Когда рыжий стал щипать на мелкие кусочки сахар, сосед, смеясь, сказал на весь стол:
– Ты что это, уж в гроб казну загнать хочешь?
Наденька не знала: пить ей вприкуску или положить кусок в чашку.
Филипп ложечкой плюхнул Наденьке большой кусок, расплескал на блюдечко.
На цепочке
МИМО Наденьки просунулась рука, и молодой парнишка, ухмыляясь, сказал:
– Нам бы сюда пару бубликов и того... косвенного бы баночку.
Все рассмеялись. Что-то сразу раскупорилось, и все не в лад заговорили. Наденьке эти разговоры казались аплодисментами. Она скромно и важно прихлебывала чай.
– Да, чай не чай, - говорил рыжий, наклоняясь к блюдцу, - а очищенную потребляем, - он подул в блюдечко, - и даже, сказать, здорово.
– А вот дал казне заработок, зато тебе квартира бесплатная, с казенным замком.
– А в перевыручку тебе еще в загривок всыпят, - пустил с кровати паренек.
– Да что, товарищи, обижаться на фараонов, да по пьяному делу, сказал Филипп, сказал громко и повернулся боком к столу. Он размахивал руками, чуть не задевая Наденьку.
– Фараон и есть фараон! Что он тебе дядя крестный? А вот когда сам-то с нашего же брата и тут тебе под носом гадит, так это что же выходит?
Все смотрели на Филиппа.
– А что, - продолжал громко Филипп.
– Возьми мастера. Да недалеко ходить, нашего хотя бы. Это тебе не косвенный, а прямо можно сказать заноза и паразит трудящего человека.
– Да что ты "мастер, мастер", - сказал пожилой; он откинулся на стуле и прямо глянул на Филиппа. Он перестал улыбаться.
– Мастер, ты говоришь. Это уж его дело такое. Убери ты этого мастера, пойдет, знаешь... да что говорить...
– Что говорить?
– кричал Филипп.
– А то, что зачем из человека кровь пить? Дом он себе построит из наших копеек-то?
– Копейки не ему, - сказал рыжий; он сосал с блюдечка стакан за стаканом.
– Да я тебе скажу, - начал снова пожилой, - ты, Филька, брось. Тебя мастером поставить, так не похуже Игнатыча шило бы из тебя вышло. Это уж небеспременно.