Викториада
Шрифт:
– Я ничего не слышала.
– Для убедительности она пожала плечами.
– Интересные пироги с котятами. Их едят, а они пищат.
– Он опять задумался.
– А больше ты этого нигде не слышал.
– Нет. Ну, может быть… - Я попытался вспомнить свои ощущения в троллейбусе.
– Вроде, как бы… Да, нет - там было так шумно, да и не до прислушивания мне тогда было.
– Нет, первый раз.
– Ладно, отнесём это пока в разряд необъяснимого.
На этих словах в лобовое стекло ударил луч прожектора. Охрана, убедившись по рации, что это свои, перенесла пятно света за бронемашину. БТР медленно вполз на
– Как съездили?
– Есть что рассказать. Но потом. Наши все вернулись?
– Да, часа два уже как… Ждут в оперативном зале. Тоже с приключениями покатались. Это вы задержались, мы уже волноваться начали. Вам ужин туда принести? – и, получив утвердительный кивок, пробурчал под нос.
– Сейчас распоряжусь.
Проводив взглядом ушедшего в бункер Михалыча, начальник заглянул в десантный отсек боевой машины: - Ладно, мальчики и девочки, выгружаемся, сдаем оружие и сбор через полчаса в оперативном зале. Вить, карту захвати.
– Это обращение было уже ко мне, и я, суетливо схватив с полки сложенную карту, утвердительно кивнул.
Не знаю, как кому, а мне, конечно, полчаса не хватило. Потом я еще немного заблудился в переходах и коридорах бункера. В общем, к моменту, когда я появился в огромной комнате, прошел уже час. Мой остывший ужин сиротливо стоял на столе, а Борисыч, львом в клетке, мерил шагами свободное пространство.
– Пардон, - смущенно произнес я, - Немного заблудился в ваших лабиринтах.
Екатерина скорчила брезгливую гримасу, а Борисыч вообще остановился и посмотрел на меня, как на говорящую тумбочку.
– Ладно. Начнем - точнее, продолжим.
Я с тоской посмотрел на тарелку с вермишелевым супом.
– Ты ешь-ешь, но уши не выключай.
– Прапорщик повернулся спиной ко мне и кивнул командиру второй группы.
– Продолжай, Леш.
Крепкий невысокий мужчина в модном, по нынешним местам, камуфляже откинулся на своем стуле.
– С какого момента?
– Дальше давай.
– Добрались до точки. Зачистили её. Мертвяков не так чтобы много было, но повозиться пришлось. По времени сигнала - отработали по сканированию. Карта… - он кинул на стол сложенную в плотный пакет карту.
– Вооот… значит. А дальше началось веселье. Съезжаем мы с высоты, а там, на дороге народу шляется - как в городе на дневном проходе. Откуда такое стадо взялось - ума не приложу. Два часа назад пусто было, а тут набежало, словно объявление в газете прочитали. А у нас же не «бэтэр» - у нас «Уёбзик» - буханка колченогая. Напролом не попрёшь. Мы и стали вначале улицы. Пока чесали репу - что делать, тут и начался цирк с конями. Мы такого никогда не видели, а уж поверьте - повидали много. Сначала мертвяки столпились кучей, просто перегородив дорогу, но на нас никакого внимания. Прямо, даже обидно стало, словно и нет нас вообще. Ну, там, бродили, толкались, в общем, всё как обычно, а потом, мы уже собрались дать задний ход на холм, и там попытаться кустами прорваться на другую дорогу, так вот начали как-то странно раскачиваться, словно под музыку какую-то.
– А вы ничего не слышали?
– Я даже не заметил, как, заслушавшись, замер с полной ложкой возле рта.
Командир группы задумался на мгновение, будто засомневался.
–
– А дальше?
– А дальше это стадо начало двигаться, Прямо так закручиваться в спираль. И таким вот хороводом ушло в сторону дворов многоэтажек. А мы посидели минут пять с открытыми ртами, а потом, опомнившись, погнали домой.
Выпавшая из моей руки ложка громко звякнула о тарелку, окатив меня каплями уже остывшего супа.
– Прошу прощения.
– Я вытер рукавом лицо и, выловив из супа ложку, быстро стал доедать оставшуюся еду.
Борисыч хмыкнул: - Ну ладно, продолжим.
– После чего подробно рассказал наши приключения. Я к этому моменту успел расправиться с супом, котлетой и перешел к чаю с бутербродом. Где-то на середине бутерброда его рассказ закончился и начальник, указав на меня, объявил:
– А теперь о своих ощущениях нам расскажет Виктор.
– Он указал на меня, и бутерброд застрял у меня на середине.
Я с сожалением посмотрел на недоеденный кусок. Прожевал. Запил чаем. Прокашлялся и начал.
– Корче, когда вы ушли за-чи-щать (это слово военных мне казалось очень неуместным и инородным) территорию, установилась тишина, и я услышал этот звук. Он похож на… - тут я попытался подобрать слово. Ведь звук медитации буддистов они могут не знать, а на что же он похож? А вот!
– Он похож на работу генератора высокого напряжения. Такой низкочастотный. И чем ближе я подходил, тем он был сильнее. А потом, когда товарищ прапорщик сжег это существо…
– Старший прапорщик. Если уж называешь меня по званию, то называй его правильно.
– Да, прошу прощения… старший… когда сжег этого монстра, я услышал визг, от которого чуть голова не лопнула. Корме меня этого никто не слышал.
– Я пожал плечами, мол, что было то и было.
– Да, добавлю,- Сергей Борисович благосклонно мне кивнул.
– К этому существу действительно тянуло. И требовало больших сил этому противостоять.
– Да уж!
– Подтвердила Екатерина и ее аж передернуло от воспоминаний.
– Ну, а что теперь скажет наука?
– Начальник перевел внимание всех на докторшу.
Мария Семёновна, сидящая в углу, вышла из летаргии, в которой она, наверное, прибывала и, прокашлявшись, начала:
– Что, мертвые собираются в группы в дневное время, мы заметили давно. Наверное, это какая-то новая стадия взаимодействия вируса с организмом, или вообще его мутация. Трудно сказать, надо материал и исследования.
– Что ты мне предлагаешь, перед тем как этого… - он задумался на секунду, пытаясь подобрать слово.
– …Мегаморфа спалить - от него надо было кусочек отщипнуть? Хорошенькое дело!
– В идеале - да.
– Марья Семёновна нервно поправила прическу.
– Хотя, можно было попробовать кого-то из хоровода вытянуть. Но обязательно «живого»!
Борисыч хмыкнул и кивнул командиру штурмового отряда, как бы ища его поддержки?
– Слыхал, живого ей подавай.
– А чего мне ваши мертвяки. Вирус в мертвых тканях после гибели нервной системы не живет и пяти минут. Вы его даже в холодильник упаковать не успеете. Поэтому и надо живого
– Любишь ты нам, Семёновна, задачки задавать. Хорошо, будем подумать. А про Виктора нашего, что скажешь?