Викториада
Шрифт:
Противореча утверждению командира, ехали мы не долго. Через пол часа, как только мы проехали Спартаковское, ожила рация, включенная на громкую, голосом командира разведчиков.
– Первый, наблюдаю стадо за окружной, прием…
– Дозор, останавливайся и жди всю колонну, прием....
– Принял.
Спартаковское - это тот поселок, в котором я испытывал сканеры. Находился он на небольшой возвышенности, и дорога с объекта, проходя сквозь него, спускалась с пригорка и пересекала через перекресток окружную дорогу вокруг города. Дозорный «Уазик» остановился на выезде из
– Едрить его в качель!
– Произнес наводчик, у которого обзор был не в пример лучше, чем у меня.
С языка снял.
– Борисыч, уже стянул с себя шлемофон, чтобы не париться, поэтому задумчиво почесал свой стриженый затылок.
Я как мог, изогнулся, чтобы посмотреть через лобовые смотровые бронестекла. Рядом с моим плечом, широко раскрыв глаза и сопя носиком, примостилась Катя.
За окружной, насколько хватало глаз, стояла огромная толпа мертвяков. Их были тысячи. Да нет, скорее десятки тысяч, а может и сотни… Передние ряды стояли плотно, словно воины средневековой армии, создавая непреодолимую стену, а за их спинами, словно в растревоженном муравейнике в постоянном хаотическом перемещении бродили тысячи и тысячи, готовые заменить павших в строю. Будто весь город собрался, чтобы не пропустить нашу колонну.
– Это что такое?
– первым не выдержал я.
– Не знаю, я такое сам первый раз вижу.
– Прапорщик даже наклонился вперед, чтобы рассмотреть насколько эта толпа уходит влево и вправо от нашего перекрестка, после чего не выдержал и, открыв верхний люк, высунулся наружу. До первых зомби было около километра, но я испытал настоящий ужас, что открытый люк впустит к нам эту толпу. И когда Сергей Борисыч нырнул обратно, закрыв за собой люк, я испытал настоящее облегчение.
Он взял переговорник и, нажав на тангету, произнес:
– Откатываем назад. Они слишком близко к дороге стоят, если вздумаю заблокировать, не успеем среагировать. Тут никакого БК не хватит. Объезжаем по второстепенным дорогам.
Рация прожужжала ответ и «Уазик», легко развернувшись, скрылся за домами поселка. БТРы же пятились до самого центра Спартаковского, где только на широкой центральной площади, как раз той, где я тестировал свои рации, смогли развернуться и проследовать вслед скрывшемуся впереди дозору.
Следующие два часа ехали без приключений. Я даже придремнул немного. Но очередная кочка меня разбудила, приложив ручкой тесака по затылку, и сон как рукой сняло. Я почесал ушибленное место и уставился в озорные, смеющиеся глаза Кати.
– Выспался?
– Поспишь тут с вами, не затылок, а одна сплошная шишка.
– Ладно, жаловаться на жизнь. Хорошо же едем. Я так бы ехала и ехала. Люблю это дело.
Я еще раз потрогал надувающуюся на затылке шишку. Не, я тоже люблю путешествовать. Особенно когда меня куда-то везут. Едешь себе и в окошко пялишься: погодка, природка, музончик опять же мурлыкает. Всё атмосферно и пейзажненько. Вот если брать все эти критерии, то сейчас всего этого нет. Сидишь в железном ящике, затылком об углы бьешься, ничего не видишь вокруг и опять же в полной тишине, только движок бронетранспортера урчит, да берцы стрелка под носом гуталином воняют. Не, не нравятся мне такие авто путешествия. От слова, совсем не нравятся.
Опять заговорила рация, прапорщик
– Передовой дозор выехал к развязке на северную дорогу. То есть, город мы объехали, с чем я вас и поздравляю. Мы сейчас их догоним и первый перекур. Мальчики, как говорится, налево, девочки направо. В кустики только парами. Всем все понятно?
– А я как?
– Катя посмотрела в десантное отделение, выискивая спрятавшуюся там вторую девочку.
– А тебе в пару Марья Семеновна, она во втором «бэтере» едет. Она тоже девочка, хотя я лично в этом очень сильно сомневаюсь.
Подъезжали к остановившейся на перекрестке «буханке» уже под дружный гогот всех бойцов.
Я шел во второй двойке, после того как выставили охранный периметр. Честно говоря, еле дотерпел - чаёк из термоса во всю уже просился наружу. Я то и утром в спешке забыл посетить моего белого друга. Поэтому мой напарник по естественным потребностям только хмыкнул и, отвернувшись, взял наизготовку автомат, когда я, забежав в лесок, стал судорожно расстегивать ширинку. «Фух! Как груз с души сняли. Это же какое счастье, когда ничего не давит на мочевой пузырь!»
– Твоя очередь.
– Боец опустил свой автомат и указал мне пальцем в тактической перчатке на оружие. Я кивнул и взял свой «укорот». Оказалось действительно удобно. Автомат, висевший на коротком ремне стволом вниз, надо было просто приподнять, и он удобно ложился в руки, поворачиваясь стволом туда, куда поворачивалось мое тело. Хотя смотреть было особо некуда. Лес и лес. Разве что птички весело чирикали по-весеннему, перелетая с ветки на ветку, да проснувшиеся муравьи приводили в порядок свой муравейник.
– Я все, выходим.
«Ну, выходим и выходим, другим же тоже надо. Посрать и родить - нельзя погодить». Мы поднялись по откосу кювета, и другая пара с легким шелестом исчезла в листве. Еще ждать и ждать. Я посмотрел вперед, где дорожное полотно скрывалось за поворотом. На изгибе дороги, метрах в трехстах от нашей стоянки стоял широкий плакат с выцветшей от времени краской. Я бы его и не заметил, если бы, поднимаясь на откос дороги, не посмотрел в сторону уходящей вдаль дороги. Стоял он немного за поворотом и виден был только с левой обочины дороги. С расстояния было совершенно не понятно, что он гласил, но было ясно, что написан он был красной краской на когда-то серебристом, а теперь ржавом стальном листе, приваренным к толстой железной трубе, которая торчала в грунте возле самой дороги, практически возле кромки потрескавшегося асфальта, так, чтобы пропустить его было практически невозможно.
– Что ты замер?
– Ко мне из-за спины подошел Сергей Борисович.
– А чё это там?
Он достал из разгрузки зеленый обрезиненный бинокль и долго разглядывал указанный мною плакат, читая, как первоклассник по сладам:
– Концетрационно-сортировочный лагерь МЧС… пятьсот метров... и стрелочка направо. Во как! Только концлагеря нам тут и не хватало. Будем посмотреть.
С противоположного кювета выбралась Катя под конвоем Марьи Семёновны и тут же отобрала у отца бинокль и стала изучать плакат.