Виноградники ночи
Шрифт:
А поезд уже съехал в низину, то приближаясь слева к песчаным холмам на горизонте, то снова отодвигаясь от них, и Герда знала, что за холмами — море, и пару раз ей даже удалось увидеть сверкающую полоску вдали. Потянулись белые домики под пальмами, улицы разветвлялись, дома становились все выше. И поезд, наконец, замедлил ход; остановился, устало выдыхая влажный пар. Герда уже давно сняла кофточку, а когда вышла под яркое тель-авивское солнце, захотелось снять и платье. Может, пойти сразу к морю и посмотреть на него? Или даже искупаться? Но она не взяла купальные принадлежности… Нет-нет, надо сначала встретиться с этим Эли.
Она
Она отыскала № 4 — в начале улицы: двухэтажный дом из серого бетона с темными разводами на стенах. Сколько ему лет? Ну уж никак не больше двадцати… А выглядит потрепанным и старым… То ли потому, что возведен из первых подвернувшихся материалов да на скорую руку, то ли из-за влажно-соленой разъедающей близости моря… Она вдруг вспомнила указания Марка, резко обернулась — парень с девушкой шли по противоположной стороне улицы, потная толстуха, отдуваясь, тянула сетку с продуктами — вроде, ничего подозрительного…
Герда вошла в маленький двор, заросший кустами акации, поднялась по лестнице с кривыми ступенями на второй этаж. Рядом с единственной дверью, наскоро выкрашенной белой краской, звонка не было. Да и не нужен он здесь: Герда постучала так, как научил ее Марк: три длинных раздельных удара, и сразу два коротких. Но открыли не сразу: видимо, кто-то изучал ее сквозь дверной глазок… Черт бы их побрал с их конспирацией! Уже не раздумывая, Герда с силой стукнула в дверь. С той стороны словно ожидали такого поступка — дверь сразу открылась, и перед Гердой возник щуплый невзрачный человечек с острыми близко посаженными глазами. «Вы Эли? Я от Марка!» — сказала Герда. Человечек продолжал неподвижно стоять, разглядывая незнакомку… Герда вдруг вспомнила нужные слова: «Вам привет от Гая Розенцвейга!» — выкрикнула она. Человечек задумчиво кивнул головой — и посторонился, пропуская гостью.
Салон начинался сразу от двери — он был такой же маленький и невзрачный как его хозяин. Герда решительно прошла внутрь, села на стул возле дощатого письменного стола — вся эта волокита ей начинала уже надоедать.
— Вы Эли? — спросила она, когда хозяин уселся напротив нее: его острая маленькая головка была едва видна. Этот эффект достигался тем, что стул был низким, и стол словно нависал над Эли.
— Да. Так какое же у вас ко мне дело?
Голос был высокий, с хрипотцой — словно игла скреблась по патефонной пластинке.
Герда помолчала — проговорила про себя весь текст — раздельно и четко произнесла его.
— Хорошо… — проговорил задумчиво Эли, — хорошо! А откуда вы знаете Марка?
— Мы познакомились случайно.
— А чем вы занимаетесь?
— Работаю в книжном магазине… Нет-нет! Я не участвую в ваших делах!
— Правда? — и Эли даже улыбнулся — вернее, губы его растянулись, отчего стали еще тоньше.
— Хотите что-нибудь выпить?
— Хочу! — сказал Герда, которую уже давно мучила жажда.
Эли
— Это вас устроит?
— Вполне.
— Вот что… — проговорил он после того, как Герда залпом осушила стакан, — вы здесь посидите несколько минут… Я сейчас вернусь.
И скрылся за дверью соседней комнаты.
Герда посидела, встала, прошлась, снова села… Обстановка комнаты была на удивление безликой! Лишь красочный отрывной календарь ярким пятном выделялся на белой стене, и Герда внимательно изучила его: там были фотографии физкультурников на параде и кибуцников, шествующих в строю с поднятыми вверх, как винтовки, граблями и лопатами. И много фотографий политических лидеров общины.
— Извините, что заставил ждать.
Герда обернулась. Перед ней стоял Эли, протягивая квадратик тонкой пергаментной бумаги.
— Спрячьте куда-нибудь… ну, хотя бы под ремешок часов… да, вот так… и передайте Марку. Если возникнут затруднения, сразу же выкиньте. Понятно?
— Понятно.
— Хотя, полагаю, их не будет…
Помолчал, уставясь в календарь на стене… Снова повернулся к Герде.
— Деньги. Для вашего друга, — достал из кармана брюк внушительную пачку банкнот. — Здесь полторы тысячи Думаю, ему хватит… Пока.
Герда улыбнулась.
— Вы так доверяете мне…
Губы Эли снова растянулись в некое подобие ответной улыбки.
— Я же вижу человека!.. Счастливого пути. И, ради Бога, будьте осторожны!
Щелкнул за спиной замок. Герда спустилась во двор, вышла на улицу. День клонился к вечеру, но духота лишь усилилась.
«Залман, как тебе не стыдно! Почему ты кричишь? Что я сделал такого?» Дед ходит по участку вслед за отцом, только что приехавшим из города. Отец даже не успел переодеться — только положил свою кожаную папочку на стол в саду. «Зачем ты купил эту бочку?!» Большая бочка с выпирающими, изъеденными ржой стенками — последнее приобретение деда — стоит возле отцовского гамака. «Она не худая, я проверял. Мы перенесем ее к террасе, там, где вода во время дождя стекает с крыши». «И что?» «Как что? У нас будет вода на случай пожара». «Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? И сколько ты заплатил за нее?!» Дед смущенно хихикает. «Ай… Всего три рубля». «Три рубля? За эту ржавчину три рубля? Пусть твои пьяницы за эти же три рубля унесут ее с участка!» Дед поджимает губы. «Ты ничего не понимаешь. Ты не деловой человек! Не знаю, Залман, как ты будешь жить без меня…»
Дед умер, а бочка осталась. Стоит, полная зацветшей воды. Я сижу на верхнем этаже у открытого окна веранды, и слышу, как жена и мать щебечут на кухонной терраске. «Ах, Тея Израилевна, подумать только, они разводятся!» «Не может быть… Они казались такой благополучной парой…» «Да что вы, это все видимость!» Они не любят друг друга, купеческая правнучка с Петровки и дочка неудачливого шахера-махера. Не его это было занятье — вот и умер от инфаркта. А что делать? Надо ведь было кормить семью… О, нет, правнучка купца — не антисемитка. Она принадлежит к тем русским людям, которым невыносимо плохо в слякотном, душном, пьяном российском быте. Надо его изменить, как-то его перестроить, покончить с ним!.. А если не удается, то вырваться! Чужое ее притягивает. Даль ее манит… Вот и вышла за меня как за некий залог — еще не ясный ей самой — другой жизни, иной дали.