Виноградники ночи
Шрифт:
— Я их мучаю… Да чтобы у тебя язык отсох! Сказать такое… Я, что ли, шляюсь как драная кошка по ночам? Да мне на улицу стыдно выйти… Да я уж и не знаю…
— Какое вам дело, мама? Что вы понимаете обо мне?
— Был бы хоть человек приличный!
— Ловля ветра, — внятно произнес реб Нахман и, достав из кармана платок, громко высморкался.
— Приличный?! — кричала Руфь, все более распаляясь. — Да какой приличный человек возьмет меня? Все, что я имею, это драное платье и картошка с луком! А вы
— Кто ж виноват, что мы живем в такие несчастные времена… Я бы послала тебя в Киев…
— Ха! Как бы не так! Вы бы уж раскошелились! Да мы будем помирать с голоду, а вы не потратите и рубля из своей кубышки! Что так смотрите? Думали, не знаю?
— Мы копим на черный день — загнусавил реб Нахман, — складываем денежки в столбики, столбики кладем в коробочку, коробочку прячем в подвал…
Широко открыв рот, старуха заглотнула воздух, осела на стуле.
— Вы еще пожалеете, — проговорила она и обвела всех медленным взглядом, — не будет вам счастья и удачи не будет, и деньги не пойдут вам впрок!
… Ты приоткрыл глаза. С мгновенным изумленьем видишь окошко прямо перед собой — ах, да, это зеркало трюмо… Идет снег. Из сизой мглы едва проступают верхушки деревьев, и им навстречу по гладкой поверхности один за другим шагают розовые слоны, трубят, вздымая вверх колечки хоботов. Они уходят вдаль, теряются в бездонной глубине, где, не переставая, сыплет и сыплет снег.
— Проснулся? — говорит бабушка. — Вот и хорошо. Вставай-ка скорее.
Дед сидит за столом, щелкает костяшками счет. Я вижу серый хохолок его затылка.
— Шимон, — говорит бабушка, — неужели нельзя заняться делами чуть позже?
Он даже не поворачивает головы. Он слишком занят. Он составляет аккуратные столбики из серебряных монеток, плотно обертывает их бумагой, прячет в стол.
— Майн киндер, — говорит бабушка, — майн зун… Идем, я уже подогрела воду…
…Зачем он взобрался на крышу? Широкие грязные ступни его торчат из слишком коротких штанин. Он держит на коленях ящик. Свесив голову к плечу, почти касаясь длинным усом крышки, смотрит сверху вниз на Шимона.
— Черный день! — истошно кричит он вдруг, — черный день!
И постукивает по ящику, подергивает жирным плечом.
Шимон вздрогнул, приподнялся с постели… Гулко ухало вдалеке. Как хорошо он знал эти звуки! Целый год он бежал от них, а они преследовали его, гнали, травили.
Торопливо оделся, перемахнул через подоконник, спрыгнул на землю… Кажется, гремит со стороны реки… Спотыкаясь в темноте, спустился к берегу. Да, так и есть грохочет за дальним лесом. Тянет гарью. Розовый отблеск лежит на воде. Круг сжимается, а он стоит в самом центре его с безвольно опущенными руками!
Треснула ветка. Обернувшись, он увидел двух парней, стоящих метрах в десяти от него.
— Кто здесь? — крикнул молодой голос.
— А! — проговорил другой, — я его знаю. Он у Нахмана живет.
— Мир вам! — хрипло сказал Шимон.
Выступили из тени. Знакомая тощая фигура, куцый пиджак… Давидка. Рядом — поменьше, в широкополой шляпе и сапогах.
— Ай, как вы меня напугали! — Шимон попытался усмехнуться, оборвал… Да у них винтовки, самые настоящие винтовки за спиной…
Сдернули с плеч, опустились на землю. Давидка подтянул острые колени к подбородку, обхватил руками; другой — швырнул шляпу в траву и, вынув из кармана папироску, закурил.
— Слышь, Давидка, — сказал он, — искупаться бы…
— Давай. Только быстро.
Отрывистый, ломкий голос.
— О, вода всю усталость смоет! — воскликнул Шимон и присел на корточки рядом с Давидкой.
— Верст тридцать отмахали, — гордо сказал маленький, стаскивая сапог и от нетерпенья подпрыгивая на одной ноге.
— Яцек? — Давидка вскинул голову, резко обернулся. — Как думаешь, успеют они?
— Конечно! Ночь впереди.
— Рано светает…
Умолк. Снова вскинулся.
— Что копаешься? Надумал купаться — иди!
— А, ну тебя…
Яцек зябко поежился. Переступая босыми ногами по траве, осторожно двинулся к реке. Шум раздвигаемых веток, всплеск, тишина…
— Я вот все думаю… — сказал Шимон, — все вот думаю… что ожидает нас, так сказать, в ближайшем будущем? Вы, я вижу, э… человек сведущий и энергичный…
— К чему тебе знать? — проговорил Давидка, не поворачивая головы. — Много знания — много печали.
— Это, конечно, так… Но, все-таки!
Скосив глаза, Давидка растянул в улыбке тонкие губы.
— Недолго тебе еще крышу сарая латать. Гакнется скоро сарай вместе с крышей!
— Вы думаете… То есть, вы хотите сказать…
— Слушай! — крикнул вдруг Давидка и, запрокинув голову, клюнул воздух носом. — Мысль у меня хорошая появилась… Возьми-ка ты ружье, а? Отличное ружье, справное. Ей Богу, они тебе скоро пригодится. — И, подняв ружье с земли, повел дулом в сторону Шимона.
— Ай! — крикнул Шимон, вскакивая и пятясь. — Зачем оно мне?
Глухо стукнуло упавшее в траву ружье. Уставясь в землю, Давидка молчал.
Шимон коснулся спиной кустов, поскользнулся, ухватился за ветку.