Виновный

Баллантайн Лайза

— Денни, твои дела пошли на поправку, — сказала Триша. — Так держать.

— Я переезжаю к маме? — спросил он, выглядывая из окна, как будто обращался к проезжающим машинам.

— Нет.

— Вы отправляете меня в другое место?

— Не в этот раз. Вечером я отвезу тебя обратно к Минни.

Дэниел кусал губы, по-прежнему глядя в окно.

— Мы с ней будем одни?

— С мамой? Нет, Денни, извини, но это свидание под наблюдением. Хочешь послушать радио?

Он пожал плечами, и Триша, покрутив

настройку, нашла песню, которая ей понравилась. Дэниел пытался думать о том, как он собирает яйца, сажает морковь или играет в футбол, но в памяти было темно и пусто. Он вспоминал, как сидел в мамином шкафу в почерневшей от копоти квартире.

— Зачем ты высовываешь язык? — вдруг спросила Триша.

Дэниел быстро спрятал язык. Во рту ощущался угольный привкус.

— Ой, малыш, ты только посмотри, как ты вырос!

Ее кости все так же больно кололись. Дэниел напрягся, ожидая соприкосновения с ее ребрами и локтями еще до того, как она успела его обнять. На вид она ничуть не изменилась, разве что под глазами залегли черные тени. Дэниелу не хотелось до нее дотрагиваться, и это его потрясло.

Триша стояла, держа сумку двумя руками.

— Я принесу попить, — сказала она, — дам вам пару минут на новости, а когда вернусь, помогу вам через это пройти.

Дэниел не понял, к кому она обращалась, и не представлял, что за помощь была им нужна.

Он увидел, что мать вот-вот расплачется, поэтому встал и погладил ее по волосам так, как ей нравилось.

— Все хорошо, мам, не плачь.

— Ты навсегда мой герой, правда же? Как у тебя дела? Живешь в хорошем месте?

— Ничего так.

— А в футбол играешь?

— Немного.

Она вытерла глаза пальцами с обкусанными ногтями. Предплечья были в синяках, и Дэниел старался на них не смотреть.

Триша вернулась с двумя чашками кофе и банкой сока для него. Она села на диван и поставила одну чашку перед матерью Дэниела:

— Вот. Как ваши успехи?

— Я не могу. Сначала сигарету. У тебя есть?

Она стояла, запустив руки в волосы, и смотрела на сидящую Тришу. Он терпеть не мог, когда она так делала, — ее лицо казалось еще тоньше.

— А у тебя есть, Денни? — обратилась она к нему. — Мне нужно закурить.

— Я принесу, — ответил Дэниел.

— Нет, останься, — сказала Триша, вставая. — Я… я найду сигареты.

Их встреча проходила в отделе социальной работы в Ньюкасле. Дэниел уже бывал здесь. Он ненавидел оранжево-зеленые стулья с наклонными спинками и серый линолеум на полу. Шлепнувшись на стул, он смотрел, как его мать ходит по комнате взад-вперед. На ней были джинсы и обтягивающая белая футболка. Ему был хорошо виден ее позвоночник и выпиравшие острыми углами кости таза.

Стоя спиной к нему, она сказала:

— Денни, я не хотела говорить при ней, но

мне очень жаль. Прости, что я была такой дрянью. Тебе так будет лучше, я знаю, но мне сейчас паршиво…

— Ты не дрянь… — перебил ее Дэниел.

Вошла Триша и протянула его матери сигареты и зажигалку:

— Вот, попросила у коллеги полпачки «Силк-ката». Он разрешил взять все.

Мать Дэниела нагнулась над столом и зажгла сигарету, прикрыв ее ладонью, как если бы стояла на ветру. Она сделала глубокую затяжку, и ее щеки провалились, а кожа на лице подчеркнула рельеф черепа.

— Денни, на прошлой неделе мы с твоей мамой были в суде, — начала Триша.

Широко раскрыв глаза, она смотрела на его мать, которая отвела взгляд и чуть заметно покачивалась, впившись ногтями одной руки себе в ладонь.

— Денни, — сказала мама, — это был мой последний шанс. Сегодня мы видимся в последний раз. Больше посещений не будет, тебя ставят на усыновление.

Эти слова не дошли до Дэниела в сказанном порядке. Они налетели на него роем, как пчелы. Мать не поднимала на него глаз. Она уставилась на стол, опершись локтями о колени, и сделала еще две затяжки, прежде чем закончить то, что собиралась сказать.

Дэниел обмяк на стуле. Сухие листья внутри зашевелились.

Триша кашлянула и пояснила:

— Когда тебе исполнится восемнадцать, у вас будет право видеться, если ты захочешь…

Он ощутил себя так, словно листья вдруг вспыхнули от искр, вылетевших из материнского окурка, и напряг мышцы живота. Подпрыгнув, он схватил со стола сигареты и швырнул их Трише в лицо. Попытался ударить ее кулаком, но она вцепилась в его запястья. И прежде чем она пригвоздила его к стулу, ему удалось пнуть ее в голень.

— Денни, не надо, — услышал он голос матери. — Ты только делаешь хуже для нас всех. Это к лучшему, поверь.

— Нет! — завопил он, вспыхнув до корней волос. — Нет!

— Перестань! — Триша перешла на крик, выдыхая запах кофе с молоком.

Дэниел почувствовал, как мать пробегает пальцами по его волосам, ее ногти мягко царапнули скальп. Он обмяк под весом Триши, и она подтянула его вверх, усаживая прямо.

— Вот так, — сказала Триша. — Просто старайся держать себя в руках. Помни, что для тебя это тоже последний шанс.

Мать Дэниела потушила окурок в стоявшей на столе пепельнице из фольги.

— Иди сюда, — сказала она, и он упал к ней в объятия.

Пальцы, прикасавшиеся к его лицу, пахли сигаретами. Ее кости снова уперлись в него, и ему стало больно.

Голова Дэниела перекатывалась по спинке сиденья то в одну, то в другую сторону — Триша везла его обратно к Минни. Он чувствовал трение шин о дорогу. Триша выключила радио и то и дело заговаривала с ним, хотя он не просил у нее объяснений.