Вивараульчеги
Шрифт:
Потом они долго пели на два голоса "Заправлены в планшеты космические карты", а еще позже космонавт Попович запихивал Раульчега в такси и командовал шоферу "П-п-поехали!"
– У, папуасина дремучая, опять в дрезину нарезалась, - ворчал шофер, разворачиваясь по адресу товарища Терешковой, где Раульчег квартировал после скандального изгнания из общаги Академии Генштаба за пьяный дебош с кордебалетом. – Только хвост отвалился, а туда же, в рюмку глядит. Когда ж тебя в клетку-то посодють, чудовище… - и, притормозив у обочины, долго оттирал Раульчега снегом из жалости к товарищу Терешковой, этой святой женщине, которая
А космонавт Попович, мастерство не пропьешь, тем временем принимал холодный душ и был, как говорится, ни в одном глазу.
– Аллё, Валечка!
– бодрячком отзванивался он.
– Я тебе там твоего наложенным платежом отправил, встречай!
– Опять лунатиков вызывали?
– грозно спрашивала товарищ Терешкова, а больше она ничего не говорила, потому что была очень воспитанная.
– Какие лунатики, Валечка? – совершенно искренне изумлялся Попович. – Это у нас-то, в стране победившего коммунизма? – ну, то есть, всячески отмазывался от причастности к плачевному состоянию Раульчега, который мешком вываливался из такси и брел по глубокому снегу на позывные товарища Терешковой, обещавшей натянуть Поповичу зрительные рецепторы на самые неожиданные места.
Утром Раульчегу обычно было плохо.
Нет, не так. Ему было ОЧЕНЬ плохо.
Он лежал пластом и с отвращением жевал таблетки карсила, которые совала ему в пасть заботливая Валентина Владимировна; и в голове его, грозившей лопнуть по сварочному шву, зрела опасная решимость заняться спортом, встать на лыжи и больше никогда, никогда не садиться пить с советскими космонавтами, и даже на халяву, и даже на праздники.
Но в Академии Генштаба, куда Раульчег, на правах второгодника, приезжал аккурат к пересменке, его уже караулил космонавт Попович, читавший ПРОшникам спецкурс по методикам борьбы с инопланетными захватчиками.
И все начиналось сначала...
– Наказание мое!
– горестно заламывала руки вконец измотанная Валентина Владимировна, волоча обморочно обвисшего Раульчега на третий этаж и призывая на голову Поповича самые страшные космонавтские проклятья.
И однажды она не выдержала. Она позвонила Фидельчегу. Это случалось не то чтоб очень часто, поэтому Фидельчег ужасно обрадовался. Он давно искал повод нагрянуть в Москву, а тут такое щастье - брат-алкоголик!
– Вылетаю прямзавтра!
– самоотверженно вещал Фидельчег, а свободной рукой он уже запихивал в вещмешок смену белья, сигары и бейсбольную биту.
А товарищ Терешкова сказала "Вот спасибо". И больше она ничего не сказала, потому что очень расчувствовалась. До того расчувствовалась, что лично поехала встречать Фидельчега в аэропорт и всю дорогу прорыдала на его мужественном плече. Потому что женщина, все-таки, хоть и космонавт, а тут такое горе.
А Раульчег тем временем уже мчался к космонавту Поповичу и понятия не имел, какие тучи сгущаются над его головой.
Дверь в квартиру Поповича оказалась незаперта, но самого космонавта дома не оказалось.
Зато из холодильника торчала чья-то внушительная филейная часть в до боли знакомых диагоналевых галифе.
– А где Попович?
– ахнул Раульчег, отступая к двери, уж кого-кого, а Фидельчега он узнал бы под любым, даже самым неожиданным углом.
– Лунатики украли. – недобро сострил Фидельчег, поворачиваясь к
– Ты до чего, ковырять тя некому, женщину довел!
– А чо я такого сделал-то?
– хорохорился Раульчег.
– Ну, сели с мужиками, ну, выпили, с кем не бывает… Я офицер, в конце концов, или не офицер? – гордо закончил он, демонстрируя Фидельчегу юбилейную алюминиевую медаль "Двадцать лет советскому служебному собаководству", котрую самым наглым образом умыкнул из металлолома, собраного юными пионерами.
Но Фидельчег с такой постановкой вопроса был не согласен. Критически осмотрев зарвавшегося братца, он пришел к выводу, что Раульчег скорее выхухоль, чем офицер, и потому его следует вывернуть мехом наружу, чем он, Фидельчег, немедленно и займется.
– Не имеешь права!
– тонко завыл Раульчег.
– Нету таких законов, чтоб живого человека наизнанку выворачивать! – и, улучив момент, рысью метнулся в ванную.
А Фидельчег сказал, что Раульчег двоечник, ничему-то его в академии не выучили. Он же теперь на осадном положении, и Фидельчег его с большим удовольствием уморит голодом до полной капитуляции. И в подтверждение своих намерений громко зачавкал останкинской колбасой из космонавтского холодильника.
А Раульчег сказал, что патриа о муэрте! И даже стал царапать эту бессмертную фразу на на поповическом кафеле, чем только приблизил свой смертный час, ибо кафель в санузле был финский, дефицитный, и космонавт Попович вовсе не собирался жертвовать им во имя какой-то советско-кубинской дружбы.
Впрочем, дразнящий запах останкинской колбасы туманил раульские мысли почище иприта, поэтому, нацарапав первые две буквы, Раульчег утомился и стал готовиться к почетной сдаче.
Тут громко хлопнула входная дверь. Это вернулся космонавт Попович.
– Принес!
– радостно доложил он, звякая в коридоре стеклотарой.
– Оооотакая очередина! – и они с Фидельчегом прошлепали на кухню дегустировать ценное приобретение, а Раульчег сидел в ванной и страдал от мировой несправедливости.
– Нечестно!
– вопил Раульчег.
– Все товарищу Терешковой скажу! – и даже попытался высадить дверь плечом, но оказалось, что подлый Фидельчег загодя припер ее снаружи чем-то тяжелым. А в скором времени и воплей Раульских стало не слышно, потому что Фидельчег с Поповичем быстро дошли до той кондиции, когда принято петь про космические карты. С учетом того, что в детстве по фидельским ушам потопталось стадо муравьедов, это было ушераздирающее зрелище, и Раульчег, которого муравьеды миновали, чуть не помер в корчах.
– Фашисты!
– всхлипывал он.
– Хоть колбасы оставьте, сволочи! – но сволочи Раульчега игнорировали, потому что переключились на «Интернационал».
Наконец, космонавт Попович решил, что ему пора в душ. Он долго, пыхтя, убирал фидельские баррикады и, выломав в итоге дверь, обнаружил внутри злого и голодного Раульчега.
– О! Раульчег!
– удивился космонавт Попович, глядя на Раульчега прозрачными глазами.- А где лунатики?
– Будут тебе лунатики.
– свистящим шепотом пообещал Раульчег.
– Щас вам всем такие лунатики будут, не обрадуетесь!
– и побежал к телефону ябедничать, но аппарат уже был занят Фидельчегом, который репетировал в него решительное объяснение с товарищем Терешковой по поводу всего происходящего.