Вий
Шрифт:
— За сие действо я вам и плачу, уважаемые. Ещё чуть правее. Шкаф должен быть виден сразу от входа, посередине поля зрения! Вот! Всё, оставьте, ничего больше делать не надо. Возьмите, пожалуйста, оплату.
Мужики взяли из детских рук монеты и ушли, тяжко вздыхая и потирая спины, как в рекламе «Фастум-геля».
— Бездельники, — прокомментировал пацан, когда дверь за ними закрылась. — Итак, господин хороший, чем я могу вам помочь?
Я уже потратил в два раза больше времени, чем планировал, но было такое чувство,
— Это ты, что ли, тут пропагандой смены пола занимаешься? — осведомился я.
— Прошу прощения? — Пацан вскинул брови.
— Зелье, превращающее женщин в мужчин, — напомнил я.
— Ах, это! — Мальчишка поморщился и сел на стол. Стула в помещении пока не было. — Я честно предупреждал, что такого зелья не существует, но клиентка была очень настойчива.
— И что ты ей втюхал?
— Препарат для увеличения мужской силы.
— Че… То есть, на и без того нестабильную подростковую психику накатил гормональный препарат без консультации с лечащим врачом? Пацан, да ты совсем — того?
— Попрошу вас держаться в рамках приличий!
— Я тебя сейчас в такую рамку вставлю! Над камином висеть будешь. Давно хворостиной не пороли?! Бизнесмен ху…
— Вы отдаёте себе отчёт в том, кому принадлежит эта контора, любезнейший?
— Неужто самому Троекурову?
Пацан вытаращил на меня глаза.
— Откуда вы знаете?!
— Сердце любящее подсказало. Троекуров твой третьего дня сдох, как собака, и всё его — теперь моё. Этот сраный вертеп закрывается сию секунду. А ты со мной отправляешься к тебе домой, где родители узнают, чем ты тут занимаешься, мелкий гадёныш.
— Они знают… — пробормотал мальчишка в прострации.
Он явно пытался осмыслить гибель своего патрона.
— И что? Радостно, с песнями позволили тебе работать на эту мразь? Людей губить?
Чувствовал я себя странно. Что-то меня бесило, а что конкретно — понять не мог. Какое-то смутное чувство свербило в душе.
— Я не спрашивал дозволения родителей… Они живы, потому что я здесь. Я их единственный сын.
— Троекуров в заложниках держит, что ли? С этого станется!
— Нет… Мои мать и отец тяжело болели. Вспышка тифа в прошлом году. Троекуров их вылечил, но взамен я должен был ему служить.
— Именно ты? Не твой отец? Что же в тебе такого особенного?
Пацан только плечами пожал. Теперь он уже не пытался изображать из себя взрослого, пацан да пацан.
И тут до меня вдруг дошло. И что в нём особенного, и что за чувство сверлит мне душу, заставляя непонятно злиться.
— Да ты ж охотник!
— Чего? — Пацан изумлённо на меня уставился.
— Того! Он тебе не сказал? Вот мразота! От тебя Силой охотничьей фонит, неактивированной. А он… вот, сука!
Понимание всей глубины мерзкого плана Троекурова заставило меня вновь пожелать ему
Значит, этот мудень, земля ему стекловатой, вербовал не только взрослых, состоявшихся охотников — по типу Фильки, Терентия или даже, прости-господи, Алексея. Он вербовал даже малых детей. У которых ещё никакие понятия не устоялись, из которых можно вылепить всё, что угодно. По своему образу и подобию. В угоду тем неведомым «хозяевам», которые якобы должны когда-то там явиться.
Глава 10
— Да какой из меня охотник, — не верил пацан. — Я же… Да я ж в деревне жил!
— А охотники по-твоему — что, на заводах делаются?
Пацан поскрёб макушку.
— Идём, — сказал я.
— Куда?
— Отсюда. Для начала.
— А это всё куда? — обвёл он рукой своё хозяйство.
Новый шкаф, новый стол. Куча банок-склянок по углам, мешочки и свёртки.
— Ща решим, — сказал я. — Большой мешок есть?
Пока пацан собирал в мешок всю колдовскую требуху, что была в подвале, я честно сидел на столе и болтал ногами. Хороший стол, качественный. Чистое дерево, не какое-то там сраное ЛДСП. Таким и убить можно. Реальный олдскул. Лачком покрытый.
— Нормально зарабатывал-то? — осведомился я.
— Не жалуюсь, — буркнул пацан. — Пришёл-то — в голый подвал. Вот, решил обстановку…
— Всё на свои? Или Троекуров из бюджета выделил?
— Какой там… Но он ведь долю не брал.
Угу, помню я эту его бизнес-модель. Всё для хозяев, всё для победы. Бенефактор сучий. Ох, раскопать бы могилу, да грохнуть эту скотину второй раз… Впрочем, ладно. Пусть уже лежит, где лежит. Всем спокойней будет.
— Родители-то в деревне?
— Не. В город перебрались уж два месяца как.
— Ты помог?
— Ну. А кто ж.
— Торговля бойко шла?
— Не жалуюсь.
— А то вот я недавно коллегу твоего убивал — так он говорил, так себе, бывало и неделю без покупателя.
— То не знаю. Ко мне косяком шли.
Наверное, народу было просто прикольно, что таким делом занимается мелкий пацан, не по годам серьёзный и прошаренный. А может, на Выборгской стороне в принципе ЦА больше.
Тут со стороны лестницы послышались грузные шаги и негромкий перемат. Пацан выпрямился, держа в одной руке мешок, а в другой — пук травы.
Вошёл краснолицый мужик и осенил помещение перегаром. На меня внимания не обратил, уставился тут же на пацана.
— Это, — сказал он. — Извести одного надо. Прям под корень. Сколько возьмёшь?
— Быстро, медленно? — спросил пацан. — Если заказ срочный — дороже выйдет.
— Да хоть сегодня! Сучий потрох, пятый день меня в мушку раздевает.
— Это такое модное столичное извращение — «в мушку раздевать»? — решил я поучаствовать в диалоге.
— Чего? — повернулся мужик. — Ты ещё кто такой?!