Византийская цивилизация

Гийу Андре

Непоправимые военные поражения, нанесенные империи во второй половине XI в., предопределили тот переворот, который произошел в организации обороны, и показали истощение, а значит, и провал системы, которую испытывали в течение по меньшей мере двух веков. Фемы были разделены, титул стратега упразднен, и мало-помалу все вернулось к существовавшему раньше набору иностранных наемников. Но еще долго продолжались попытки избежать опасности и уменьшить бремя, которое означало для государства содержание войсковых соединений, не включенных в регулярную армию. С конца XI в. византийское правительство прибегло, если можно так сказать, к организации новых государственных земель, которые сосуществовали с «военными землями», а затем и заменили их. Эти земли назывались пронии, крупная земельная собственность, на которую были возложены обязательства, связанные с военной службой. Новые пожалования, сделанные крупным собственникам, повлекли за собой обязательство для пользовавшихся ими проходить военную службу, приводя некоторое количество солдат, набранных среди крестьян. Из пожизненных пожалований они впоследствии становятся наследственными, и византийское правительство вплоть до своего падения ведет непрекращающуюся борьбу против прониаров, с тем, чтобы доходы от владений, которые были им доверены за службу, не уменьшались. Эти воинственные аристократы, которые отправлялись на войну по императорскому созыву, безусловно, укрепляли вооруженные силы империи в период Комнинов, но очень быстро показали себя неспособными обеспечить надежную оборону, несмотря на поддержку наемников. Михаил VIII располагал армией примерно в 20 000 человек, из которых 5000 были скованы службой в гарнизонах. Андроник II в начале XIV в., когда прониары откупались от военных обязательств, связанных с их землями, выплатой налогов, набирал новых наемников. Он поместил во Фракии корпус кавказских аланов численностью в 16 000 человек, которые служили до этого ногайским монголам, для того чтобы послать их против турок, которые их обратили в бегство. Затем из-за сербской и турецкой угроз он нанимает каталонский корпус альмугаваров Роже де Флора, который после гибели своего начальника опустошил Грецию. Иоанн VI Кантакузин в середине XIV в. восстановил армию, составленную из прониаров, наемников и войск, предоставленных его турецким союзником султаном de Kotyalion, но вскоре он не мог защитить границы из-за отсутствия денег для набора новых войск. Имперская армия отныне включала в себя только кадровый состав и несколько отрядов. Корпуса охраны, которые еще в XI в. принимали активное участие в битвах, в XIII в. стали парадными войсками, которые обеспечивали поддержание

порядка во дворце.

Высшее командование было представлено в этот период великим доместиком, которому помогал великий аднумиаст, генеральный интендант, великим друнгарием стражи, в чьи обязанности входила охрана военных лагерей, протостратором, который управлял армией, коноставлом, который командовал наемниками и великим стратепедархом, ответственным за вооружение и снабжение войск. Все они были знатью, либо верной, либо связанной узами родства с правящей династией.

Под влиянием Запада поменялось вооружение: византийскую кавалерию снабдили продолговатыми, а не круглыми щитами и длинными копьями. Кроме того, был создан корпус арбалетчиков. С применением пушечного пороха византийцы столкнулись только во время осад Константинополя турками в 1422 и 1453 гг.

«Флот — это слава Романии», то есть империи, примерно в XI в. заявил в своей речи один из императоров. Это было верно только начиная с VII в., на деле до этого империя не обладала постоянными морскими силами. В 468 г. Лев I объединил 1000 транспортных кораблей и 113 галер против вандалов, Велисарий в 532 г. увел на Запад 500 транспортных кораблей и 92 дромония, быстрых военных корабля, — импровизированный флот, который не смог решить поставленную задачу. Война распространилась на сушу. Но тогда Средиземноморье было византийским. В 649 г. арабский правитель Сирии Муавия отправил первый арабский флот против Кипра и Родоса и разбил императорский флот. В 672–678 гг. арабы зимовали в Пропонтиде: постоянный византийский флот был создан, он включал в себя и корабли для вторжения. Назывался он флот karabisianoi— моряков — и находился под командованием стратига, адмирала, которому подчинялись друнгарии и турмархи, главы эскадр, называвшихся в честь регионов, где были набраны их экипажи. Однако действия флота были малоуспешными. Лев III заменил его на несколько независимых морских подразделений, составленных из региональных флотов фем, которые, как и сухопутные войска, содержало и экипировало местное население. Флот включал в себя дромоны и легкие корабли, оснащенные «греческим огнем», и находился под командованием стратига.

Сириец по имени Каллиник принес императору Константину IV (668–685 гг.) секрет создания «греческого огня», который оставался тайной византийцев до IX в. Состоял он, возможно, из серы, селитры и нефтяных масел. «Греческий огонь» выпускался из трубок, называвшихся сифонами, с помощью взрывчатой смеси. На суше им пользовались для того, чтобы поджигать вражеские деревянные механизмы. «Греческий огонь» создавали в Оверни еще в XIV в.

Этот флот имел значительный радиус действия. Существовал и провинциальный флот, составленный из легких кораблей, вооруженный за счет центральной власти, он выполнял задачу по охране побережья и подчинялся командованию региона, которому служил. Продолжал существовать и императорский флот, состоящий из тяжелых кораблей, с экипажами из русских или далматов, на содержании у Константинополя — это был флот для действий в открытом море. Организация флота оставалась такой с VII до XI вв. Константинопольская эскадра находилась под командованием друнгария флота, которому подчинялись комиты. Самым важным военным подразделением эпохи был флот фемы киверриотов (исаврийское, памфилийское и ликийское побережье Малой Азии). Его экипажи состояли из лучших моряков, памфилийцев или мардаитов, выходцев из Ливана, и его присутствие отмечается во всех морях империи. Количество судов во всем флоте в середине IX в. достигало 150–200 дромонов, еще больше было легких кораблей. Взятие Крита, а затем и Сицилии арабами повлекло за собой реорганизацию византийского морского флота в IX–X вв. Глава константинопольской эскадры стал друнгарием императорского флота, своего рода морским министром. Он возглавлял этот флот, который не существовал постоянно, только во время конфликтов, в отличие от провинциального или фемного флотов, которые в этом случае просто усиливались. Были созданы две новых фемы — Самос и фема Эгейского моря. В экспедиции под командованием Никифора Фоки, в результате которой империи был возвращен Крит (960–961 гг.), в состав эскадры входили 1000 дромонов, 200 кораблей, вооруженных «греческим огнем», и 307 транспортных кораблей. Полвека спустя императорский флот, экипаж которого в основном состоял из наемников (русских и варягов), стал просто орудием сухопутной армии, и итоговый провал итальянских походов ясно это показал. В это же время провинциальные флоты, которые не должны были больше сражаться с арабскими пиратами, пришли в упадок и исчезли. Матросы из морских провинций выкупали свое право служить, государство централизовало набор людей и снабжение флота. Главная канцелярия по морским делам в Константинополе продолжала развиваться, и теперь ее администрация отвечала за налоговые поступления, предназначенные для флота и содержания морских сил. Весь военный флот и места, в которых базировались корабли, теперь зависели от нее, — это результат такой же централизации военного управления второй половины XI в., как и та, что была проведена в сухопутной армии. «Установление мира и безопасности судоходства повлекли за собой и на этот раз развитие торгового флота и отказ от военных кораблей, которые отныне либо праздно гнили в арсеналах, либо довольствовались исполнением скромных полицейских задач» (Э. Арвейлер). Теперь константинопольский флот обеспечивал только защиту порта и личную безопасность императора.

Осажденный турецкими, норманнскими и печенежскими завоевателями, Алексей I в период своего правления был сильно озабочен проблемой восстановления и сохранения военного аппарата империи. Великий дука, заменивший исчезнувшую должность друнгария флота, встал во главе единого флота, независимого от сухопутной армии, экипажи которого состояли из профессиональных моряков, происходивших с Кикладских островов, прибрежных районов Малой Азии и Греции. Они получали от Константинополя жалованье, а позднее стали оплачиваться из дохода проний, как и сухопутная армия. Престиж Византийской империи как могущественной морской державы снова был признан, впрочем только на небольшой период, поскольку Иоанн II Комнин (первая половина XII в.) решил, по словам хрониста, что «поскольку флот не должен действовать постоянно, то нет и необходимости регулярно выдавать ему суммы на содержание. Только в случаях потребности в нем ему следует выделять деньги из имперской казны». Личный состав был сокращенна византийское побережье оставлено, что повлекло за собой пиратские грабежи. Из-за продвижения армии сицилийских норманнов, которые взяли Корфу, обошли Пелопоннес, опустошили Фивы и Коринф, Мануил I в 1147 г. вынужден был позвать на помощь Венецианскую республику, которой он предоставил торговые привилегии. Но, кроме того, он построил огромный флот, приведя в порядок сохранившиеся корабли, к которым были прибавлены новые боевые единицы. «Покрытые лесами горы, — пишет автор, современник этих событий, — были оголены дровосеками, для того чтобы в морском флоте ромеев были биремы, маленькие и большие корабли, дромоны, транспортные и конвойные суда, а также все виды лодок, необходимых для состава флота». Корфу был отбит у норманнов — слабый результат по сравнению с задействованными силами. Новый императорский флот значительного размера был позднее собран тем же императором, который хотел воспрепятствовать обоснованию норманнов в Восточном Средиземноморье и укрепить там византийские позиции, однако войска, которые вез этот флот, погибли от голода и болезней около Дамиетты, в Египте. У византийского флота больше не было средств для поддержки амбициозных предприятий, отныне он был вынужден довольствоваться защитой морской торговли и охраной побережья от латинских и сарацинских пиратов. Каждая новая созданная фема обладала своим флотом поддержки, зависящим, как и все управление, от дуки, который, в свою очередь, подчинялся императору. Однако во время войны этот флот переходил под командование великого дуки, который во время мира возглавлял только константинопольскую эскадру. Отныне в Средиземноморье началась пора пиратства: византийские правители фем и даже сам император Алексей III Ангел (1195–1203 гг.) занимались пиратством без всякого стыда, так же как и иностранцы, в частности генуэзцы, испанские арабы, позднее венецианцы, которые останавливались только перед Константинополем, тогда защищенном несколькими маленькими судами (1204 гг.). Небольшой византийской империи, восстановленной в Никее, удалось вооружить несколько войсковых частей, особенно на побережье Эгейского моря. Именно они помогли впоследствии Михаилу VIII Палеологу, вернувшемуся в Константинополь, прикрыть малоазийское побережье, в то время как он перевооружал в портах столицы маленький флот с экипажами из гасмулов (дети греческих матерей и латинских отцов), оплачивавшийся из императорской казны. Но в течение долгого времени он оставался зависимым от генуэзских кораблей. Для того чтобы освободиться, император, который должен был защищать Константинополь, построил флот из ста кораблей, но, кроме этого, прибег и к помощи независимых генуэзских и сарацинских пиратов. Ему с трудом удалось добиться победы в битве с латинским флотом Негропонта, около порта Деметриас (1273 г.). Великий дука Ликарий все-таки еще мог тревожить латинские владения Аттики и Пелопоннеса. Это были последние экспедиции последних византийских морских сил, так как флот Михаила VIII был распущен двенадцать лет спустя Андроником II по финансовым причинам: «Триремы остались пустыми в бухте Золотого Рога, — писал хронист Григора, — рассеянные там и здесь, они гнили, трескались и садились на мель в море, кроме нескольких, — число их было мало, — которые продолжали выполнять некоторые задачи и оставались на службе, без сомнения в ожидании лучших дней». Уволенные экипажи поступили на службу к врагам империи, например к латинянам и туркам.

Церковь

Управление Византийской церковью, которое до этого осуществлялось тремя патриархами: папой римским, папой александрийским и епископом Антиохии, обладателями трех великих апостольских престолов, — в IV и V вв. было дополнено возведением епископской кафедры в Константинополе в ранг патриаршей, а затем и появлением Иерусалимского престола. Эта новая административная география пяти патриархов, закрепленная Халкидонским собором (451 г.), была официально признана Юстинианом и осталась основой строения церкви. Константинополь занимал в иерархии второе место. «Мы постановляем, — написано в новелле Юстиниана, — что его святейшество папа старого Рима будет первым из священнослужителей, а архиепископ Константинополя, нового Рима, будет занимать второе место после святейшего апостольского престола старого Рима и находиться выше всех остальных». Александрия долгое время была самым могущественным патриархатом по территории, на которую распространялась ее юрисдикция (десять митрополий и более ста епископств), протяженности своих владений, своему флоту, своей высокой культурной традиции, абсолютному повиновению своего духовенства и своему бесчисленному множеству монахов. Готовый стать религиозным центром всего Востока, Александрийский патриархат не согласился на повышение Константинополя, вскоре он отделился из догматических разногласий, вызвав сосуществование двух параллельных иерархий, ортодоксальной, или мелкитской, подчинявшейся центральной власти, и якобитской, или монофизитской, которая восторжествовала после арабского завоевания VII в. Антиохийский патриархат (семнадцать метрополий, сто тридцать восемь епископств) был самым обширным, но его границы были неопределенными, а население неоднородным из-за различия в языках и обычаях: это была земля, предрасположенная к ересям (монтанизм, манихейство, несторианство), — знаки культуры и одновременно причина ослабления патриархата, что также привело к созданию двойной иерархии — мелкитской и якобитской. Патриархат Иерусалима (четыре метрополии, пятьдесят одно епископство) занимает особое место в церковной администрации, поскольку если его территория и была ограниченной, то его значение было весьма велико благодаря святым местам, которые начиная с IV в. привлекают толпы паломников и богатые дары великих всего мира. Восточные патриархаты с самого начала отличались распространенностью христианства у сельского населения и большим числом монастырей. Именно в монастырской среде формировались теологи, именно из числа монахов чаще всего избирались епископы и патриархи. Связь между пятью патриархами поддерживалась через постоянных посланников, которые назывались апокрисиарии, новоизбранные патриархи отправляли своим коллегам синодик (символ веры), который включал копии основных постановлений Вселенского собора,

обменивались протоколами синодальных собраний, во время литургии поминались другие патриархи, живые и умершие. Арабское завоевание отняло у Византийской церкви восточные патриархаты. Патриархи Константинополя при поддержке императоров до самого падения империи старались сохранить или вернуть под свою власть церкви, которые находились на Востоке в иностранных владениях (арабские, франкские или турецкие), но вопрос о восстановлении совместного управления патриархов больше не поднимался. Что касается Римского патриархата (Италия, Балканский полуостров и Крит, Африка и Испания), сильно потревоженного славянской миграцией на Балканах, потерявшего Африку и Испанию в результате арабских завоеваний, то затем он утратил и административное первенство, перешедшее к Константинополю. В первой половине VIII в. из-за переформирования провинций, которые входили в его состав (732 г.), император Лев III отобрал у него церковную провинцию Иллирик, или как минимум большую ее часть (кафедры Коринфа, Патр, Афин, Лариссы, Фессалоники, Никополя и др.), Сицилию и Калабрию, Крит, которые отныне зависели от Константинополя. Автор IX в. Василий de Jalimbana из Армении объяснял это тем, что «кафедры были переданы синоду Константинополя, потому что папа старого Рима находится под властью варваров», намекая на тот факт, что в середине века предшественник Стефана II перешел к франкам вместе с древним византийским дукатом Рима, в котором он стал настоящим правителем.

Константинопольский патриархат в IV в. включал в себя тридцать митрополий, состоящих примерно из четырехсот пятидесяти епископств, расположенных в Европе (Фракия, Родопы, Нижняя Мезия и Скифия), в Малой Азии, в Армении и в Крыму, однако большая часть все же находилась в Азии. Такое положение дел оставалось неизменным в течение трех веков, даже несмотря на то, что возникали сложные ситуации на восточных границах, где жило население, чуждое эллинской культуре. Особенно это касается Армении, связи которой с Константинополем были окончательно разорваны из-за Константинопольского собора 692 г., установившего единообразие литургических обрядов. С VIII до XII вв. территории, находившиеся в ведении патриархата, значительно расширились. Как существовал Иллирик после того, как там поселились славяне, и Южная Италия, которые были присоединены к патриархату, мы уже видели. Военные победы, одержанные империей между 959 и 1025 гг., и быстрый экономический и культурный захват новых территорий, завоеванных на Западе, на Востоке и на Руси, значительно увеличили размеры Константинопольского патриархата и число епископских кафедр (больше тысячи), даже несмотря на то, что некоторые завоеванные и обращенные в христианство территории стремились получить от своего захватчика автономию своей церкви: Болгария со своей архиепископской кафедрой в Охриде имела тридцать две подчиненные кафедры, которые раньше все были греческими. Бедствия, постигшие империю начиная с конца XI в., постепенно привели к распаду областей патриархата, также как и самого государства: образование Иконийского султаната в Малой Азии, захват империи латинянами после Крестового похода 1204 г. привели к практически полному исчезновению греческих епископств, тогда как Болгарская церковь выгнала возглавляющих ее греков, затем стала автокефальной (автономной), а Сава, брат сербского короля Стефана I Немани, добился от патриарха Германа своего рукоположения в автокефальные архиепископы Сербии, пообещав взамен ввести в государстве православные обряды вместо католических. Восстановление империи Иоанном Ватацем и Михаилом Палеологом вернуло Константинопольскому патриархату только часть территории, так как продолжали существовать франкские, венецианские, генуэзские и греческие (Эпир, Трапезунд) независимые государства. Продвижение турок в XIV в. нанесло патриархату последний удар, отняв сначала Малую Азию, а затем и европейские территории. Еще при Андронике II (1282–1328 гг.) патриархат насчитывал сто двенадцать митрополий, но в начале XV в. их было всего шестьдесят шесть и большая часть кафедр находилась вне границ империи (Валахия, Россия, Мингрелия, Трапезунд, Кавказ), на островах или под турецким владычеством.

«Для того чтобы положить конец существующим путанице и волнению, — постановил пятнадцатый канон I Никейского собора (325 г.), — было решено окончательно искоренить обычай, который сохранился в некоторых регионах, несмотря на апостольский канон [III в.], и запретить все перемещения епископов, священников и диаконов из одного города в другой. Если после решения этого святого и великого собора священник окажется в подобной ситуации и будет исполнять свои обязанности, все его решения станут недействительными, а сам он будет отправлен в ту церковь, в которой он был рукоположен в сан». В принципе это значит, что никто из епископов не мог достичь вершины духовной иерархии, и из ста двадцати пяти патриархов известно всего лишь семнадцать исключений из правила, и все они стали причинами конфликтов. Для того чтобы человек мог принять сан патриарха, от него требовалось только, чтобы он был священником, и поэтому выбор почти всегда был связан с политикой. С VI по VIII вв. патриархами были представители константинопольского духовенства и служители Святой Софии. Все они были гуманистами и теологами, учились в Константинополе, Афинах, Александрии. Самыми знаменитыми из них были Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст, Несторий, Сергий и Пирр. Можно отметить, что с VIII в. на патриаршем престоле часто оказываются монахи: Кир (705–711 гг.), отшельник из Пафлагонии, который предсказал беглому Юстиниану II его возвращение на престол, аскет Евфимий (907–912 гг.), духовный отец Льва VI, или Василий Скамандриен (970–973 гг.), которого чтил Иоанн Цимисхий, и еще сорок пять монахов, почти без всякого образования, были таким образом возведены в патриарший сан до 1204 г., а это почти две трети от общего числа патриархов. Тем не менее несколько образованных священников были избраны патриархами в этот период, и некоторые из них оставили очень заметный след в византийской литературе, например Константин Лихуд или Иоанн Ксифилин, как, впрочем, и четыре мирянина, которые взошли на престол Святого Андрея: Тарасий — в конце VIII в., Никифор, Феодосий Мелиссин и Фотий — в IX в., — чиновники центральной администрации высокого ранга и значительные ученые. В списке патриархов можно найти и имя Стефана I, третьего сына Василия I, который был назначен патриархом в шестнадцать лет своим братом Львом VI, и Феофилакта, третьего сына Романа Лакапина, возведенного на патриарший престол в возрасте пятнадцати лет, несмотря на противодействие Синода, — попытки захвата патриархата правящей династией, которые не получили дальнейшего развития. В последние годы существования империи выборы и назначение патриарха были связаны с двумя вопросами: попытки объединения церквей, Римской и Византийской, которые были разделены догматически и литургически начиная с XI в., и спор между сторонниками мистицизма, или исихастами, и учеными. Закончилось все тем, что монахи, враждебно относящиеся как к светской науке, так и к Риму, который непримиримо связывали с расколом, захватили патриарший престол в тот момент, когда монастыри составляли самую могущественную силу в империи благодаря своим земельным владениям. Монах Иосиф, ставший патриархом в 1267 г., несколькими годами позже отрекся от сана, несмотря на свою преданность императору Михаилу VIII, после того как папой римским 6 июля 1274 г. было провозглашено объединение церквей, допущенное императором из соображений внешней политики. Его наследником был хартофилакс Иоанн Векк, известный теолог, который был вынужден уйти из-за жесткой антиунионистской реакции. На патриарший престол на год — до своей смерти в 1283 г. — вернулся Иосиф. Патриархом становится мирянин Георгий Киприот, блестящий ученый, убежденный антиунионист. Однако он был уличен в этом Иоанном Векком, потерял из-за этого доверие императора Андроника II и вынужден был оставить сан. После его отречения начинается эпоха патриархов-монахов, обычно малообразованных, но всегда жестко противостоящих унии с Римом, даже несмотря на ее одобрение императором. Три монаха с Афона: Афанасий, строгий аскет, Каллист и Филофей, суровые реформаторы, — таким образом, противостояли политике государства, но упрочили власть патриарха, которая смогла распространиться и за границы империи. Последние Палеологи пытались противостоять монашескому захвату патриаршего престола, возводя на него таких митрополитов, как Матфей из Кизика, Иосиф из Эфеса, который умер во Флоренции во время собора-унии, Митрофан из Кизика, его наследник, который был избран во Флоренции, священник Святой Софии, протосинкел Григорий III Мамма (1443–1450 гг.): они защищали унию церквей, но не смогли оповестить о ней Константинополь, и Григорий бежал в Рим. Во время осады Константинополя в 1453 г. патриарший престол оставался пустым.

«Милостью Божией архиепископ Константинополя, нового Рима и вселенский патриарх», согласно своему официальному титулу, константинопольский патриарх пользовался значительным авторитетом в церкви и в государстве, в тех органах власти, которые держал в своих руках. Единственный толкователь догматов, которые применялись им с согласия правящего государя, патриарх отвечал за сохранение традиций и был высшей судебной инстанцией в духовных делах. Он обладал также прямой церковной юрисдикцией и частью доходов монастырей, закрепленных за ним, на основании важной привилегии, называвшейся ставропегия. Личность патриарха была окружена большим уважением, и любые выпады против него осуждались и наказывались как святотатство. «В системе управления, которая характеризует церковь Константинополя, патриарх одновременно является и главой своего диоцеза, и председателем Синода, власть которого распространяется на все диоцезы» (Ж. Даррузе). Как и все епископы, он издавал постановления, однако их действие могло распространяться и за границы империи. Все важные акты готовились и принимались синодальным собранием. ВIV–V вв. для патриархов стало обычным делом собирать епископов, в частности для того, чтобы обсудить догматические вопросы. Притягательная сила Константинополя, с одной стороны, которая была непреодолимой, несмотря на императорские запреты на пребывание в городе, несмотря на присутствие рядом с патриаршей администрацией представителей провинциальных кафедр, с другой стороны, все увеличивающееся количество дел привели к тому, что синодальное собрание стало постоянным ( synodos endemousa), это отличительная черта православного патриархата. В это собрание могли быть созваны все епископы, туда даже могли позвать мирян, для того чтобы советоваться с ними в каких-то делах; но только прелаты из соседних с Константинополем регионов участвовали в заседаниях постоянно. С VIII в. Синод начинает на постоянной основе исполнять собственно административные функции — от упорядочения совершения таинств и богослужений до управления церковным имуществом и назначений на епископские кафедры и другие службы. Это больше не коллегия теологов, советников патриарха, теперь это настоящий административный совет. «Ответ на ходатайство Вашего Блаженства, — писал император Лев VI патриарху Стефанию I (886–893 гг.), — должен скорее исходить от вас, чем иметь причиной своего происхождения нас, так как в том, что касается религиозных дел, необходим декрет Вашего Святейшества. Но поскольку вы считаете, что будет несвоевременным начать синодальное обсуждение по одному вопросу, хотя вынесение подобных решений и является делом Синода, а также потому, что на нас лежит обязанность вынести решение без Синода, мы, принимая предложение, которое вы высказали, и издаем настоящий закон». Совместные действия патриарха и императора в правовой области касались многих проблем, и собственные инициативы патриархов чаще всего были связаны с вопросами внутренней дисциплины. Но когда речь шла о вопросе, в котором император мог особо проявить инициативу, например повышение епископа до ранга митрополита, перемещение епископа из одной области в другую или присвоение привилегий какой-либо кафедре, он, в общем, советовался с патриархом и доверял исполнение решения ему. В область вопросов, которыми занимался только патриарх, входили богослужения (крестные ходы, календарь, таинства) и церковная дисциплина, но даже в них император оказывал ему постоянную поддержку. Контроль патриарха над митрополитом обеспечивался присутствием патриаршего представителя на его избрании и отправлением избраннику омофора (западный паллиум) как знака согласия и защиты.

Епископы избирались митрополитами, от которых зависел диоцез, им подавался список из трех имен, составленный по решению коллегии, в которую входило духовенство и знать города. Епископ должен был быть старше тридцати пяти лет, быть женатым не больше чем один раз, и если его жена была еще жива, она должна была уйти в отдаленный монастырь, где и находилась на содержании прелата. Мирянин мог быть избран после подготовки, длившейся три месяца (в IV в.), во время которой он получал указания. В IX в. этот срок был уже равен десяти годам, впрочем, это правило не применяли. Епископ, посвящающий в сан, подтверждал, что новый епископ досконально знает Священное Писание. Можно предположить, что нередко патриарх, император или митрополит пытались навязать своего кандидата. В ранний период епископы были выходцами из духовенства патриарха или митрополита, начиная с VIII в. среди них появляется большое число игуменов (аббатов) монастырей или простых монахов. Вплоть до XIII в. среди епископов можно найти много весьма просвещенных людей: Иоанн Мавропод, епископ Евхаитский, Феофилакт Охридский, который комментировал Гомера, многие другие фигурируют среди лучших ученых византийского мира. Начиная с XIV в., с триумфом исихазма, монахи и набожное невежество захватили епископские престолы, исключив возможность занимать их простым священникам.