Византийская принцесса
Шрифт:
Великий Карамань рассчитывал навалиться на византийцев прежде, чем те сумеют выйти в море и дать отпор; прижать их к берегу и уничтожить с ходу — таково было его изначальное намерение. Но он немного задержался, и тьма настигла его.
Великий Карамань был человеком полудня, как и большинство людей; но француз из Бретани любил ночь и доверялся ей, как собственной кормилице. Скоро на корме Тирантовой галеры трижды вспыхнул и погас фонарь, и тогда все рыбачьи лодки, одна за другой, стали выходить в море и зажигать фонари.
Эти фонари, по распоряжению Тиранта, были очень большими, но горели тускло,
Поэтому турки увидели то, что должны были увидеть: море, покрытое подвижными пятнами света. Не веря собственным глазам, Великий Карамань пересчитывал фонари, и вышло у него семьдесят четыре.
— Откуда у них такой огромный флот? Не иначе, как к ним подошла подмога из Сицилии и с Родоса! Это все иоанниты, их союзники-рыцари! — воскликнул он. — Когда они заметили, что мы плывем к Константинополю, то собрали и тайно выслали целую армаду на помощь проклятому Тиранту. Ну и хитрецы же они! Нам не выстоять!
И турецкий флот рассыпался. Одни захотели повернуть к берегам Турции, другие просто бросились наутек, спасаясь в том направлении, где море было свободно. А галиот Великого Караманя двинулся к Кипру, намереваясь обойти остров и высадиться в Александрии.
Таким образом Тиранту удалось раздробить силы противника. Правда, части кораблей все-таки удалось уйти от преследователей — не могли ведь двенадцать галер гнаться за неприятелем сразу во всех направлениях! — однако десять галиотов все-таки вынуждены были вступить в бой с византийскими галерами, причем силы в этом сражении благодаря хитрости Тиранта оказались почти равны.
Когда враги сблизились, они обменялись выстрелами из бомбард, а затем сошлись борт к борту, и закипела рукопашная схватка. Ипполит де Малвеи сразу вышел из боя и с палубы своего корабля стал наблюдать за происходящим. Он сразу заметил, что два галиота пришвартовались к одной галере, где командовал приор Святого Иоанна. Казалось, галера вот-вот будет захвачена, потому что турки навалились на иоаннитов подобно тому, как собаки набрасываются на кабана, — на каждом рыцаре висело по меньшей мере три противника, и все с острыми зубами.
Ипполит тотчас пришел на помощь. Для начала он проник на турецкий галиот. Там почти не оставалось людей для того, чтобы защищать корабль от внезапного нападения, так что Ипполит захватил галиот практически без труда. Всех, кто сопротивлялся, а также всех убитых и раненых турок и генуэзцев, которых он находил на палубе, Ипполит попросту выбрасывал в море. А затем, распределив своих людей по двум кораблям, собственному и захваченному, Ипполит атаковал второй галиот.
Увидев, какая опасность грозит их судну, турки оставили иоаннитов и бросились отражать новую атаку. Скоро с ними было покончено, а Ипполит и приор Святого Иоанна получили в свое распоряжение два галиота с припасами и лошадьми.
Они настигли еще троих генуэзцев и потопили их.
Другие галеры старались ни в чем не уступать этим двум. Рассвет занимался в дыму от выстрелов бомбард, а на палубах стало скользко от крови. Море бросало на берег щепки от разбитых кораблей, горсть, за ней еще одну, и еще, и еще…
А Тирант гнался за галиотом с красными парусами. И хотя галера была намного меньше генуэзского корабля, Великий Карамань, видя
Настало утро, но преследование не прекращалось. В полдень корабли сблизились настолько, что Тирант приказал дать залп, и две бомбарды, имевшиеся у него на борту, выстрелили, но оказалось, что с этим приказом Тирант поторопился: снаряды лишь пропахали воду.
После этой неудачи франка Великий Карамань как будто очнулся от странного оцепенения и ожил. Он развернулся бортом к галере Тиранта, и по его приказанию турки обрушили на корабль севастократора настоящий град камней. Под этим шквалом булыжников по палубе невозможно стало ходить. Если камень попадал в человека, то валил с ног, а то и дробил кости.
— Держаться! — кричал Тирант, укрываясь за щитом. — Держаться! Держаться, во имя Господа!
Они даже не могли подобраться к своим баллистам, чтобы ответить туркам. Тирант стискивал зубы так, что челюсти ныли и десны кровоточили, и в мыслях цеплялся за единственную фразу, горевшую в сплошной черноте: «Тут главное — выдержать их первый натиск. Как все камни и стрелы у них закончатся, так можно штурмовать корабль…»
«О Галансо, — думал Тирант, — лучше бы тебе не ошибиться…» Бледной предательской змеей выползала другая фраза хорвата: «А если дело обернется к поражению, то легкая галера всегда успеет бежать…»
«Нет! — в мыслях кричал Тирант. — Я не стану отступать, лучше пойду ко дну…»
И вдруг, как по волшебству, град камней прекратился.
Тирант выскочил на палубу первым, без прикрытия, и взмахнул рукой:
— Бросайте крючья!
Полетели крюки на веревках. Галера прицепилась к галиоту так, что они сплелись в объятиях, и один корабль не мог двинуться, не увлекая за собой второй.
Люди Тиранта бросились на турок, и завязалась битва сразу на обеих палубах. У христиан было то преимущество, что они все облачились в кольчуги и носили шлемы. Моряки забрались на мачты и оттуда метали в противника дротики и длинные копейные наконечники, снятые с турнирных копий.
С турецкой палубы в христиан летели комья извести, которые могут выжечь глаза, если попадут в цель. За борт сыпались обломки щитов и стрелы, так что сами волны казались израненными.
Вместе со своими людьми Тирант бился против турок и генуэзцев, как обычный солдат, и много раз приходил на помощь своим и вовремя останавливал смертоносный удар. Бой кипел в такой тесноте, что некоторые падали за борт просто потому, что их толкнули.
Перед Тирантом вдруг выскочил чернобородый турок в позолоченной кирасе. Кираса эта была напялена на голую волосатую грудь турка и оказалась настолько мала, что почти не защищала его, а выглядела скорее как украшение. Наверное, она досталась ему как добыча, и он надевал ее из тщеславия. Тирант без труда нашел уязвимое место и поразил противника. Но в тот самый миг, когда толстый турок упал, откуда-то прилетела стрела и впилась Тиранту в ногу.
Он обломил древко, оставив в ране наконечник, и прижался спиной к мачте, потому что выходить из сражения не собирался. Рядом с раненым севастократором тотчас появился солдат, который прикрыл его бок щитом. Они стали биться вместе, но потом этот солдат был тяжело ранен в голову и, не выпуская щита, опустился на палубу.