Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?
Шрифт:
О «торговом» происхождении йеменского христианства [72] говорит несторианская «Хроника Са–ард», правда, относящая крещение к более позднему времени: «В стране Наджран в Йемене жил во времена Йездигерда (на рубеже IV-V вв. — С. И.)знаменитый в округе купец по имени Ханнан. Как-то он поехал по торговым делам в Константинополь, затем вернулся к себе, потом съездил в Персию. Проезжая через Хиру, он посетил тамошних христиан и узнал их учение. Там он получил крещение и оставался там какое-то время. Оттуда он вернулся в свою страну и убедил соотечественников разделить с ним его религию. Он крестил членов своей семьи и других людей своей страны и окрестных земель» [73] . Обратим внимание: Ханнан посещает Византию — но там, в столице огосударствленного христианства, его религиозное чувство остается незатронутым. Лишь визит к каким-то маргинальным, варварским христианам за пределами Империи (Хира была «столицей» независимого арабского племени лахмидов) разжигает в нем веру [74] .
72
Заметим, кстати, что и позднее именно купцы составляли значительную часть христианского населения Аравии (cf.: Georgii Cedreni Histonarum compendium.Vol. I (Bonnae, 1838), p. 656).
73
Histoire nestorienne(см. прим. 4), p. 5—7, ср.: PO.Vol. 5 (1910), p. 329—331.
74
И.
Другая версия христианизации «Индии» изложена Иоанном Никиуским (2 пол. VII в.): «Обитатели Индии пришли к познанию Бога и были просвещены благодаря деяниям одной святой женщины по имени Феогноста. Она была девицей, монахиней, ее захватили в плен в монастыре, расположенном на римской территории, и продали царю Йемена. Эта христианка была одарена высокой мерой благодати и многих излечила. Что касается царя Индии, то она обратила его в истинную веру, под ее влиянием он стал христианином, так же как и все обитатели Индии. Затем царь Индии и его подданные попросили императора Гонория дать им епископа. Узнав, что они приняли истинную религию и обратились к Богу, император испытал большую радость и дал им святого епископа по имени Феоний, который наставлял их, учил и укреплялв вере Бога нашего Христа, вплоть до тех пор, пока они не удостоились принять крещение — и все это в результате молитв святой девы Феогносты» [75] . Этот рассказ подозрительно похож на вышеописанное крещение ивиров (ср. с. 33), однако имя Феогносты, видимо, восходит к какой-то иной традиции, тем более что такая святая упоминается в синаксаре сирийской (яковитской) церкви под 17 сентября; кроме того, не получает никакого объяснения появляющееся у Иоанна упоминание о Гонории — императоре Западноримской Империи на рубеже IV-V вв.; ведь очевидно, что если кто и мог участвовать в христианизации этих далеких восточных областей, так это его брат Аркадий, правивший в Константинополе.
75
Chronique de Jean , p. 309.
Окончательно все запутывает еще одна версия крещения «Индии», предлагаемая в качестве альтернативной тем же Иоанном Никиуским: «Обитатели этой страны приняли человека благородного происхождения по имени Афрудит, происхождения индийского, и выбрали его епископом. Он был рукоположен апостольским Афанасием Александрийским» [76] . Здесь явно имеется в виду Фрументий [77] .
Есть и еще несколько разных традиций, приписывающих христианизацию Южной Аравии разным лицам — сирийскому святому Фемиону, эфиопскому святому Азкиру и др. [78] По–видимому, ни одна из версий не отражает истинного хода событий — наиболее вероятно, что Йемен получил христианство в первые годы VI в., при императоре Анастасии, из северной Аравии [79] . Но в любом случае среди кандидатов в «апостолы Аравии» нет ни одного профессионального миссионера–одиночки, посланца Имперской церкви.
76
Ibid.
77
К сожалению, хроника Иоанна с источниковедческой точки зрения еще не исследована, и потому мы пока что не можем судить, откуда к нему попали столь странные сведения.
78
A. Papathanassiou, «Christian Mission in pre-Islamic South Arabia», ,. 65 (1994), p. 136—137.
79
F. Altheim, R. Stiehl, Die Araber in der Alien Welt. Bd. IV (Berlin, 1967), S. 316—317.
Встретившаяся нам выше «купеческая» миссия имела место, видимо, не только на Востоке, но и в районе Черного моря. Хороший пример этому — культ святого Фоки Виноградаря, который, согласно Астерию Амасийскому (IV в.), считался покровителем моряков. Поскольку те по необходимости много путешествовали и в портах неизбежно общались с аборигенами, «чудо достигло и варваров: все дикие скифы, которые кочуют на противоположном берегу Евксинского понта, живут поблизости от Меотийского озера и реки Танаис, населяют Боспор и простираются до Фасиса, все служат Виноградарю. Отличаясь от нас всеми своими нравами и обычаями, лишь в этом одном они с нами единомысленны. Дикость их повадок смягчена истиной . Один князь и властитель тех мест, сложив с головы венок, украшенный золотом и самоцветными камнями, сняв с себя боевой панцирь, сделанный из драгоценного материала, — ведь варварское вооружение хвастливо и кичливо— и то и другое послал Богу через мученика [Фоку], посвятив ему начатки своего могущества и власти» [80] .
80
С. Datema, Astenus of Amasea. Homilies I-XII(Leiden, 1970), p. 124.27—126.6.
Однако среди варваров могли очутиться не только пленники и купцы, но и политически неблагонадежные подданные Империи. Епифаний Кипрский пишет: «Старец Авдий подвергся изгнанию и был сослан императором в области Скифии… Проведя там много времени — сколько лет, не могу сказать — и продвигаясь дальше до самых внутренних областей Готии, он обратил многих готов, отчего в самой Готии возникли и монастыри, и [христианское] житие, и девствование, и аскеза редкостные… А после его смерти многие появились из той же когорты епископы и некий Ураний из Месопотамии. Он поставил епископами нескольких людей из Готии» [81] .
81
Epiphanius, p. 248.
Случалось и наоборот: Григорий Просветитель Армении был эмигрантом, спасавшимся в римской Кесарии от политического преследования. Как сказано в греческой версии армянского памятника, называемого «История Агафангела», «он обучался в городе Кесарии [Каппадокийской] и, познакомившись ( … ) с неким христианином, был научен страху Христового учения» [82] . «Агафангел» пишет, что назад в Армению, на службу тамошнему царю Трдату, Григорий отправился «по собственному выбору» [83] , тем самым он не являлся ни посланником Империи, ни уж тем более ее миссионером.
82
«Agathangellos»,Abhandlungen der Koniglichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen , Bd. 35 (1889), S. 12.
83
Ibid.
Итак, никого из тех проповедников христианства, о которых шла речь выше, никто не посылалв другие страны с целью проповеди там незнакомой варварам христианской религии. Более того, в ранней агиографии мотив миссионерства совершенно не встречается [84] . Единственное свидетельство того, что в эту эпоху организованная миссия существовала, — это легенда о Херсонских мучениках (см. ниже, с. 82), относящая к 299 г. инициативу иерусалимского епископа Хермона по крещению варваров [85] , однако эта история вряд ли аутентична: во–первых, Иерусалим, из которого якобы были разосланы миссионеры по всему миру, вплоть до Эфесского Собора 431 г. имел, в качестве церковного центра, второстепенное значение. Во–вторых, христианская община в Херсоне утвердилась
84
Единственный повод, по которому агиографический персонаж может поехать к варварам, — это выкуп христианских пленных, ср. Житие св. Афиногена (La Passion irndite de s. Athenogene de Pedachtoe en Cappadoce/ Ed. P. Maraval [Subsidia hagiographica, N 75] (Bruxelles, 1990), p. 30—32).
85
Многие исследователи признавали аутентичность этой легенды (В. В. Латышев, «Жития св. епископов Херсонских», Записки имп. АН, VIII серия, т. 8, № 3 (1906), с. 35—37; С. П. Шестаков, Очерки по истории Херсонеса в VI-X вв. по P.X.(Москва, 1908), с. 13—25, 139—141; М. И. Ростовцев, Античная декоративная живопись(Санкт–Петербург, 1914), с. 503—507; F. Halkin, «La passion des sept eveques de Cherson (Crimee)», AB, vol. 102 (1984), p. 352, n. 5 и др.), но многие и отрицали ее (I. Франко, Сьвятий Климент у Корсут(Льв1в, 1906), с. 151— 152; К. В. Харлампович, Рец. на кн.: «В. В. Латышев, Жития», Ученые записки Казанского университета,т. 75, кн. 2 (1908), с. 16—17; Е. Е. Голубинский, «Херсонские священномученики, память которых 8 марта», Известия Отделения русского языка и словесности имп. АН, т. 12 (1907), с. 263; П. Д. Диатроптов, «Распространение христианства в Херсонесе Таврическом в IV-VI вв. н. э.», Античная гражданская °бщина(Москва, 1986), с. 131; В. Ф. Мещеряков, «О времени появле ния христианства в Херсонесе Таврическом», Аюпуалъные проблемы изучения истории религии и атеизма(Ленинград, 1978), с. 128 и др.).
Религиозный переворот, происшедший в Империи в IV в., придал процессу обращения варваров новые, политические измерения. Во–первых, стихийная христианизация была задним числом «подверстана» под целенаправленную политику Константинополя; во–вторых, крещение стало восприниматься как залог подчинения варваров имперской воле. Весьма показателен в этом отношении рассказ Геласия Кизического о политике Константина Великого: «Боголюбивейший император, охваченный таким благочестием и верой в Бога, приуготовил многие… варварские народы к тому, чтобы они заключили с ним мир, в то время как Бог во множестве подчинял ему их ,издревле враждовавших с римлянами» [86] . В структуре повествования Геласия заметны сразу две вольные или невольные подмены: с одной стороны, благочестие императора становится причиной не христианизации варварских народов, как этого можно было бы ожидать, а заключения ими мира; с другой же, использованный автором грамматический оборот «Родительный самостоятельный» оставляет несколько неясным, каково соотношение между действиями Бога и императора: то ли первый подчинял варваров независимо от миролюбивых усилий последнего, то ли «заключение мира» и «подчинение» — это вообще одно и то же. Однако продолжим прерванную цитату: «В то время свершилось множество добавлений к апостольским проповеданиям ( … ).Ведь если Матфей проповедовал парфянам, Варфоломей — эфиопам, а Фома — индам из Великой Индии, то индам, [жившим] дальше парфян и некоторым другим соседним с ними народам слово о Христе еще не было известно» [87] . Дальше в тексте Геласия речь идет о Фрументии и Эдесии [88] , которые, как мы знаем (ср. с. 36), вовсе не были посланы на апостольское служение императором. Потом Геласий рассказывает о христианизации Грузии — но ведь и она началась без участия Империи (ср. с. 33); о том, на какой стадии вступил в дело Константин, становится ясно из повествования Феодорита: пленница (Нина) «убедила вождя этого народа послать к римскому императору и просить, чтобы был им отправлен учитель благочестия … [император] Константин вместе с очень богатыми дарами выслал в качестве вестника богопознания для этого народа мужа, украшенного верой, разумом и [образом] жизни, а также удостоенного священства» [89] . Созомен добавляет к этому рассказу, что царь предлагал императору, «по наущению пленницы … союзничество и договор» (Sozomeni II, 7, 12). Таким образом, Империя проявляет себя, причем в пассивной роли, лишь на поздних этапах уже давно начавшегося процесса, если проявляет вообще — и, однако, ей все равно приписывается провиденциальная роль. Кроме того, церковные историки подвергают разновременные события передатировке, дабы придать им новое осмысление. Так, в Эфиопии христианство было объявлено государственной религией примерно в 338—346 гг., однако Руфин намеренно отнес это событие к царствованию Константина Великого [90] . Явно теми же причинами вызван и разнобой в датировке крещения Грузии: по одной гипотезе, оно произошло в 325—330 гг., по другой — в 355—356 гг. [91] Первая дата явно восходит к попыткам приписать все Константину Великому.
86
Gelasius, р. 148.1—3.
87
Ibid., р. 148.7—12.
88
Эта географическая логика и подсказала Ф. Альтхайму идею, что в качестве места проповеди для Фрумения оставался лишь Йемен, см.: F. Altheim, Geschichte der Ниппеп(см. прим. 15), S. 158—159.
89
Theodoreti НЕ, р. 76.
90
F. Thelamon, Patens et chretiens(см. прим. 9), p. 62, ср.: S. P. Petrides, «Essai sur Г Evangelisation de l’Ethiopie, sa date et son protagoniste», Abba Salama, vol. 3 (1972), p. 214; F. Altheim, Geschichte der Hunnen(см. прим. 15), S. 161—162.
91
The Church History of Rufinus of Aquileia, Books 10 and 11 (New York — Oxford, 1997), p. 47—48.
Победоносность Константина воспринималась как самое действенное орудие христианской пропаганды. По словам Сократа Схоластика, император разгромил племена готов и сарматов так основательно, что «они, потрясенные невероятностью своего поражения, тогда впервые поверили в христианскую религию» (Socratis I, 18).
Религия и в самом деле быстро становится одним из реальных внешнеполитических факторов. Только в этот момент на исторической арене и появляется тот, кого можно условно назвать «профессиональным» миссионером. Но с таким же успехом его можно считать просто имперским послом, наделенным религиозными функциями. Таков был «вестник богопознания», отправленный «с очень богатыми дарами» Константином к царю ивиров [92] .
92
Theodoreti НЕ,р. 76; ср. Rufin: I, 10.
Константин Великий, хотя сам всю жизнь оставался некрещенным, весьма серьезно воспринимал свой статус властителя христианской Империи. Он писал так: «Имя Божие достаточно прославляется самими варварами, которые до сих пор не знали истины… Благодаря мне варвары познали Бога и научились благочестию; они на деле убедились, что я решил повсюду Его защищать. Потому-то они и узнали о Боге, которому поклоняются из-за страха перед нами (Stoc )» (Socratis I, 34; ср.: Sozomeni II, 28). Несмотря на столь решительную декларацию, император вовсе не собирался отправлять проповедников из Империи к зарубежным язычникам. Он покровительствовал уже существующим церквам, но не более того. В его биографии Евсевий Кесарийский пишет: «Узнав , что среди персидского народа умножились Божьи церкви, а на Христовых пастбищах пасутся многотысячные паствы, [император], обрадовавшись этому слуху, и там стал проявлять заботу обо всех, словно общий повсеместный попечитель» (Eusebii Caesariensis Vita Constantini, IV, 8, 1).