Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?

Иванов Сергей Аркадьевич

Варварские народыбыли окроплены одним языком!» [188] . Конечно, речь шла не об усвоении чужих языков, пусть и мгновенном. Согласно Псевдо–Кесарию Назианзину (сер. VI в.), апостолы «возвещали не благодаря грамматической тренировке ,но благодаря духовной энергии» [189] .

Пожалуй, из всех Отцов церкви лишь Феодорит Киррский изображает апостолов как настоящих миссионеров: «Вестникам были дарованы различные человеческие языки: чтобы, придя к индам, они вещали Божью весть, пользуясь их языком. И чтобы, беседуя с персами, скифами, римлянами, египтянами, они бы провозглашали евангельское учение на языке каждого из них» [190] .

188

Basilii Seleucensis «Homilia in Pentecosten », PG. Vol. 52 (1859), col. 811—812.

189

Pseudo-Kaisarios, Die Erotapokriseis / Ed. R. Riedinger (Berlin, 1989), p. 46.

190

Theodoreti Cyrrhensis «Interpretatio I Epistolae ad Connthios , XIV», PG. Vol. 82 (1859) col. 337. Соответственно, и картина обращения Вселенной у Феодорита, хотя в целом и выдержана в эсхатологическом духе, все-таки включает и противоречащие ему элементы: «Все очень удивляются, что они [апостолы] и уже умерши продолжают делать то дело, которое делали при жизни, и даже с еще большим размахом… Когда они пребывали во плоти, они ходили сейчас к одним,

а потом к другим, беседуя то с римлянами, то с испанцами или кельтами. После же их отбытия к Пославшему их все получили от них вдосталь — не только римляне и те, кто возлюбил их ярмо и пребывает под их управлением, но и персы, и скифы, и массагеты, и савроматы, и инды, и эфиопы, и, обобщенно говоря, все края вселенной … С такими-то опасностями апостолы крестили вселенную, а те, которые [пришли] после них, сохранили ту веру, которую получили [от них] — тому свидетельством гробницы мучеников, сияющие повсюду и на земле, и на море и провозглашающие истину божественных пророчеств» (Theodoret (см. прим. 5), VIII.4.3—6.1).

Апостолы (об их апокрифических хождениях см. с. 28) остаются единственными миссионерами, известными святоотеческой литературе. Отцы церкви нигде не упоминают о конкретных людях, своих современниках, которые отправились бы проповедовать варварам [191] . Даже заключительные строки Евангелия от Матфея, знаменитое Иисусово «научите все народы», апологетами и Отцами церкви не прочитывались как миссионерский призыв: Тертуллиан и Киприан видели в них идею крещения, Евсевий — призыв учить именно христианству, Епифаний— учение о Троице, и т. д. Концепция же миссионерства, столь существенная в последующие века, на этом этапе еще просто не существует [192] .

191

Предел конкретности — риторизованное перечисление Кирилла Александрийского: «Евангелие обошло наконец и варварскиенароды: повсюду церкви, пастыри и учители ,наставники и руководители таинств» (Cyrilli Alexandrini «Commentani in Sophoniam Prophetam », PG. Vol. 71 (1859), col. 1008).

192

M. Goodman, Mission and Conversion. Proselytizing in the Religious History of the Roman Empire (Oxford, 1994), p. 107.

Глава IV. Миссии ранней Византии (VI в.)

I. Централизованная миссия

В шестом столетии происходит мощное расширение христианского ареала, причем главная роль здесь принадлежит централизованной миссии. Началась ли эта деятельность при Юстиниане I или еще при его предшественниках, Анастасии и Юстине I? Современные эпохе византийские источники (Прокопий, Малала) вроде бы настраивают на первый вариант ответа. Однако не исключено, что Юстиниан сознательно потрудился над тем, чтобы оттеснить предшественников в историческую тень. Например, более поздний источник Феофан утверждает, что именно Юстин I крестил (в 522 г.) лазского князя Тзата, прибывшего в Константинополь. По словам Феофана, Тзат «попросил императора сделать его христианином (… )» [193] . Согласно Феофану, Юстин крестил лазского правителя, женил его на византийке, одарил роскошными одеяниями, а также провозгласил своим сыном. А вот современник событий Малала в рассказе об этом визите ни слова не говорит о крещении и усыновлении. По Малале выходит, будто Тзат, тяготившийся персидским протекторатом, обратился к Юстину I с просьбой лишь о коронации [194] . Также в значительной мере обойдена греческими источниками та роль, которую сыграл этот император в грандиозной религиозно–политической комбинации, разыгранной в начале VI в. в Южной Аравии.

193

Theophanis, р. 168.

194

Malalae, 413.

В 518 г. (по другой версии, в 523 г.) в результате политических интриг Персии христианству в аравийском государстве Химьяр (см. выше, с. 47) был нанесен тяжелый удар [195] . Химьяритский царь начал насаждать в стране иудаизм и преследовать христиан. Их церкви в столице страны, Зафаре, были уничтожены. В Наджране произошло избиение христиан. Эти события описаны во множестве восточных источников, а также в двух грекоязычных: Мученичестве Арефы со товарищи — памятнике, изначально написанном по–сирийски и переведенном между 532 и 536 гг. [196] , а также в Житии Григентия (см. о нем ниже). Когда о происшедшем узнал император Юстин I, «он тотчас повелел послать письмо Тимофею, епископу Александрии, чтобы его святейшество написал к Элесвоаму (Калебу. — С. Я.), царю Эфиопии» [197] с просьбой о военном вмешательстве. В апреле 525 г. патриарх Тимофей действительно воззвал к эфиопскому негусу Элла Ашеба (Калебу), прося его восстановить в Химьяре христианство. Царь Калеб согласился организовать экспедицию в Аравию, а имперский миссионер Панталеон благословил его следующими словами: «Да пребудут с тобой… слезы Юстина, императора римского» [198] . Большое эфиопское войско было на византийских кораблях переправлено через Красное море, высадилось в Йемене и свергло химьяритского царя Юсуфа Ac–Сара (Ду Нуваса). В обозе своего войска Калеб привез эфиопских священников и поставил их управлять йеменской епархией [199] .

195

К. A. Kitchen, Documentation for Ancient Arabia. Part 1. Chronlogical Framework and Historical Sources (Liverpool, 1994), p. 6.

196

M. Detoraki, Le martyre grec de S. Arethas et de ses compagnons (BHG 166). These de Doctorat (Paris, 2000), p. 295.

197

Ibid., p. 123.

198

Vitae sanctorum antiquorum. Versio / Ed. R. Conti Rossini, CSCO ,.

199

Scnptores Aethiopici, ser. 11, T. 17, (Roma, 1904), p. 49.

Интересно отметить, что Прокопий, подробно рассказав о самой военной операции, вообще не упоминает об участии в ней Юстина (Procopii Bella, I, 20). Что касается Малалы, то он заменяет Юстина на Юстиниана и анахронистично датирует крещение Эфиопии моментом после Аравийской экспедиции: якобы царь Аксума «послал… в Александрию, прося у императора Юстиниана о том, чтобы получить от него епископа… и быть крещеным и чтобы вся Индийская земля оказалась под ромейской властью ( » [200] . Нам сейчас интересна не столько анахронистичность этого сообщения или его идеологическая подоплека (всякая церковная зависимость влечет за собой политическую), сколько очевидное принижение роли Юстина. В действительности же, можно быть уверенным, что уже при нем, в самом начале VI в., происходило активное сращивание религиозной политики с дипломатической игрой и военной экспансией. При этом, разумеется, на разных миссионерских театрах ведущая роль оставалась за разными факторами.

200

Malalae, р. 434.

II. Эфиопия

Если говорить о деятельности византийских миссионеров в Абиссинии в VI в., то здесь греческие авторы вообще умолкают. Зато чрезвычайно словоохотливы местные, эфиопские источники. Они сообщают, что за 30 лет до воцарения Калеба (т. е., видимо, на рубеже V-VI вв.) группа монахов из Византии поселилась в области Бур (совр. Аккала–Гузай); их называли «праведники из Баракнаха». Во время языческого восстания против Калеба монахи эти были убиты местными жителями, став тем самым первыми абиссинскими мучениками. Впоследствии в их честь была возведена церковь в 15 км к югу от Сенефе [201] . Другая группа «римских святых», прибывших в Аксум, включала то ли семь, то ли девять человек [202] : Панталеон был родом из «Рима» (почти наверняка имелся в виду «Новый Рим», т. е. Константинополь), причем в его эфиопском житии утверждается, будто «его отец был третьим из людей, сидевших одесную римского императора» [203] , Герима считался сыном «римского императора», Губа был из Киликии, Сехма — из Антиохии, Йемата — из Египта, Алеф — из Кесарии (наверное, Палестинской), Афсе — из Азии (видимо, византийской провинции), о происхождении остальных ничего не известно. На основании имен можно предположить, что все «римские святые» были сирийскими подданными Империи, но в источнике их происхождение никак не оговорено [204] . Некоторые из этих праведников прославились аскетическими подвигами в окрестностях Аксума, т. е. в уже христианизованных областях, — но вот другие занимались активным миссионерством: интересна эфиопская легенда об авве Афсе. Родившись в (провинции) Азия, он отправился в Рим (Константинополь?), у ворот

которого встретил Исхака, царя, отрекшегося от трона (сказочный мотив, не имеющий никаких параллелей в реальности). Оба они решили идти в Абиссинию ради спасения своей души. Впрочем, для начала Афсе удалился в Скитскую пустыню в Египте, затем вновь приехал в Рим и лишь затем вместе с группой других «римских святых» отправился в Эфиопию. Царь Ал–Амеда принял их с почетом, и некоторое время они жили вместе, но затем ангел Уриил предписал каждому из святых его место. Исхак и Афсе были на волшебной колеснице перенесены в провинцию Геба. Жители деревни Шахло подвергли их мучениям, однако на помощь миссионерам явился ангел; разгневанные святые прокляли жителей — и те рассеялись по разным местам. Столь же неудачен был опыт миссионеров и на горе ДабраГоннет: за свою проповедь христианства они подверглись гонениям и даже пыткам со стороны местных жителей — но с неба сошел огонь и убил большинство гонителей; лишь после этого аборигены образумились, а святые оставались в этом месте на протяжении двенадцати лет, проповедуя «слово жизни». Затем на огненной колеснице они были перевезены в новое место, Мадеза, а оттуда в Йеха; там Афсе возвел церковь, чтобы поместить в ней реликвии, которые носил с собой. Потом вокруг храма был построен дом для монахов, коих со временем набралось полторы сотни человек. Когда Афсе излечил эфиопскую царицу от укуса змеи, царь Калеб пожаловал ему десятину с одной деревни. Святой оказал царю и еще одну услугу — предсказал ему рождение наследника [205] .

201

О. Raineri, «‘Gadla Sadqan’ о ‘Vita dei Giusti’», Nicolaus , vol. 6 (1978).

202

Иногда количество «римских святых» увеличивается в легендах до десяти за счет некоего Оса из Куезара (т. е., видимо, КесаРии), который был «греческим монахом» (Е. Cerulli, Storia della letteratura Etiopica (Milano, 1956), p. 99).

203

Vitae sanctorum antiquorum (см. прим. 6), p. 45.

204

P. Marrasini, «Some Considerations on the Problem of the ‘Syriac Influences’ on Aksumite Ethiopia», Journal of Ethiopian Studies , vol. 23 (1990), p. 35—42.

205

C. Conti Rossini, «La leggenda di Abba Afse in Etiopia», Milanges synens offerts a M. Rene Dussand. Vol. I (Paris, 1939), p. 153—154.

Очень похоже на пересказанную здесь легенду и другое эфиопское житие — св. Михаила Арагави [206] . Он тоже, как и упомянутый Герима, якобы являлся сыном «царя Рима». Спасаясь от немилой ему женитьбы, Михаил бежал в египетскую пустыню и принял постриг. Там с ним познакомились и другие молодые люди (имена их совпадают с вышеперечисленными, кроме Геримы, вместо которого назван Ликан из Рима [207] ). Потом все они вместе вернулись в римскую землю «и обращали страну римскую в правую веру». Однажды Михаил тайком ушел от других монахов под водительством архангела Михаила и был мгновенно перенесен им в город Аксум, где «исследовал веру этого города, которую там исповедовали без апостолов. Через короткое время он возвратился в Рим и рассказал братьям все, что видел, и братья, услышав его слова, возрадовались великой радостью и сказали друг другу: Пойдем и мы тоже в эту страну! И они быстро отправились в путь, неся свой багаж, свой алтарный камень, свои священные сосуды и свои книги, в сопровождении своих магистратов и всего их народа» [208] .

206

См.: М. — А. Von den Oudenrijn, La vie de saint Za Mikael ‘Aragawi (Friburg, 1939), p. 19.

207

Видимо, другим его именем было Ливен; согласно еще одной легенде, он был послан св. Пахомием в Эфиопию в царствование Элла–Габаза и занимался миссионерством в области Тарка (ср.: Haile Getatchew, «The Homily of Abba Aleyas, Bishop of Aksum, on Mattar», AB, vol. 108 (1990), p. 37).

208

Von den Oudenrijn, La vie (см. прим. 14), p. 42—43. Приведенный рассказ наводит на предположение, что Михаил и его товарищи боролись в Византии за монофиситство и, потерпев поражение, вместе ^с другими монофиситами эмигрировали за границу. Возражения против такой гипотезы см.: Brakmann, Die Einwurzelung , S. 134.

Далее в памятнике речь идет о том, что к монахам присоединился родственник Михаила, Исхак, который «процарствовал в Риме семь лет» (уже знакомый нам мотив) и которого в мгновение ока перенес в Аксум архангел Гавриил. Прожив несколько лет вместе при дворе эфиопских царей, монахи сказали друг другу: «Давайте разделимся! Такой образ жизни — роскошь. До тех пор, пока одни из нас сопровождают других, кажется, что мы и не уезжали с родины» [209] . Михаил вместе со своей матерью Эдной и учеником Матфеем отправился в область Эггала в двух днях курьерской скачки к востоку от Аксума. «Они прибыли в место Мадханит и оставались там семь дней. Люди этой области были злыми, они оскорбляли Михаила. Он ответил им проклятием: «Пусть сей же ночью упадет с неба огонь и уничтожит плоды вашей земли!“ [210] Соседнему же селу святой, напротив, дает благословение: «Пусть не оскудевают у тебя ни плоды земли, ни обитатели! Пусть люди будут… богаты… Пусть их быки будут заметны издалека, пусть их козы умножатся на пастбищах, пусть никогда не придет на тебя недород злаков, бездождие, пусть не оскудеет сено для скота» [211] . И благословение, и проклятие миссионера весьма интересны, поскольку в византийских источниках мы ни разу не встретим примеров того, как именно проповедник христианства стращал и прельщал свою аудиторию.

209

Von den Oudenrijn, La vie (см. прим. 14), p. 44.

210

Ibid., р. 45.

211

Ibid.

Далее в Житии говорится, что Михаил поселился на отвесной скале и «его слава распространилась по всей восточной области… Туда приходили обитавшие на востоке люди, которые не знали Бога. Это были пастухи, не обученные вере. Они не сеяли и не жали, живя исключительно молоком своих коров и коз. Они грабили, нападали и убивали… путников. Но Михаил силой своей молитвы даже их обратил к вере Христовой. Они сделались христианами, их сердца были просвещены Св. Духом, они прекратили совершать грабежи и убийства и довольствовались тем, что имели» [212] . В этом житии мы встречаем традиционный в восточнохристианской агиографии мотив «пассивного миссионерства»: святой всячески настаивает на том, что не рвется никого обращать, что ему претят толпы почитателей [213] ; Михаил даже ропщет: «Из-за любви к одиночеству и тайной жизни я покинул мою страну, дабы стать чужаком и странником — а все наседают на меня и не дают мне жить в одиночестве!» [214] — однако глас с неба велит ему оставить свои жалобы, ибо такой удел был ему предназначен самим Богом. Впрочем, стремление к неузнанности у святого не безгранично: так, он благословляет эфиопского царя Калеба [215] на войну за восстановление христианства у химьяритов (ср. с. 74), принимает у себя в затворе его преемника, царяГабра Маскаль и дает ему благословение и советы относительно укрепления христианства в стране [216] . Наконец, Михаил не только крестит язычников, но и борется с ересями (видимо, с халкидонизмом): «Что касается тех, которые уже имели веру, он укрепил в них то, что было в их вере православного, а тех, которые еще не уверовали, он обратил в христианство» [217] .

212

Ibid., p. 50.

213

Ср.: Ibid., p. 52—53.

214

Ibid., p. 56.

215

Ibid., p. 51—52.

216

Ibid., р. 53.

217

Ibid., р. 50.

Сами жития «римских святых» в Эфиопии определяют время их жизни крайне противоречивым образом [218] . Обычно исследователи склонны датировать эти полулегендарные местные свидетельства 2–й пол. V — нач. VI в. Данный период превосходно обеспечен греческими источниками — и, однако, ни один из них ни единым словом не упоминает о героических византийских миссионерах в Эфиопии. Тут уж не обойтись простым объяснением о ревности Юстиниана к своим предшественникам, ведь он не приписал эту миссию и себе. Она вообще осталась неизвестна на родине миссионеров.

218

Ibid., р. 14.