Вкус коньяка

Царицын Владимир

Я шагнул вслед за Анной через порог.

–  …А то мямлишь что-то, - говорила она, не оборачиваясь, идя из прихожей в комнату; у Анны была однокомнатная квартира.
– Хочешь сказать, а не решаешься. Я вчера сразу поняла - проблемы у тебя.

Иначе не предложил бы чайку погонять.
– Она повернулась: - Я понятливая, Сереженька. И терпеливая…Проходи, садись на диван.

Или в кресло. Куда хочешь.

Я сел в кресло и осмотрелся. У Анны я никогда не бывал. Она была

Зонькиной подругой, не моей, даже не нашей общей.

Анина единственная комната сверкала

чистотой и обволакивала уютом. Небольшой портрет Николая, Аниного мужа, умершего от инфаркта лет семь или восемь назад висел на стене. Анна перехватила мой взгляд, сказала:

–  Я тоже помню Коленьку, как ты свою Зою. Помню. И всегда буду помнить… Так что у тебя за проблемы?
– перешла она к делу.
–

Какого рода помощь тебе нужна?

–  Понимаешь… - Я задумался, не зная с чего начать.

–  А давай-ка, Сережа, рассказывай мне все. С самого начала.
–

Анюта была умной женщиной, она верно угадала причину моей заминки.
–

С самого начала всегда проще начинать рассказ о своих проблемах. И картина тогда получается полной, и не надо ни к чему возвращаться.

–  С начала?.. Ну, что ж… В четверг, после того, как мы с тобой встретились на лестничной площадке, я тогда уезжал на дачу…

Я рассказал Анне все - о своей первой встрече с Мишкой на кладбище, о дачных расхитителях цветных металлов, о косом Васе, стреляющем по детям из ружья и ставящим на них капканы. Рассказал о том, как освободил пацана, и как тот в благодарность украл все мои продукты. Об отремонтированной радиомагнитоле. Даже про сон свой, кошмарный и, как мне показалось - вещий - рассказал.

–  …Если я не разыщу его, пропадет парень. А парень-то хороший.

Ведь вернул мне мой старый "Panasonic", да еще и отремонтировал.

Вытаскивать его надо из банды. Пропадет парень. Родителей нет у него, а если есть, то пьянчужки какие-нибудь. Пошел по кривой дорожке. "Старшой" у него какой-то. Бьет его, наверное, воровать заставляет. Он, Мишка этот, ему шестнадцать всего, а он уже курит.

Да и выпивает, небось. Глядишь, и на иглу сядет. Рано или поздно сядет. Пропадет паренек. Жизнь свою, не начавшуюся сломает…

Анна слушала мой рассказ и глядела на меня широко открытыми от изумления глазами.

–  А ведь ты вернулся, Сережа, - сказала она.
– У меня не получилось, а этот мальчишка смог.

–  Что?
– не понял я.
– Вернулся? А-а! Да не в этом дело. Пацана спасать надо. А потом… разберусь в себе.

–  Разберешься… Но почему ты решил, что я могу тебе в чем-то помочь? Я ведь женщина, и не молодая к тому же…

–  Я помню, у тебя брат… Он жив?

–  Брат? Который? У меня двое братьев. Оба живы. Правда, Леше уже восьмой десяток, он на Байкале живет, в Дудинке. А! Я поняла. Ты о

Гоше. Ну, конечно! Только он тоже уже от дел отошел совсем. В отставке, и уже давно. У меня ведь оба брата - старшие. Кстати сказать, с Гошей вы одногодки.

–  Он в милиции работал?

–  В прокуратуре. Следователем. Когда перестройка эта дурацкая случилась, в прокуратуре такая кутерьма началась! Новые пришли, старикам - пинком под зад. В общем-то, Гоша и стариком-то тогда еще не был, но все равно -

из старой гвардии. Одним словом - съели его.

Еще бы работать, да работать, но не захотел. И ранения к тому же.

Вообще-то, ранения - это так, для убедительности отставки.

–  А сейчас чем Георгий занимается?

–  Какой Георгий? А, Гоша. Его не Георгием, его Егором зовут.

Егором Егоровичем. Гошей - только я, да Леша, наш старший брат… И мама так звала. Когда к обеду нас всех кликала, так чтобы не путаться. И чтобы папа, Егор шел. И чтобы Гоша не говорил, что его не звали… Ну, ладно, я как всегда увлеклась. Ты меня разговорил. Я и обрадовалась, трещу без умолку… Что ты спросил? Чем сейчас Гоша занимается? А садовод-огородник, как и ты. Но, думаю, кое-какие связи у него остались. А не поможет делом, так хоть посоветует, что нам с тобой делать, как Мишку твоего искать.
– Я отметил, что Анна сказала не "тебе", а "нам с тобой", сочтя и себя причастной к поискам Мишки.
– Сейчас позвоню ему. У него телефон всегда в кармане, он с ним не расстается никогда.

Анна достала из выдвижного ящика тумбочки, на которой стоял телефон потрепанную записную книжку и, отыскав нужную страничку, набрала одиннадцатизначный номер брата.

–  Але, Гоша?…Узнал?…Здравствуй, братик…Ты где?

…Понятно. Что звоню? Нужен ты мне.
– Анна бросила быстрый взгляд на меня.
– Твоя квалифицированная помощь нужна.

*22.*

Гошин облик я никак не мог воссоздать в своей памяти, как ни пытался, сидя у себя дома и ожидая его прихода. За десятилетие своего добровольного затворничества и нежелания общаться с себе подобными я совершенно забыл, как он выглядит, но едва я открыл дверь и увидел на пороге Анну с братом, удивился - как это я смог забыть черты лица человека, как две капли воды похожего на Анну?

Гоша был коренаст и широк в кости. Темно-серые глаза смотрели внимательно и чуть-чуть насмешливо. Короткий бобрик седых волос и более крупный нос - пожалуй, это было единственным его отличием от сестры. Мужественности в лице отставного прокурорского следователя было маловато. Но и бабьим это лицо назвать было нельзя.

–  Здорово, Серега!
– без церемоний, как старому знакомому

(впрочем, так оно и было, Анна знакомила нас лет двадцать назад, и потом мы с ним встречались пару раз), сказал Гоша и протянул для рукопожатия широкую и твердую, задубевшую от упражнений с лопатой, граблями и прочими сельскохозяйственными, и не только с сельскохозяйственными инструментами руку дачника.

–  Через порог нельзя!
– сказала Анна и протолкнула брата в мою прихожую. Мы прошли в гостиную. Я предложил кофе и, получив утвердительный ответ, пошел на кухню за кофейником. Сливки, сахар и печенье я заранее поставил на журнальный столик у дивана.

–  Может коньячку по чуть-чуть?
– неуверенно предложил я, вернувшись с кофейником в руке.

–  Можно. И даже не по чуть-чуть. Только позже. Итак…, - Гоша был деловит и собран.
– Нюрка мне в двух словах поведала о твоем желании разыскать этого… Мишу?