Вкус свежей малины
Шрифт:
— Твой знакомый сам хвост. К семи встанешь и доедешь?
— Встану и доеду.
— Ну, так вставай и приезжай в следующий понедельник. Но перед приходом обстричь ногти и заколоть волосы. Следующая!!!
Ничего не соображая, я поднялась в 6.00. Кое-как почистила зубы, завязала волосы в хвостик и на работу. Там мне вручили резиновые сапоги сорок второго размера, передник XXL, а также платок на голову. А в руки влажную тряпку.
— Садись за конвейер и вытирай крышки у банок.
В пять минут восьмого конвейер двинулся. Я едва успевала.
— Почему все банки такие
— Так когда их наполняют, бывает, чего и прольется и замажет. Вон паштет засох. А туточки фарш.
— А не лучше ли вымыть из какого-нибудь шланга, чем растирать грязной тряпкой?
— Не, гляньте на нее, реформы она собирается проводить на нашем комбинате, — возмутились простые люди. — И часу не проработала, а уже все ей не нравится.
— Нравится, нравится, — уверила я их. — Все классно.
— Ну так работай и не болтай языком. А то вон банки грязные сходят.
Я едва выдержала до обеда в комбинатской столовке. На выбор там были суп с требухой и суп овощной: в мутной мясной взвеси несколько ломтиков картофеля. Я взяла овощной. Хоть название аппетитное.
В тринадцать опять на конвейер. Я выдержала еще два часа и домой. Первым делом душ, потому что от меня на километр воняло прогорклым паштетом. Шмотки в стиральную машину и спать — хотя бы полчасика. Через три дня я уже действовала, как робот. Два движения тряпкой — и следующая банка, два — и следующая. Но прежде чем я засыпала, перед глазами у меня ползла лента конвейера, уставленная консервными банками.
В конце недели меня перебросили на производство шинки. Все-таки какое-то разнообразие. Температура, близкая к нулю, чтобы мясо не портилось. Я уже начала притоптывать ногами.
— Сейчас согреешься. Тут работают аккордно, на американца, — объяснил мне некто вроде надсмотрщика. — Пошли покажу.
Ну и показал. Первым делом банка. Кладешь внутрь пленку. Потом берешь шматок мяса из целой горы таких же шматков. Посыпаешь желатином и таинственной консервирующей смесью. Старательно заворачиваешь пленку. Кладешь крышку и — к пломбирующей машине. Следующая банка, пленка, шматок, желатин, крышка и — к машине. Я выдержала три дня, после чего попросилась обратно на конвейер. Меня перевели, но я все равно успела отморозить руки. Прошли еще четыре дня, и наступил четвертый — пятница. Меня словно что-то утром толкнуло внутри, и я вместо кедов надела турецкие кроссовки, твердые, как бараньи черепа. Я стояла у окна и в качестве смены рода деятельности перекладывала консервы на автопогрузчик. Я успела уложить 942 банки, когда один из практикантов весь этот груз опустил мне на левую ногу. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразила, что придавило мою ногу. Я заорала, а запаниковавший практикант потерял еще несколько секунд, поднимая платформу с банками. Меня оттащили к врачу. Все обошлось ушибом и гематомой. Только турецким кроссовкам я обязана тем, что моя левая нога не превратилась в блюдо для пиццы метрового диаметра.
За те десять дней я заработала на визит к косметичке и на модный купальник с рынка. От работы на мясокомбинате мне остались несколько воспоминаний да
А что останется мне после будущей моей работы, если только я вообще что-то найду?
24.06. Сегодня светоянская ночь[12], а у меня по-прежнему ничего. Уже даже и не звонят. Пожалуй, схожу к гадалке. Сейчас позвоню Эве, может, присоединится ко мне.
— Сколько она берет? — Ишь какая практичная.
— Двадцать злотых за вопрос.
— А не лучше ли поехать к твоей бабушке? Билет в оба конца как раз и обойдется в двадцатку.
— К бабушке мы всегда можем съездить, а это супергадалка. Принимает только раз в месяц.
— Вечно ты бросаешься на все новое. Откуда ты знаешь, что ее предсказания сбываются?
— Я этого не знаю.
— Вот видишь. А у твоей бабушки всегда сбываются.
— Но у бабушки это займет целый вечер, а я хотела бы посмотреть, как пускают венки, и фейерверк увидеть.
— А знаешь что, — оживилась Эва. — Давай позвоним ей. После шести вечера это обойдется не больше, чем в двадцать злотых. А если не сбудется, то через месяц отправимся к твоей супергадалке. Ну как?
— Действительно, надо же пользоваться достижениями техники. Ты когда придешь?
— Как только прекратится дождь. Я потеряла зонтик. В этом году уже третий.
— Хорошо, жду.
Эва пришла в самом начале восьмого. Мокрая, хоть выжимай.
— Ну и лето! Льет с самого утра. Дай какое-нибудь полотенце.
— Я уж думала, ты не придешь. Выпьешь чего-нибудь горячего?
— И с двойной порцией рома. Ну что, звоним?
Эва допила чай, а я набрала номер.
— Малинка! Ты дома? В светоянскую ночь? Правда, льет как из ведра, но в твоем возрасте дождь не страшен.
— Мы как раз сейчас выходим, бабушка. Только понимаешь, — я умолкла в нерешительности, — у нас просьба. Можно, я без обиняков?
— Даже нужно, деточка. Сейчас сюда придут Хеня с Иреком. Погадать.
— Мы тоже на этот предмет.
— Хотите приехать? — обрадовалась бабушка. — Я покажу вам новый подсвечник из Израиля. Очень оригинальный.
— Да нет, — смутилась я. — Мы хотели бы еще сходить на Вислу, посмотреть фейерверк.
— Правильно. А как же с гаданием?
— Мы подумали: а нельзя ли по телефону?
— Почему же нельзя? Можно. И не такие вещи по телефону устраивают. Вот вчера я не могла заснуть и подумала: посмотрю что-нибудь. А по телевизору все рекламы да рекламы. «Позвони мне. Мы переживем вместе романтическую ночь». Ничего себе романтическую.
— Бабушка, речь идет о создании иллюзии.
— Вот именно, иллюзии, — рассердилась бабушка. — Везде эрзацы. Сигарета даст ощущение отдыха, месиво в банке выдается за вкусную еду. У чипсов вкус Америки, а благодаря крему ты можешь изображать из себя, ну, эту длинную, у нее фамилия что-то вроде шифра.
— Клаудию Шиффер, — подсказала я.
— Вот, вот, Шифер. Все притворяется чем-то другим.
— Виртуальная действительность. — Эва перехватила у меня трубку. — Здравствуйте.
— Здравствуй, Эвик. Хоть ты никем не прикидываешься. Все на своем месте. Как бутоны любви?