Вкус жизни
Шрифт:
– «Мы в такой же степени полигамны. Природа сама призывает женщин искать себе лучшего партнера. Но нас останавливает желание быть любимыми не на одну ночь. Нам, не в пример мужчинам, этого недостаточно, и это говорит о нашем духовном превосходстве над мужчинами. Недаром Бог, когда создавал цепочку живых существ, начал с самых примитивных животных и закончил женщиной – венцом совершенства. Мир вращается вокруг женщины, и это не обсуждается», – любила говорить в молодости Марго.
– Мать честная! Ну, это, пожалуй, перебор. Я бы не рискнула сделать такое грандиозное заявление, – засомневалась Мила. И пошутила:
– Бог, наверное, бесполое или двуполое существо, иначе бы он подыгрывал или мужчинам, или женщинам.
– Предвижу твое негодование! Но именно из-за таких вот неуверенных, как ты, мужики и командуют нами, чувствуют себя генералами, а мы обязаны стать в их глазах пешками; такие утверждают, что мужчины гневаются, а женщины истерят, и одергивают нас, если мы поднимаем голову. Вот поэтому у нас женщина всегда объект любви, издевок и всего прочего, а мужчина – субъект. Не понимаю, на что ты рассчитываешь, выставляя свою слабость? А кто как ни женщина поднимает мужчину. В ее понятии он ребенок, – зло и устало бросила ей в лицо Инна.
«С большой натяжкой я могла бы назвать ее подругой», – обиделась Мила.
– Мне не хочется ни возвышать мужчин, ни принижать женщин, я за мир между полами, за их равенство, чтобы все заботы в семье – пополам, потому что в чем-то мы больше понимаем, в чем-то другом – они. Женщине хочется, чтобы мужчина понимал, принимал, прощал слабости, жалел, был нежен, детей помогал бы воспитывать. Да ради такого мужа она на все готова: и детей его растить, и на две ставки работать, и два огорода тянуть… – промямлила Галя неуверенно, уже готовая сломаться под яростным напором Инны. И вдруг подумала, что, может быть, счастье в гармонии с самой собой, а не с мужчиной? «А как же природа? Не стыкуется».
Женщины притихли. Каждая перетирала в голове свою жизнь, свои проблемы.
– …Если судить по моему мужу и зятю, мужчины не желают обременять себя воспитанием детей и поэтому утверждают, что у них не получается с ними возиться по причине слабой памяти на детали. Об их леность и эгоизм разбиваются всякие мечты и желания. О себе-то они не забывают, время находят и для рыбалки, и для футбола. А я пока растила детей, не имела ни одного выходного дня. О каком саморазвитии и духовности можно было говорить? Газеты не каждый день удавалось просматривать. Телевизор в основном на кухне спиной смотрела, – сказала Лиля, услышав последнюю фразу Инны. – Чтобы сделать шаг к духовному, надо чем-то в себе пожертвовать. Не могла же я сократить время общения с детьми. А жертвовать своим временем для нас и детей мужчины не готовы. Им свои интересы или еще чего там… дороже.
– А если взять в пример моего отчима, мужа и брата, то выходит, что мужчины и женщины в равной степени способны заниматься детьми. С детства меня и брата воспитывали одинаково. Мы играли в одни игры, вместе нянчили сестренку, убирались в доме, вместе работали в огороде, помогали родителям перестраивать дом. А в результате мой брат – прекрасный муж и отец. Они с женой все заботы делят пополам. И двоюродный брат так же воспитывает своих детей. Пока мама чепурится у зеркала, собираясь на работу, а отец наводит лоск военной форме – он полковник, – дети-старшеклассники готовят завтрак на всю семью, а младший заправляет постели, – сообщила Алла. – Мужчины в моей родне четко помнят слова Карамзина о том, что без хороших отцов нет хорошего воспитания, и считают, что двух мнений в этом вопросе не может быть. Для меня до сих пор дом родителей – дом памяти большой дружной семьи. Еще наши деды говаривали, что не может быть настоящим мужем тот, кто не умеет укрощать сердце и доверять рассудку.
– Я таких мужчин не встречала. Мне кажется, эти качества мужчины давно уже растеряли, как и забыли они, что такое честь и порядочность, – усмехнулась Инна.
Рита
Разговор
– Мне хотелось от мужа нежности, а он был сух, и я боялась приласкаться к нему. Он принимал мою нежность как желание постели, недоуменно и насмешливо смотрел: опять? днем? И я терялась. Ласковым становился лишь ночью. Только разве можно эротические игры назвать лаской в широком смысле этого слова? Не получалось у меня объяснить ему, что любовь – не слова ради получения кратковременного удовольствия и, может быть, даже не дела как таковые, а проявления… Не откликался, не понимал – хоть плачь. А мои чувства всегда были раскрыты навстречу каждому его слову. Я ожидала пересечений наших мыслей, слияний чувств. В минуты неудовлетворенности жизнью вспоминала свои первые к нему чувства: счастье увидеть хотя бы издали, запах его кожушка, умопомрачительное желание прикоснуться к нему, вместе стоять и смотреть, как полощется месяц в реке...
Вот так же в раннем детстве я хотела, чтобы меня обняла бабушка. Но она не умела или боялась моего недетского взгляда: недоверчивого, всеосуждающего, желающего слишком глубоко проникнуть в душу. Мои глаза обвиняли, и ей не хотелось пускать меня туда, словно она чувствовала себя виноватой передо мной. А может, у нее не хватало на меня добра и тепла. Истратилась давно. Может, просто у нее сил уже не было ни физических, ни эмоциональных. Старенькая, больная была… Потом и она навсегда покинула меня… Врагу не пожелаю такого.
…Помню, уже сорок пять лет мне было. Лето. Прекрасный солнечный день. Настроение на все сто. Я делаю в квартире уборку. Подошла к зеркалу, чтобы протереть его – а сын рядом стоял, – и вдруг увидела в нем взгляд счастливой женщины: спокойный, мягкий и удивительно нежный. Я опешила. Не представляла, что могу смотреть так, как мне всегда хотелось, чтобы на меня смотрел мой муж, – с чистой, искренней любовью. Я тогда даже перед зеркалом пообезьянничала немного, меняя выражения лица. Никогда до этого случая не занималась подобной глупостью.
И тут вспомнила, как еще с юности замечала, что мужчины очень часто смотрят на меня долго, не отрываясь, будто впитывая в себя минуты общения. Я связывала подобное внимание с интересом к моей эрудиции и еще старательней стремилась быть на высоте.
Рита вдруг улыбнулась так, будто вспомнила что-то очень далекое и очень приятное.
– Стала я приглядываться к другим женщинам, ища в них взгляд, подобный моему. И вдруг одна то ли задерганная, то ли «замотанная» женщина-бухгалтер так искренне-радостно улыбнулась, когда я поблагодарила ее за безвозмездную помощь, так ярко осветилось и сделалось прекрасным ее строгое, каменное до этого лицо, что я не удержалась, чтобы не восхититься ею вслух. «Вы не представляете, как вы хороши, когда у вас радостное настроение. Улыбайтесь, улыбайтесь чаще», – попросила я. Бухгалтер так растерялась, так мило смутилась. И я поняла, что она тоже давно забыла, что она – женщина. А может, ей, как и мне, никто об этом не напоминал. За своей целеустремленностью в учебе и в работе мы забываем, что рождены еще и для того, чтобы радовать своей не только внутренней, но и внешней привлекательностью…
– Ох и разгулялась бы я, обладая твоим магическим взглядом. Все мужики были бы моими. Мне смолоду было интересно завоевывать мужчин и бросать, потому что скучны те, которых видишь насквозь, – рассмеялась Инна. – Ты потом, открыв в себе эту способность, пользовалась своими чарами, чтобы добиваться внимания мужчин?
– Не встретила такого, ради которого это стоило делать, – ответила Рита. И ее черные глаза заволокло дымкой печали. Она наморщила лоб и замерла, отдавшись течению грустных мыслей.