Вкус жизни
Шрифт:
Бывало, встретятся с моим мужем, и давай друг друга дружелюбно подначивать. Я тоже вступала в игру, настраиваясь на их волну. Мы вместе хохотали. Такая прекрасная разрядка после напряженной рабочей недели… И никакой пошлости. И никогда ниже пояса. Слабые или больные места друг друга не трогали, щадили самолюбие. Не искали случая, чтобы больнее ущипнуть. Друг любил поддразнивать моего мужа тем, что рыба, пойманная им, за год «вырастала» в его видении вдвое, а Саша «в отместку» проезжался по его страсти к хорошим снастям.
Как-то наловил мой муж мелких окушков на уху – крупная рыба в тот день не брала, – так Николай Сергеевич с хитреньким
Что их объединяло? Они ничего не выгадывали из дружбы. Ясные, определенные были отношения, без фальши. В друзья друг к другу не набивались. Само собой у них сложилось. По душе.
– Он ему дороже брата? – зачем-то спросила Инна.
– Это разные, несравнимые категории, – ответила Алла.
– Ты и на рыбалку ездишь? – удивилась Аня.
– А почему бы и нет. На природе не думается, только чувствуется. И всё только хорошее, радостное. Будто отсекается все трудное, что возникало в течение недели.
Наверное, Алла хотела настроить подруг на приятный лирический лад, но продолжения беседы в том же русле не получилось. Видно, не стоило ей заводить этот разговор, не тот душевный настрой. Женщин сегодня «цепляли» только грустные темы.
– Человек не исчерпывается умом и наличием юмора. Я бы сказала, существо человека не ум, а совесть. Терзание совести – наш великий инквизитор, он делает из нас людей, не позволяет стать абсолютными скотами. – Это Лера подала голос, остановив тем самым приятные ностальгические воспоминания Аллы.
Инна сердито забурчала: «Не знает, чем человек отличается от животного?.. Тем, что умеет лгать».
Рита горько вздохнула:
– Вот и я говорила мужу: «Ни разу не испытав стыд за свои многочисленные гадости, ты и в следующий раз повторишь их, да еще с учетом опыта более изощренно, чтобы похлеще, больнее задеть, обидеть меня». А я-то, глупая, гордилась сама перед собой своим терпением, своей порядочностью. Советы своим молоденьким лаборанткам давала: мол, придет мой муж усталый, раздраженный, а я его накормлю, успокою, и лад в семье… Только оказалось, что его основная жизнь проходила где-то вне семьи… Настоящая любовь к нему в душу так и не постучалась. Безудержная, все сметающая на своем пути страсть гнала от одной женщины к другой. В жадном упоении вновь обретенной свободы рвался к следующей жертве. Многим женщинам на короткое время открывал свое быстро воспламеняющееся сердце, потому что эмоциональные взрывы долго не длятся. Смеялся: «Нужно ли идти против своей природы?.. Я как переходящий приз, как награда. Прелесть разных женщин в непредсказуемости». От каждой женщины его мозги взрывались, и он срывался как дверь с петель…
Легко жил, с панибратским отношением к жизни. Делал акцент на разнообразие. Ни на одну женщину всерьез не запал, ни с одной долго не задерживался. Он как бы все время находился в точке бифуркации (в неустойчивом состоянии, переходящем в нулевое). Пересмешник. Я поняла бы, если бы методом проб и ошибок искал что-то определенное, страстно желаемое… если бы полюбил другую и женился на ней – тут все ясно. Но носиться за каждой юбкой?..
– Темперамент не спрячешь, если только закопаешь, – хихикнула Инна.
– Как это всё отвратительно! Вконец испортилось настроение, – простонала Аня. – Почему непорядочность многими мужчинами возводится в ранг достоинства? Это факт отсутствия внутренней культуры?
– Если женщине не хватает физических наслаждений, она компенсирует их чем-то духовным, а у мужиков это не получается. Им не дано… – фыркнула Инна.
«Теперь Рита душу напоказ выворачивает, – огорчилась Лена. – Она будто подводит итог своей жизни. Рановато».
– В юности я где-то вычитала, что жизнь – это растворение нас самих в других, а верность – высшее проявление силы. И поверила в это. Хорошо, благородно сказано. Но это утверждение, наверное, из рыцарских времен. Хотелось бы вернуть в наше время понятия нравственности. Мечты, мечты, где ваши радости?.. Неясны мне были мотивы поведения Стаса. Блажь, баловство скуки ради? Дань темпераменту? Так я никогда ему не отказывала, сама была не против… Мне его не хватало, но я же не бегала… Или тут еще что-то странное… – распалившись от воспоминаний, повысила голос Рита и нервными движениями вытерла носовым платком лицо и шею.
– Мартовский кот. Черта лысого ему не хватало. Я бы ему такой хай устроила! Ты позволяешь, и я себе позволю! Я бы ему задала перцу! Изобразила бы на нем пенку во всю стенку! – зло провозгласила Инна. Она чувствовала себя вправе дать волю раздражению.
«И Рита свернула на грустную тропу, – удивилась Жанна. – А ведь умела молчать, хотя многое, о чем она молчала, не давало ей покоя. Как скрипку несла свою боль, свою первую любовь».
– Не разглядела, не угадала я в нем верхогляда. Виртуозно лгал, с удовольствием лихо выворачивался, будто родился с этими качествами. Никогда не конфузился. Я чувствовала в нем что-то непонятное: в его отсутствие у меня часто перехватывало горло, меня бросало то в жар, то в холод, но не верила себе. Ведь ничего не указывало на его свободное поведение. Так почему же я писала в своих стихах о нем горькие строчки, правда, начиная их словами «неужели»? Предчувствовала, предвидела?.. Вот и получалась моя жизнь из многоточий надежд, страхов, неуверенности, недомолвок… Все мои беды на его совести.
…Он даже не задумывался над тем, что все домашние заботы лежали на мне. Я с ног валилась от усталости, а он, бывало, ложки к ужину сам себе не возьмет – все ему подай-принеси. Никогда не работавшими вне дома мамой и бабушкой так был приучен. А попробуй только заикнуться о помощи, так он сразу сказывался больным. Я верила, жалела его. А у него был на это простой расчет… И его мамаша подпевала, мол, что еще надо, он же возвращается к тебе. Может, ей, домохозяйке, этого было достаточно. Она, полностью зависящая от мужа, боялась требовать большего. Мужа побаивалась и перед сыном благоговела: мужчина!