Владигор. Князь-призрак
Шрифт:
— Счастья, говоришь, не вижу? А где же оно, по-твоему, мое счастье? Уж не в тебе ли? — спросил Владигор, не трогаясь с места.
— Кто знает, кто знает… — пробормотала Цилла, плавным движением обнажая точеные смуглые плечи. — Были такие, что в ногах валялись!..
— Значит, на то их воля была! — воскликнул князь. — Есть такие, что за корочку плесневелую да за стакан вина кому хошь пятки вылижут, — эти нам не указ!
— А эти? — крикнула Цилла, звонко хлопнув в ладоши.
Паутина в арках извилистых
— Возьми меня! Меня! Меня! — наперебой выкликали они, трепеща тончайшими кружевами манжет, лязгая тяжелыми суставами железных доспехов и шелестя по плитам и ступеням длинными полами роскошных мантий.
Вскоре вся площадка вокруг трона была заполнена седовласыми королями, юными принцами, суровыми витязями, богатыми купцами, смелыми мореходами и прочими поклонниками, одежды и драгоценные украшения которых достаточно ясно указывали на свое сомнительное происхождение.
— Сдери с них все эти тряпки и камешки, опустоши их кошельки, и вскоре они либо взойдут на эшафот как мелкие воришки, либо перемажутся грязью и прахом и до смерти будут биться за первое место у кабацкого порога, — сказал Владигор.
Князь щелкнул пальцами в воздухе, и тут же вся богатая пестрота площадки обратилась в груду бурых лохмотьев, откуда то тут, то там высовывались грязные руки с жадно растопыренными пальцами.
— Ты прав, князь! — весело воскликнула Цилла. — Человек лишь кучка грязного праха, дрожащего перед лицом испепеляющей Вечности!
— Но ведь не все падают ниц перед тобой! — с жаром возразил Владигор. — Есть мудрецы, для которых твои прелести значат не больше, чем прелая прошлогодняя листва или мышиный след на утреннем снегу!
— Ты уверен? — усмехнулась Цилла. — Ты достаточно хорошо знаешь меня и людей, чтобы утверждать такое?
Она достала из-за спины грязный холщовый мешок и со смехом опрокинула его на сгорбленные спины, покорно склонившиеся вокруг трона. Из горловины на затылки и горбы с жирным шорохом посыпались хлебные корки, обглоданные кости и прочие объедки, часть которых тут же исчезла среди лохмотьев, а часть достигла краев площадки и устремилась вниз по мраморным ступеням, увлекая за собой всю человеческую свору.
Как только площадка вокруг трона опустела, из боковых галерей стали один за другим появляться степенные седобородые старцы, почтенные высоколобые мужи в длинных складчатых одеяниях, бледные юноши с темным восторженным огнем в глубоко запавших глазах, устремляющие свои взоры в вершину купола, где стропила и арки сходились в одной точке, образуя сияющую многолучевую звезду. Один
— Истина!.. Truth!.. die Wirklichkeit!.. Veritas!.. — повторяли они на разные лады.
— Видишь, князь? — усмехнулась Цилла, глядя на Владигора темными, широко раскрытыми глазами. — И стоит мне только прошептать: «Это я! Я! Не ищите там, где не прятали!..» И они все кинутся ко мне!
Цилла слегка повела плечами, и ее меховая мантия поползла вниз, обнажая тугие смуглые груди, увенчанные малиновыми бутонами сосков.
— Она!.. Она!.. Вижу!.. — вдруг закричал один из старцев, бросая под ноги мелко исписанный берестяной свиток и устремляясь к трону.
— Где?.. Где?.. — загалдели остальные, бросая свои трубки, лотки, книги, свитки и устремляя взоры на крикнувшего, который, впрочем, уже не кричал, а изо всех сил продирался к трону сквозь плотную беспокойную толпу. Владигор поднялся на три ступеньки, негромко хлопнул в ладони, а когда несколько лиц обернулись на звук, увидел, что вместо глаз из-под век на него смотрят выпуклые, оплетенные кровавыми сеточками бельма. Старик, выкрикнувший свое слово, тоже обернулся вслед за остальными, и князь узнал в нем синегорского мудреца, приходившего беседовать с ним о власти, истине и бессмертии. Глаза старика полыхали черным безумием, ноздри были широко раздуты, а волосы развевались так, словно вокруг трона свирепствовал ураганный ветер.
— Десняк, остановись! — крикнул князь. — Она съест твой мозг!
Старый чернокнижник замер, и в глубине его безумных зрачков засветились две теплые желтые точки.
— Князь, а ты здесь откуда? — прошептал он, приближаясь к Владигору сквозь раздавшуюся в стороны толпу.
— Князь!.. Сам князь!.. Князь Света!.. Князь Тьмы!.. — наперебой зашелестели приглушенные голоса слепцов.
— Слышишь, как они тебя называют? — сказал Десняк, останавливаясь на краю площадки. — Кто ты, откликнись? Князь Света или Князь Тьмы? Кто?
— Они бредят! Их высокие умы помрачены вечной тьмой, заполонившей очи! — усмехнулся Владигор.
— Зрение чаще вводит в заблуждение, нежели дает истинное знание! — возразил Десняк. — Под прекрасной наружностью может скрываться ядовитая гадина, а под птичьими перьями может биться живое человеческое сердце! И зовут его, если я не ошибаюсь, Филимон.
— Не ошибаешься, — пробормотал пораженный князь. — Но откуда ты знаешь?
— Нет на свете ничего тайного, что рано или поздно не сделалось бы явным! — прошептал Десняк, глядя ему в глаза и улыбаясь загадочной улыбкой.