Владигор. Князь-призрак

Волков Александр А.

— Воин всегда встречает смерть лицом к лицу, — сурово повторил Белун. — Если не веришь, смотри!

Он взял многогранник двумя пальцами и повернул к князю одну из тонко заштрихованных граней. Владигор стал пристально вглядываться в переплетение штрихов и вдруг различил в них движение крошечных серых фигурок. Сперва это движение представилось ему беспорядочной суетой, похожей на пляску пылинок в солнечном луче, но, вглядевшись пристальнее, князь увидел панораму гигантской битвы, развернувшейся в речной долине, окруженной крутыми каменистыми склонами. Князь видел, как, сверкая прикованными к ободам клинками, неслись по песчаной отмели колесницы; как длинные пики вонзались в груди воинов, пробивая

их латы, как если бы это были надкрылья майских жуков; как взбесившиеся боевые слоны сбрасывали на землю паланкины и топтали обезумевших лучников столпообразными ногами. Воины карабкались на скалы, но навстречу им с грохотом летели огромные камни, обращавшие живые тела в беспорядочное кровавое месиво, в комья, из которых торчали обломки костей вперемешку с яростными, бессильно сжатыми кулаками. И над всем этим побоищем порхали легкие пепельные чешуйки, чем-то похожие на летних мотыльков-однодневок, в изобилии вьющихся над жирной придорожной грязью. Глядя на беспрерывную битву, князь вскоре заметил, что по мере того, как запертых в речной долине воинов становилось все меньше (половину своих же перетоптали слоны, пораженные ядовитыми стрелами), воздух между скалами все гуще и гуще насыщался порхающими чешуйками. Особенно густо взвивались они над теми местами, куда обрушивался сброшенный кусок скалы; пепельные смерчи закручивались над спинами беснующихся слонов, трепетали по обеим сторонам бешено скачущих и с разгону вязнущих в людской каше колесниц.

— Что это, Белун?! — крикнул Владигор, прикрывая глаза от невыносимого зрелища.

— Смерть, князь! — воскликнул чародей, поднося многогранник к его лицу и поворачивая его другой гранью. Владигор открыл глаза, и как только его взгляд уперся в сетчатую паутину на поверхности кристалла, она затрепетала, вздулась и, выпустив извилистые щупальца, словно втянула князя в самую гущу битвы. Владигор ощутил под собой гладкую кожу седла, его ноги вошли в стремена, рука напряглась, сжимая рукоятку меча. Узкоглазые желтолицые всадники, в рысьих шапках с черными кисточками, окружали его, на скаку перебрасывая друг другу концы кованых цепей. Их звенья звенели в полете, а конь под Владигором то с храпом вздымался на дыбы, то вновь оседал.

«Живьем хотят взять», — подумал князь, припадая к конской холке и свободно бросая вдоль бедра руку, вооруженную длинным, слегка изогнутым клинком. Владигор видел, как всадники закрепляют цепи в седельных луках и, замкнув вокруг него тройное, местами провисающее кольцо, неспешно стягивают с плеч волосяные арканы и, намотав на кулаки конские поводья, примериваются для бросков. Петли засвистели в воздухе почти одновременно, но Владигор пригнулся и принялся с такой быстротой вращать над головой клинок, что он образовал сплошной сверкающий круг, осыпавший голову и плечи князя колкой волосяной трухой. Порыв ветра швырнул щепотку мусора ему в глаза; он зажмурился от рези, а когда приподнял веки, желтолицых всадников уже не было, вместо них вокруг Владигора расстилалась цветущая долина, над которой парили безмолвные черные птицы.

— Что это, Белун? — чуть слышно прошептали его губы.

— Смерть, князь, — прошелестело в ответ.

Владигор быстро обернулся и увидел, как по траве идет к нему та, что стояла за спинкой трона, на котором сидел разряженный в бархат и золото младенец. Она шла, отводя рукой высокие побеги конского щавеля и срывая колючие лиловые головки с выжженных кустов чертополоха. Мохнатые шмели, яшмовые пчелы и полосатые осы роем вились вокруг ее головы, увитой переплетенными побегами омелы.

— Здравствуй, князь! — сказала она, приближаясь к Владигору и протягивая ему унизанную перстнями руку. — Иди ко мне, возлюбленный мой!

— Я не могу, — сказал Владигор, отступая, — мое сердце принадлежит

другой.

— Неужели в твоем большом, великодушном сердце не осталось уголка для моей одинокой, истосковавшейся по любви души? — сказала она, останавливаясь в двух шагах от Владигора.

— Мое сердце полно любовью ко всем душам, — сказал он. — Я не знаю, какой любви просишь ты?

— Такой, князь! — крикнула она, рывком распахнув полы соболиной мантии и обнажив роскошное смуглое тело. — Ну что ты стоишь, бери меня! Бери!

Она приближалась к Владигору, все шире и шире разводя тяжелые меховые полы, крупными складками ниспадающие с ее тонких, но сильных рук. Мантия поднималась все выше и выше, заслоняя собой ясное голубое небо и покрываясь сверкающей звездной сыпью с бархатно-черного испода.

— Нет, — шептал Владигор, — мое сердце несвободно, я не могу разорвать его надвое!

— Я тебе помогу! — захохотала красавица, сверкнув зубами и выдернув из своего венка гибкую веточку с нежными нефритовыми листочками. — Лови, князь!

Она выпростала руку из складок мантии, уже заслонившей собой все небо, и с размаху метнула в князя тонкий упругий побег. Он затрепетал в полете подобно палаческому кнуту, свернулся в кольцо и, достигнув Владигора, вмиг распрямился и вошел в его грудь, как луч солнца в тихую воду заводи. Князь почувствовал в сердце мгновенный укол, звездная мантия стала наваливаться на него, а стройная обнаженная дева обернулась сухой сморщенной старухой с отвисшими до чресел грудями. Владигор крикнул, закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел, что сидит на земле, а ветхий рыдван стремительно удаляется по ночной улочке вместе с лицедеем, который сидел на краю телеги и посылал ему воздушные поцелуи.

— А где Белун? — воскликнул князь, вскакивая на ноги и порываясь бежать за рыдваном.

— Какой еще Белун?! — крикнул в ответ Челла. — Ты вокруг себя посмотри!

И тут князь услышал за спиной топот множества ног, нарастающий, как шум весеннего половодья, громоздящего льдину на льдину. Владигор обернулся — на него летела все та же бешено орущая толпа. Бежать от нее было поздно, да и небезопасно; князю оставалось лишь дождаться, пока она накатит на него, и либо влиться в ее клокочущий поток, либо пропустить ее над собой. Владигор примерился, собрался в комок, а когда бурлящий шквал ног приблизился к нему, подтянул колени к подбородку и прикрыл голову сплетенными в замок ладонями.

— А ты откуда свалилась, карга старая?! — услышал он чей-то задыхающийся возглас.

Кто-то грубо выругался над его головой, кто-то на лету задел каблуком его выступающее плечо, но вскоре шум схлынул, и князь поднял голову. В ослепительном свете луны удалялись от него пятки, спины и шапки, подскакивающие на лохматых макушках. И лишь один нищий хромец, отставший от толпы вследствие своего увечья, сидел на обочине и смотрел на князя темными впадинами глубоко посаженных глаз.

— Что, бабушка, чуть в грязь не втоптали, дуроломы чертовы? — спросил он, когда князь встал на ноги и привычным жестом одернул полы кафтана.

Владигор огляделся в поисках старушки, к которой, по-видимому, должно было относиться это обращение, но не увидел ни одной живой души, не считая черного кота, который шел по верхней кромке забора, плавно ставя перед собой мягкие, беззвучные лапы.

— Не там ищешь, святая простота, — опять услышал он голос нищего. — Вниз глянь, под ноги.

Владигор послушно, как во сне, последовал этому странному совету, и когда его глаза уперлись в лужу между колеями, князь увидел среди угловатых осколков льда разорванное на клочья отражение косматой крючконосой ведьмы: железную серьгу в отвисшей до плеча мочке уха, выпученный глаз в окружении сморщенных век, пучки волос, торчащие из широких ноздрей.