Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Бакин Виктор Васильевич

Юрий Любимов отбирал, воспитывал и всячески поддержи­вал актеров, способных к синтетическому искусству. Умеешь петь — прекрасно, играешь на гитаре — вот тебе гитара. Кроме того, надо научиться акробатике, пантомиме, чтению стихов, психологическим этюдам — все это пригодится, из всего этого будет строиться спек­такль. Сочинительским, импровизационным способностям актеров давался полный простор. Это, конечно, особая школа и особый те­атр. Он нуждается лишь в коврике и зрителях, остальное творит ис­кусство актера и фантазия присутствующих.

Высоцкий — один из представителей такого «уличного» теат­ра, и поэтому он легко, с какой-то безрассудной свободой

шагает на эстраду. Поистине, ему нужен только коврик. Или микрофон, если уж он выдуман современной техникой. И гитара, конечно. Но можно и без нее — он будет читать стихи, изображать Керенского, Гитлера или кого-нибудь еще. Все это он делает артистично, лихо, с идеальным чувством эстрадной формы, начала и конца номера, с тем блаженством одиночества на подмостках, которое как божий дар дается артистам эстрады. Но лучшее у Высоцкого, конечно, его песни. Кто-то сказал про него, что под ним пол ходит, когда он по­является на сцене. Это верно. Особая пружинистость темперамен­та составляет суть его обаяния. Но когда он берет в руки гитару, когда успокаиваются его руки и ноги, становятся сосредоточенны­ми обращенные к зрителям глаза — когда актер остается самим со­бой, — тут начинается самое интересное.

Я не возьмусь пересказывать содержание его песен, хотя луч­шие из них — это своеобразные маленькие драмы, следующие одна за другой, то веселые, то грустные, то жанровые картинки, то мо­нологи, произносимые от лица с ярко выраженной индивидуаль­ностью, то размышления самого автора о жизни и времени, они, все вместе, дают неожиданную картину этого времени и человека в нем. Грубоватая «уличная» манера исполнения, почти разговорная и в то же время музыкальная, сочетается с неожиданной филосо­фичностью содержания — это дает особый эффект. По стилю — это брехтовские зонги, перенесенные на нашу русскую почву.

Исполнительский талант Высоцкого очень русский, народного склада, но эта сама по себе обаятельная типажность подчиняется интеллекту, способности самостоятельно мыслить и безболезнен­но обобщать виденное. В любимовских спектаклях всегда ощутимо активное интеллектуальное начало, оно выносится прямо к публи­ке, обращается к ее разуму. Высоцкий поет так же — наступатель­но, обращаясь не куда-то поверх голов, «вообще в зал», а прямо гля­дя в глаза тех, кто перед ним, завоевывая эти глаза, не отпуская их, подчиняя и убеждая.

Высоцкий мужественен не только по внешнему облику, но и по складу мысли и характеру. К счастью, в его песнях нет самоуверен­ных интонаций, он больше думает о жизни и ищет решения, чем утверждает что-либо, в чем до конца уверен. Но думает он, отбра­сывая всякую возможность компромисса и душевной изворотливо­сти. Думает так, как сегодня думают и ищут лучшие из его поколе­ния. Безбоязненно, не стесняясь, он выносит к зрителю результат своих поисков, надеясь, что его поймут».

Нужно учесть, что статья была написана в начале 68-го года, когда Высоцкий не написал еще и третьей части своих песен и сти­хов, не спел еще самых лучших, не сыграл настоящих ролей в кино и Гамлета в театре. Это была первая публикация, где о Высоцком говорилось так подробно, да еще с фотографией!

Высоцкий прочел статью, находясь на съемках в Ленинграде, и сразу же позвонил в Москву Крымовой, чтобы поблагодарить. Очень своевременной была эта статья для него! В дальнейшем, вни­мательно наблюдая за творчеством Высоцкого на протяжении всей его жизни, Н.Крымова правдиво напишет о нем много умного и доброго. Она рано увидела в Высоцком то, что иные не смогли рас­слышать даже много

позже. О Высоцком-актере изредка писали, а Высоцком-поэте — никто, кроме Крымовой. Она первой из теат­ральных критиков распознала его не только как актера, а как по­эта, но поэта, «насквозь пронизанного театром». А еще она назначи­ла себя «пресс-атташе Высоцкого». Талантливый театральный кри­тик, эталон строгого и независимого вкуса, она изыскивала любую щелочку в глухой цензурной стене, чтобы протиснуться со словом о Высоцком. Она не только писала сама, но, узнав, что кто-то на­меревается написать о Высоцком, тут же предлагала помощь и под­держку. Наталья Анатольевна ушла из жизни в январе 2003 года, и ее последней статьей была статья о Высоцком.

25 января — последний съемочный день «Интервенции».

Г.Полока: «Мы тогда отмечали его тридцатилетие. Прямо в па­вильоне. Фотографии шуточные: он озорничал, изображая то кокет­ливого идиота-именинника, то человека, который первый раз уви­дел фотоаппарат. Он был полон надежд...»

А после торжества он «развязал». Закончился более чем двух­летний период воздержания.

28 января спектакль «Павшие и живые». Высоцкий играет Ча­плина и Гитлера. Выходит на сцену в костюме Чаплина, но совсем не чаплинской походкой... Правильно говорит текст, но потом стал повторяться — трижды бормотал одно и то же. Зрители недоумева­ли, но слушали внимательно, мало ли что... У Любимова еще не та­кое бывает! Сцена с Гитлером была скомкана вовсе...

Вспоминает А. Меньшиков: «До этого я никогда не видел Вы­соцкого в таком состоянии, но тут догадался. Побежал за кулисы. Высоцкий уже исчез. Помню, плакала Зина Славина... Золотухин так переживал, что на сцене не допел до конца свою песню. В общем, для всех это было шоком! Я уже довольно давно работаю актером и знаю, что когда на сцене выпивший актер, то за кулисами это под­час воспринимается как цирк. Все почему-то веселятся, комменти­руют. А здесь все были в отчаянии».

То ли Высоцкий сам придумал, то ли со стороны ему кто-то внушил, что он последнее время (то есть в результате «завязки») переродился, стал хуже играть и писать. И вот срыв...

Ложиться в больницу боялся — еще свежими были впечатле­ния от прошлой «психушки». Однако в начале февраля пришлось лечь в санаторное отделение все той же Московской психиатриче­ской больницы № 8 им. Соловьева, в которой лежал в ноябре — декабре 65-го года. Лечащий врач — вновь Алла Машенджинова: «Единственным препятствием попасть к нам было нахождение в со­стоянии алкогольного опьянения. Все-таки у нас санаторное погра­ничное отделение. Трезвость была условием. Мы принимали боль­ных, которые не пили как минимум недею, то есть желание выле­читься должно быть у них вполне осознанным».

Высоцкий поступил в больницу трезвым, немного подавлен­ным, но с каждым днем лечения его настроение становилось все лучше.

— Ему не давало покоя чувство стыда перед близкими, перед своими товарищами по цеху, перед Любимовым, — вспоминает док­тор. — Он волновался, что сорвал спектакль, что у него опять не­приятности. После лечения, когда он приходил в себя, это все про­ходило.

В некоторых спектаклях делались замены, а на другие его при­возили из больницы. В такие моменты очень необходима поддержка друзей. И выяснилось, что в театре друзей не было. «Друзья» были заняты своей карьерой и семьей. В.Золотухин сказал при одной из замен: «Из всего этого мне одно противно, что из-за него я должен играть с больной ногой». А при другой замене поставил условие — 100 рублей за ввод.