Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Бакин Виктор Васильевич

Директор подписал приказ о строгом выговоре и снижении ок­лада до ста рублей. 9 апреля Высоцкий играет Маяковского, а 14 — Галилея.

В это время по Москве поползли сплетни, что, мол, Высоцкий спел последний раз все свои песни, вышел из КГБ и застрелился. Кто-то сочувствовал, кто-то зубоскалил... Телефонный звонок:

— Вы еще живы? А я слышала — вы повесились.

— Нет, я вскрыл себе вены.

— Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.

Ситуация с увольнением и последующим возвращением «блуд­ного сына» будет повторяться несколько раз. Многократно коллек­тив оповещался о решении «окончательно уволить» артиста Вы­соцкого «за нарушение дисциплины». Сколько раз можно прощать невпопад сказанные или забытые слова роли во время спектакля, бесконечные опоздания на репетиции и спектакли, когда за пять минут до открытия

занавеса в театре не знали, появится Высоцкий или нет. И все же полного разрыва не происходило. Вывешивались обещанные приказы об увольнении, после которых наступала то­мительная пауза, потом Высоцкий возвращался в театр. Происхо­дило мучительное объяснение, он заверял Любимова и коллектив, что «это никогда не повторится», что он «окончательно вылечит­ся», Любимов делал вид, что верит. Отношения восстанавливались. Иногда сценарий возвращения менялся. Вспоминает В.Золотухин: «Что же касается Владимира Семеновича, то его не единожды уволь­няли из театра за срывы репетиций и спектаклей. Любимов тогда часто собирал коллектив, и все острые вопросы выносил на труп­пу. Виновник представал пред своими товарищами, и они решали его судьбу. Так вот, на одном собрании, посвященном неблаговид­ному поведению Высоцкого, все выступают, обличают его, а потом предоставляют ему слово. Как сейчас помню, Высоцкий вышел и сказал: «Я пил, пью, и буду пить». Повернулся и вышел. Любимов развел руками и произнес сакраментальную фразу: «Чистосердеч­ное признание смягчает вину». После чего был вывешен какой-то строгий приказ. Володя же месяц-два погулял, а потом опять был возвращен в театр».

Несмотря на все неприятности и болезни, Высоцкий продол­жает сочинять. Киностудия им. Горького заказывает ему песни для фильма «Мой папа — капитан». Он пишет песню «В желтой жаркой Африке...» и предлагает еще две: «Четыре года рыскал в море наш корсар...», которую посвятил театру и его «капитану» Юрию Люби­мову, и «Сколько чудес за туманами кроется...». Как это уже было и будет много раз потом — песни в фильм не вошли. Первая пес­ня была использована в спектакле «Современника» по пьесе Р.Каугвера «Свой остров».

В этом же году Украинское телевидение заказывает Высоцко­му песни для телефильма «Неизвестный, которого знали все». Пес­ни в телефильм не вошли.

Март и апрель 68-го были трудными не только для Высоцкого, но и для всего Театра на Таганке. Уже давно зрел конфликт между Ю.Любимовым и первым секретарем Московского горкома КПСС В. Гришиным. «Нормой» для выпуска каждой новой работы театра было показать спектакль 5 — 6 начальникам при закрытых дверях, сокращать, дописывать, показывать снова и снова, собирать расши­ренный худсовет, обращаться в Политбюро, к Брежневу с жалоба­ми на чревоугодие ведомства культуры, после чего выходил спек­такль «недоеденный» начальством.

Не выпустили «Живого». Выпуск спектакля был запрещен ми­нистрами культуры Е.Фурцевой, а затем П.Демичевым по их лич­ному указанию.

Когда проходила сдача «Живого» в марте 1969 года министру культуры, театр был объявлен «на режиме». Пропускали в здание строго по списку, утвержденному Управлением культуры, из арти­стов в театре могли находиться только занятые в спектакле. Алла Демидова смотрела спектакль из осветительной будки, согнувшись в три погибели.

После последней сцены первого акта Фурцева взорвалась: «Это безобразие, болото, неслыханная наглость, антисоветчина, ничем не прикрытая. Бригадир — пьяница, председатель — пьяница, предрайисполкома — подлец... В этом театре враги народа подрывают советскую власть! С этого начиналась Чехословакия, с этих самых идей, с этих вольностей, с этих разговоров, с этой оппозиции вла­сти. Все это привело к кровавым столкновениям».

Министр вообще не понимала искусство условной формы, при­нятое на «Таганке», а в этом спектакле увидела явную «антисовет­чину».

Любимов и Можаев попытаются подправить что-то в инсцени­ровке, но критики от райкома усмотрели в исправлении «еще боль­шее усиление идейно-порочной концепции литературного первоис­точника»... 13 марта 1969 года спектакль «Живой» был снят с про­изводства. Вердикт был оглашен устами тогдашнего замминистра культуры Г.Владыкина: «Таганка» — «театр оппозиционный», спек­такль — «антисоветский и антипартийный». Любимов сделает еще две тщетные попытки запустить

спектакль — сначала в 71-м, по­том в 75-м. «Жизнь мне ставит точку, а я ей — запятую!» — говорит Золотухин-Кузькин в несчастливом спектакле. Жизнь в лице Ми­нистерства культуры поставила этому спектаклю очередную точ­ку: учесть 90 замечаний и в течение двух месяцев переделать спек­такль. Но время и театр поставят свою «запятую» — оживет «Жи­вой» лишь в 1989 году.

Нависла угроза увольнения Ю.Любимова и закрытия театра. В кабинетах власти его давно не любили. У главного режиссера «Та­ганки» напрочь отсутствовало почтительное отношение к началь­никам. Когда он встречался с членами ЦК — Демичевым или с Зимяниным, он с ними говорил на равных. Приходил, не кланяясь. Их раздражала самостоятельность и независимость суждений Любимо­ва, его манера возражать, не дослушав, перебив собеседника. Люби­мову вообще была присуща установка на скандал, ибо скандал ка­зался ему непременным гарниром ко всему, что он делает.

Ситуация осложнялась скандальным конфликтом и внутри те­атра — между главным режиссером и директором. Н.Дупак, буду­чи партийно лояльным, требовал выполнения указаний Управления культуры о запрете репетиций «Живого», а Любимов этот запрет игнорировал. Еще долгое время, работая вместе, Любимов и Дупак будут оставаться непримиримыми врагами... 25 апреля состоялось бюро Пролетарского райкома КПСС, которое продолжалось пять часов без перерыва. На повестке один вопрос: «О состоянии дел в партийной организации Театра на Таганке». Результат — строгий выговор с предупреждением Любимову, просто выговор — Дупаку, указано на недостаточную принципиальность секретарю парторга­низации театра — Глаголину. Исходя из принципа — незаменимых людей нет, партийные руководители искусством ставят перед кол­лективом задачу: как сохранить театр без Любимова. Они не пони­мают, что театр это не завод, где сменился директор или главный инженер, а рабочий у станка продолжает перевыполнять дневное задание. Этот уникальный театр был создан талантом и волей его главного режиссера, его эстетикой и художественными принципа­ми. Не будет Любимова — не будет и театра...

Устно и письменно вступились за жизнь «Таганки» Петр Ка­пица, Владимир Тендряков, Белла Ахмадулина, Альфред Шнитке и многие другие лучшие умы и таланты Москвы. На защиту Люби­мова и своего театра встали актеры.

Вспоминает В.Смехов: «...В 1968 году несемся втроем на поч­ту близ театра — послать телеграмму Брежневу, Подгорному и Ко­сыгину на тему «спасите наши души»... Телеграфистка строго тре­бует фамилий.

— Девушка, здесь ясно сказано: «Коллектив театра».

— В правительственных нужны подписи! Не для текста. Для... почты.

— Ясно. Ну, пишите...

И называем свои имена. Осеклись на Володином: «Вы сума со­шли! Если меня увидят — только хуже будет!» — уверенно заяв­ляет Высоцкий. Мы дружно киваем, ибо сомнений тут быть не мо­жет: будет хуже».

Сохранилась стенограмма выступления Высоцкого перед труп­пой театра 26 апреля 1968 года на собрании, в присутствии инструк­тора Кировского райкома партии А.Сакеева, куратора «Таганки». Вот некоторые фрагменты этого выступления: «...За четыре года при очень большой нагрузке и при попустительстве главного ре­жиссера Ю.П.Любимова был создан прекрасный, крепкий, долгоиг­рающий репертуар и не менее крепкий коллектив. Некоторые за по­следнее время происшедшие события доказали, что коллектив спло­чен, полностью поддерживает и репертуарную политику театра, и все творческие замыслы Любимова. Могу уверенно сказать, что это коллектив единомышленников.

...У некоторых непосвященных или неверно информированных людей есть мнение, что на наши спектакли ходит фрондирующая молодежь. Это неверно. Имея возможность во многих спектаклях открыто общаться с залом, могу смело сказать, что вижу людей пожилых и даже пенсионного возраста, среди них бывают и старые большевики, и деятели партии и правительства, и высокие гости; и Ульбрихта, и Микояна, и Гэса Холла никак не назовешь фронди­рующей молодежью.

...в 50-летний юбилей Великой Октябрьской революции в пар­тийной школе, где учатся представители коммунистических стран, игрались фрагменты из спектакля "10 дней, которые потрясли мир", поставленного театром. Я нарочно говорю театром, а не Ю.П.Лю­бимовым, потому что это одно и то же и потому что Театр на Та­ганке ассоциируется, прежде всего, с именем Любимова, а не, скажем, зам. директора Улановского. Мы говорим "Таганка" — подразумеваем Любимов. Мы говорим Любимов — подразумеваем "Таганка"».