Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Бакин Виктор Васильевич

Начиная заключительный концерт в Архангельске, Высоцкий сказал: «Я второй день здесь, в этом городе, и чего-то сегодня не очень хочется уезжать. Хотя ничего не видел и только по рассказам знаю, что здесь, в Архангельске, очень хорошо бывает в июле месяце. Так что, наверное, в июле месяце я еще раз вернусь к вам сюда».

Больше, однако, Высоцкий в Архангельске не бывал, а на рус­ский Север попал еще лишь однажды. Случилось это в апреле 1978 года, когда он гастролировал в Череповце.

Пребывание в Архангельске благотворного влияния на состоя­ние здоровья и психики не оказало.

19

марта А.Штейн позвал Высоцкого в Театр сатиры на читку чернового варианта пьесы «Последний парад». Автор песен начи­нает читать свои тексты, но непослушный язык заплетается, и ре­жиссер В.Плучек дочитывает текст сам.

20 марта на утренней репетиции Высоцкий-Мотяков упал пря­мо на сцене.

— Идите, приведите себя в порядок, — сказал ему Любимов. — А вы возьмите текст и идите на сцену, — указал сидящему в зале Ф.Антипову. Дальнейшие репетиции «Живого» проходили без Вы­соцкого.

Вечером Н.Дупак настаивает на вводе на роль Керенского Золо­тухина в спектакле «10 дней...». Ввод состоялся в присутствии Вы­соцкого. Разразился скандал. Высоцкий: «Я не буду играть, я ухожу... Отстаньте от меня». Перед спектаклем он показал Золотухину за­писку: «Очень прошу в моей смерти никого не винить».

21 марта съемочная группа фильма «Служили два товарища» ожидала Высоцкого в Одессе, но погода выдалась скверная, самоле­ты не летали, и он в тоскливом ожидании сидел в аэропорту. Шло время, а добрых вестей не поступало — аэропорт в Одессе был за­крыт... Зато принимал рейсы Магадан, как об этом поется в песне, и Высоцкий решил полететь в Магадан, чтобы поздравить един­ственного, как ему казалось в то время, настоящего друга с выхо­дом в свет первой поэтической книжки, которую тот назвал «Зву­ковой барьер».

И.Кохановский: «...В тот вечер я дежурил «по газете». Вычитав все полосы, я договорился с печатниками, что они позвонят мне, ко­гда надо будет подписывать газету в печать. Жил я тогда в доме, от которого до типографии было буквально пару минут ходьбы.

Только сел попить чайку — звонок:

— Васечек, это я!

Услышав голос Володи, я ничего не мог понять, так как снача­ла подумал, что звонят из типографии.

— Ты?! Ты где?

— Я здесь, в редакции. Звоню от дежурного милиционера. Он мне дал твой телефон...

— Стой там. Я через пять минут буду!..

Я еще не мог поверить, что это Володя. Здесь, в Магадане...

Едва мы обнялись, он тут же мне выпалил, что приятель его приятеля оказался летчиком, летающим в Магадан, и... вот он здесь.

Проговорили мы почти всю ночь. Тогда я узнал, что Володя влюбился в Марину Влади. Но я как-то не придал особого значе­ния этой новости, так как родилась она, насколько я мог понять, во время этого загула. А в такие периоды с Володей могло произойти все что угодно и прекращалось сразу же, как только прекращался и сам загул. Я подумал, что и на сей раз с этой новоявленной любо­вью будет то же самое.

На следующий день я купил ему билет, проводил в аэропорт, посадил в самолет, вручил коньяк стюардессе и взял с нее слово, что давать его Володе она будет только в крайних случаях (когда начнет буянить) и маленькими дозами. Так как в самолет

он садился уже в полуразобранном состоянии».

Результатом этой поездки стала песня «Я уехал в Магадан»:

Однажды я уехал в Магадан —

Я от себя бежал, как от чахотки.

Я сразу там напился вдрабадан

Водки!

Но я видел Нагайскую бухту

Да тракты,

Улетел я туда не с бухты-

барахты.

На следующий день на утренней репетиции Любимов спраши­вает:

— Где Высоцкий?..

Пауза.

— Зоя! Ассистенты! Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь знает, где Высоцкий находится в данный момент?

Помощник режиссера Зоя Алиевна Хаджи-Оглы:

— Юрий Петрович, Высоцкий не может приехать на репетицию.

— Предупреждать надо, если он болен. Почему это — полная неизвестность? Почему я не знаю, где и кто из артистов находит­ся? Не звонят, не приходят. Что это такое? Кончать надо эту бога­дельню!

— Он не может прийти, потому что он... далеко.

— Как далеко?

— Он из Магадана звонил...

22 марта директор театра вывешивает приказ об увольнении артиста Высоцкого.

Ю.Любимов: «Это верх наглости... Ему все позволено, он уже Галилея стал играть через губу, между прочим. С ним невозможно стало разговаривать... То он в Куйбышеве, то в Магадане... Шаля­пин... тенор... второй Сличенко».

Не зная все перипетии жизни Высоцкого, Любимов считал, что то, что происходит с ним в данный момент, — это начало «звездной болезни»: «Пройти огонь, воду и медные трубы — никому не дано. Огонь и воду настоящие мужчины могут еще как-то преодолеть, но медные трубы — никто пережить не в силах...»

А Высоцкий в это время уже в Одессе на досъемках фильма «Служили два товарища». Обстановка там не способствует выздо­ровлению, да и внутреннее состояние усугубляет болезнь. Он вы­зывает в Одессу Иваненко: «Если ты не прилетишь, я умру, я по­кончу с собой!»

Прилетела. Через несколько дней они вдвоем возвращаются в Москву. Но перед этим — 26 марта — Высоцкий выступил в клубе одесских портовиков, куда пришло столько народу, что он не мог пройти в зал, и его передавали на руках, а сзади него, также из рук в руки, плыла его гитара.

Те, кто понимает, что Высоцкий и театр уже стали единым це­лым, что театр для Высоцкого стал его судьбой, упрашивают Лю­бимова вернуть его. Его берут на договор с условием амбулаторно­го лечения. Высоцкий соглашается пройти амбулаторное лечение у профессора Б.Рябоконя — лечение труднопереносимое, но эффек­тивное.

2 апреля он принимает первый сеанс, с которого В.Смехов при­вез его домой еле живым. Но к вечеру Владимир уже очухался и даже шутил.

7 апреля Высоцкий подает заявление в местный комитет теат­ра: «Считаю себя виновным в том, что поставил театр в трудное по­ложение, виновен перед коллективом. Сейчас я принял меры (ме­дицинские), чтобы впредь обезопасить театр и себя от повторения подобных выходок. Прошу вернуть меня в театр, работой своей по­стараюсь исправить положение и принести пользу театру».