Владлен Бахнов

Бахнов Владлен Ефимович

Незримый полк

Морозным ветром по лицу Метель наотмашь лупит… Полк строй нарушил на плацу. А царь порядок любит. И крут, и страшен в гневе наш Царь-император Павел, И прямо с плаца — шагом-марш! — Он полк в Сибирь отправил. И затрубил трубач поход Тревожный и печальный, С Сенатской площади идет В дорогу полк опальный. Колышется штандартов шелк. Чеканя левой-правой, Столицу покидает полк, Шагая по уставу. Вот минул месяц, минул год, И дни летят без счета, А полк идет, а полк идет, В Сибирь идет пехота. Уже

на троне новый царь И, говорят, нестрогий, Но полк идет, идет, как встарь. Все тою же дорогой. Бунтовщиков-дворян везут. Развозят по острогам, А у полка иной маршрут. Особая дорога. Ломают реки синий лед. Дожди летят косые, А полк идет, а полк идет Бескрайнею Россией. Давно истлел штандартов шелк, И павшие истлели. Но движется незримый полк К своей незримой цели. Опять война, опять бунты. Погромы и расстрелы, А полк проходит сквозь фронты. Сквозь красных и сквозь белых. Пройдя Сибирь наперерез, Послушный воле царской. Идет он мимо Братской ГЭС И мимо Красноярской. А путь по-прежнему далек. Но, может, там, далеко. Теперь идет незримый полк Не на восток — С востока?.. И будут счеты нелегки, И страшно станет в мире. Когда опальные полки Вернутся из Сибири. 1974

Гренада

Он хату покинул, пошел воевать.

Чтоб землю в Гренаде крестьянам

отдать…

Откуда у хлопца испанская грусть?

М. Светлов

Он хату покинул, пошел воевать. Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать. Потом воевал он опять и опять, Чтоб рикшам в Пекине заводы отдать. Он дрался в песках, поминая Аллаха. За то, чтоб отдать пирамиды феллахам И чтоб в соответствий с планом единым Двугорбых верблюдов раздать бедуинам. Потом беззаветно сражался он в Чили. Чтоб там бедняки рудники получили, И был с партизанами в Венесуэле Во имя высокой загадочной цели. И в Конго далеком он пуль не боялся. За что неизвестно, да только сражался, А также в Гренландии дрался, видать. Чтоб что-то кому-то зачем-то отдать… Но вот, из походов домой поспешая. Вернулся он в хату, а хата — чужая… О как ты щедра, бескорыстная Русь! Откуда ж у хлопца испанская грусть? Декабрь 1979

Апофеоз

Апофеоз с человечьим лицом! Это, конечно, прекрасная фраза, но, как ни грустно, не строится сразу апофеоз с человечьим лицом.

Если научно заняться вопросом, нужно решать поэтапно вопрос — и для начала построить всерьез апофеоз с человеческим носом.

Сделали нос, постарались быстрей, нос замечательный, хоть без ноздрей.

Первый этап со вторым крепко связан. Вот и настал подходящий момент — сделать еще один эксперимент — апофеоз с человеческим глазом. Сделали все в окончательном виде. Глаз замечательный, только не видит.

Дальше, назло клеветническим слухам, мы в соответствии с планом своим делаем, строим, возводим, творим апофеоз с человеческим ухом. Ветер победные стяги колышет. Ухо досрочно сдано, хоть не слышит.

Но успокаиваться нам не надо. Будем мы строить теперь на века апофеоз с человеческим задом. Это получится наверняка! '

1976

Подопытный кролик

Дают и обед мне, и завтрак И опыты ставят на мне — Возможно ли Светлое Завтра Построить в отдельной стране. Семь раз мою шкуру пороли. Семь раз зашивали опять. Уж раз я подопытный кролик. То должен терпеть и страдать. Давно я привык к этой роли. Как пес, что сидит на цепи. Я кролик, подопытный кролик, И принцип один мой — терпи. Мой

опыт весь мир озадачит. А все остальное не в счет. Ведь то, что я жив еще, значит. Что Светлое Завтра придет. Грызу я морковку с нитратом И в щелку гляжу от тоски: Ну как. на дворе — уже Завтра? А там, как и прежде, — ни зги. Уж лучше б я волком был задран. Уж лучше б был съеден на завтрак! Давно осознать бы пора. Что Завтра, то Светлое Завтра. У нас уже было вчера.

* * *

Не бойся, друг, твой ум всесилен. И ты поймешь простую суть: На свете нет прямых извилин, Извилист всех извилин путь. Еще мы только подрастали. Еще в детсадовские дни Извилины нам выпрямляли. Но завивались вновь они. Извилинами мозг обилен. Зато не ведает преград. Вот мозг спинной — тот без извилин. Но путь его направлен в зад. 1983

Сила воли и безволие

Сила воли — прекрасное качество. Не лихачество и не чудачество, И за нею безделье не спрячется, Сила воли надежна во всем. Но заметить, пожалуй, позволю я, Что сильней силы воли — безволие. У безволья своя сила воли есть. И она настоит на своем!

Дачная улица

Никого я не хочу охаивать — Иноземцев или соплеменников. — Но опасно улицам присваивать Имена великих современников. И хочу сказать я славу любящим. Что при жизни признанные гении Могут оказаться в близком будущем В очень щекотливом положении. Согласитесь, что звучит, однако. Поучительно такая сценка: — Где. скажите, дача Пастернака? — Вон она! На улице Павленко. Хоть приезжий был не из Монако. А из нашего Стерлитамака. Но не ведал, кто такой Павленко, Он, на память знавший Пастернака. Был Павленко крупный заседатель, Автор протоколов и пассажей. Очень знаменитый был писатель, В общем, ничего не написавший. Правда торжествует, но, однако, Медленно идет переоценка: — Где, скажите, дача Пастернака? — Все еще на улице Павленко. 1977

* * *

С волками жить, так уж по-волчьи выть! Но как ни вой, коль разобраться толком. Ты все ж не станешь настоящим волком. Забыв, что можно человеком быть. Но если ты проявишь волчью прыть. Глядишь, тебя, пожалуй, примут в стаю. И ты, приткнувшись скромно, с краю. Добычу будешь сытую делить. С волками выть, по-человечьи жить… Нет, я другой такой страны не знаю.

Недальновидный пес

Разбужены лаем, мы страшно страдаем, и спать мы желаем, а пес не дает, он лает и лает и не понимает, что местью пылает неспящий народ.

Не ведает он-то, что дом-то Литфонда, здесь члены живут самого ССП. Мы здесь проживаем и переживаем, что жены не спят, и родня, и т. п.

Пес думал, бедняга, что лает для блага, для нас он с отвагой всю ночь службу нес. Доказывал с жаром, что хлеб ест недаром, тот недальновидный беспаспортный пес.

Старался для нас он, но был он наказан и сослан в чужое глухое село.

Но Бог с ними, с псами! Ах, если б мы сами всегда понимали, что польза, что зло.

Вот так же. наверно, с усердьем чрезмерным хотим показать мы и верность и злость, ц лаем примерно, и служим мы верно за ту же похлебку и сЛадкую кость. Мы не понимаем, что, может быть, лаем кормильцам мешаем и лучше б молчать. Мы лаем — не знаем, что завтра хозяин прикажет: «Довольно!» и скажет: «Убрать!».

Но чу! Слышу лай я! И, счастьем пылая, твержу: «Пес вернулся! Он будет здесь жить! Кто верою служит, тот счастье заслужит. Пес с нами! Пес с нами! Давайте служить!»