Владыка
Шрифт:
Повеселиться? Да не вопрос. Сейчас повеселюсь. Я решительно направился в зал.
Там снова играла музыка, но войдя, я увидел, что танцующих почти нет. А при моём появлении и те пары, что танцевали, остановились. На меня уставились сотни настороженных глаз. Ну, понятное дело — не знают, как себя вести. С одной стороны, вроде бы герой, с другой — чёрт его знает, что дальше будет исполнять. Только что, вон, из-за него Разумовский обвинил в предательстве уважаемого человека, целого господина Стахиева, и приказал увести. От такого героя лучше в стороне держаться, факт.
Музыка вдруг смолкла. А пары, замершие посреди зала, поспешно расступились. Ко мне шла императрица.
— Рада приветствовать вас, господин
Она остановилась напротив меня, подала руку. Я поклонился, коснулся руки губами.
— Здравствуйте, Ваше Величество. Благодарю за приглашение. Симпатично у вас тут. Без чертей — так вообще красота.
Императрица милостиво кивнула.
— Я слышала, что полчаса назад вы уничтожили целую свору нечисти, из-за подлого предательства проникшую во дворец?
«Слышала», ага. Наверняка своими глазами наблюдала, от и до. То, что её при этом никто не видел, не означает, что она ничего не видела. У этой дамы кругом глаза и уши.
— Скажем так, принял участие в уничтожении. Но раскрыл заговор не я, это Разумовский постарался.
— Не сомневалась в прозорливости Никиты Григорьевича.
— В Никите Григорьевиче я тоже не сомневаюсь, более преданного человека вам не найти. А ещё господин Разумовский — мой друг. Четыре дня назад мы с ним бились с тварями в загробном мире, плечом к плечу. Пока некоторые на балах развлекались… — Я обвёл глазами зал. — Разрешите, Ваше Величество, я скажу этим господам пару слов? Раз уж тут собрался, насколько понимаю, весь цвет российского дворянства?
— Извольте. — Если императрица и удивилась, виду не подала.
— Вот что, уважаемые. — Вокруг мгновенно наступила тишина. Акустика здесь была — ого-го, повышать голос не пришлось. Он разносился по огромному залу, так, что каждый из собравшихся слышал каждое слово. — Удивлен, что должен об этом говорить. Вы все-таки не безграмотные крестьяне, а свободные образованные люди, соображать должны. Человек, которого сейчас приказал увести Разумовский, собирался убить меня. А если повезёт, то и его. С единственной целью — впереть на место Разумовского своего ставленника. Я более чем уверен, что провернул он это не один, протащить во дворец такую свору нечисти — не самая простая задача. Среди вас есть те, кто поддержал предателя — в расчёте на получение тёплого места после того, как вместо Разумовского рядом с российским троном встанет другой. В Никите я не сомневаюсь, он выявит всех, кто причастен к этой дряни. О том, что предатель — полный идиот, говорить тоже не буду. Я, блин, в потустороннем мире Змея Горыныча победил и Кощея в плен взял! А мне тут детскими погремушками угрожать пытаются. Я, собственно, к чему веду. Посмотрите вокруг себя! Мир по швам трещит. Твари чуют скорый конец и лезут из всех щелей. Самому мне в скором времени предстоит бой с такой хренотенью, по сравнению с которой Змей Горыныч — шавка подзаборная. А вам делать больше нечего, кроме как лодку раскачивать! Пытаться своих ставленников поближе к трону пропихнуть. Не о том сейчас думать надо, ясно? И, коль уж помогать биться с тварями не можете — хотя бы не мешайте тем, кто может. В частности, моему другу Никите Григорьевичу Разумовскому. Я понятно излагаю? — В зале по-прежнему стояла гробовая тишина. Никто не издал ни звука. — Окей, расцениваю, как согласие. Но поскольку в каждой отдельно взятой личности не уверен, хочу предупредить. Я — самый сильный охотник в Российской Империи! А собираюсь стать ещё сильнее. И если кто-то, из-за жадности и скудоумия, снова попробует рыпнуться — разбираться с ним будет уже не Разумовский. В моих силах переправить в загробный мир заживо любого из вас. Хоть десяток. Хоть сотню! — Я снова обвёл глазами зал. Увидел застывшего в дверях изумленного Никиту. — В момент, когда будете влажно мечтать о том, какие перспективы перед вами откроются, вспомните о моих словах!
Я коротко поклонился.
Императрица некоторое время смотрела на меня. Потом повела рукой в сторону оркестра.
Грянула музыка. Кавалеры подхватили дам, через минуту по залу уже кружились пары. Императрицу и меня, продолжающих стоять в центре зала, они старательно огибали.
— Проникновенная речь, Владимир Всеволодович, — обронила императрица. — Как вы там сказали? Не раскачивать лодку?
— Именно так, Ваше Величество.
— Мудро.
— Старался. Впрочем, умные люди это и без меня понимают. Я обращался в первую очередь к… не самым умным. Надеюсь, что если не объяснил, то хотя бы напугал. Перед тем, как рыпаться, десять раз подумают. Всё у Разумовского голова болеть поменьше будет… Разрешите идти, Ваше Величество? Меня невеста ждёт.
Я кивком показал на стоящую поодаль Катерину Матвеевну. Она то краснела, то бледнела, теребила в руках веер, но в целом выглядела решительно. Если бы меня сейчас за дерзкие речи поволокли на костёр, бросилась бы отбивать.
Императрица улыбнулась.
— Слышала о вашей прелестной невесте много хорошего. Ну же, Владимир Всеволодович! Что же вы стоите? Познакомьте нас.
После бала на площади перед дворцом запузырили фейерверк. Мощный такой, прям дорого-богато. По-императорски. Катерина Матвеевна до того натанцевалась, навизжалась от восторга и нахлопалась в ладоши, что в родительский дом я ее практически внёс на руках.
— Какой чудесный вечер! И как жаль, что теперь тебе придется уйти, — нежно поцеловав меня, пробормотала Катерина Матвеевна.
— Ну, если бы мне не приходилось уходить, в спальне ты оказалась бы гораздо раньше. Но ладно уж, ждём до свадьбы — значит, ждём до свадьбы.
Я сдал Катерину Матвеевну матушке и горничным и свалил к себе в башню. Обнаженной Земляны в ванне не обнаружил, но не сказать, чтобы сильно из-за этого расстроился. Денёк всё-таки выдался насыщенным. Разделся, плюхнулся в кровать и мгновенно вырубился.
Утром, проснувшись, просканировал баланс. Вчерашние черти его ещё немного приподняли. Скольких я уработал? Кажется, шестерых, остальных позволил добить Разумовскому со свитой. Плюс двести двадцать четыре родии, итого четыре тысячи четыреста тридцать четыре. Гляди-ка, вроде ничего особо не делал — а уже половину набрал! Пустячок, а приятно.
В прекрасном настроении я спустился вниз, в столовую. Где обнаружил Земляну и Гравия.
— Что ты, молодец, невесел? — принимаясь за завтрак, обратился я к Гравию. — Что ты голову повесил?
— Не помню, — сказал Гравий.
— О как. Бывает… Ну, давай пойдём простым логическим путём. Где ты вчера был, что делал? В кабаки заглядывал? Хотя кабацкая драка тебя вряд ли бы расстроила, скорее наоборот. Так что, думаю, невеселость связана с личной жизнью. Вспоминай — бывшей звонил? Сообщения отправлял?
— Говорит, что его царём хотели сделать, — грустно глядя на Гравия, сказала Земляна. — А он не помнит, какого царства. И кто хотел сделать, тоже не помнит… Слушай, Гравий! Я сама выпить не дура. Но уж так-то, совсем до одури — нельзя же! А в следующий раз что тебе почудится? А ежели вовсе разума лишишься, как Аврос?
— Не пил я.
— Тебя не поймёшь! То пил, то теперь — не пил!
— Не столько пил, чтобы как Аврос.
— Но про царя не помнишь?
— Нет.
— Вот! Потому что не было никакого царя. Почудилось тебе.
— Был.
— Да нет же!
Спор прервал ворвавшийся в столовую Неофит.
— Здравы будьте! — приветствовал нас. Плюхнулся на свободный стул и расплылся в довольной улыбке.
— Что, отпустили тебя родители?
Неофит помотал головой.
— Не-а. Сам сбежал. Скучно с ними — мочи нету! Истосковался.