Власть и идеология в России: от провиденциализма и революционного мессианства к современным реалиям
Шрифт:
XVII век в России был отмечен важнейшими внутриполитическими событиями и процессами, предшествующими возникновению Российской империи и подготовившими вступление российского общества в новый качественный этап своего развития. Во второй половине XVII в. в России прекратили свою деятельность Земские и Освященные Соборы, произошло падение роли Боярской думы, было отменено местничество происходила бюрократизация государственного управления. При этом общий идеологический концепт, выработанный к концу ХVI века, продолжал использоваться властью, обогащаясь новой аргументацией и пропагандистскими приемами. Как верно замечал Н.М. Карамзин, «деды наши, уже в царствование Михаила (имеется ввиду первый царь из династии Романовых – Михаил Федорович Романов – авт.) и сына его, присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин мира, а Святая Русь – первое государство»68 Неизменными оставались признание сакрального характера царской власти, богоизбранности русского царства и его православного народа, что и отмечалось во всех официальных государственных документов. Вместе с тем, события Смутного времени потребовали существенной модернизации идеологической аргументации и прояснения ряда вопросов, связанных со сменой династии. Требовала дополнительного идеологического обоснования и роль царя как главы Вселенского православного царства в связи с возрастанием масштабов и сложности
Подлинно народное и массовое движение земских и служилых людей, патриотически настроенных представителей аристократии, сумевших в период Смуты не только изгнать иностранных интервентов из Москвы, но и восстановить самодержавие, учредив новую правящую династию на очередном Земском соборе, явилось новым и неоспоримым аргументом, подтверждающим единство власти с народом и важность самодержавной формы правления для России. Сам этот факт надолго, до самого крушения самодержавия, вошел в арсенал государственной идеологии. События Смуты вновь подтвердили гибельность для России власти олигархии. Слабый боярский царь – Василий Шуйский не смог стабилизировать внутриполитическую ситуацию в стране и дать необходимый отпор иностранным интервентам. Его правление поставило российскую государственность на грань гибели. Из всего этого необходимо было извлечь и извлекались исторические уроки. Все это не отменяло, а, напротив, должно было подтверждать сакральный смысл, произошедших событий, в том числе и избрание царя из рода Романовых на российский престол. Такая трактовка полностью соответствовала мировоззренческим основам и менталитету человека XVII в. В литературно-публицистическом произведении «Грамота утвержденная об избрании на Российский престол царем и самодержцем Михаила Федоровича Романова»69, имевшем официальное происхождение, произошедшие в начале века события в России истолковывались с позиций провиденциализма. Доказывалось, что избрание на престол Михаила Федоровича Романова носило божественное предопределение. В «Новом Летописце», появившемся около 1630 г. и также подробно описывавшем события конца XVI-XVII веков, социальные волнения, появление самозванцев и внешние вторжения рассматривались как проявление божьей кары, а действия народных ополчений как борьба за защиту православной веры. Православие и законная династическая власть рассматривались в органическом единстве и должны были запечатлеться в сознании современников как две неразрывные сущности российской государственности. Не случайно царь причащался по священническому чину и тем самым признавался равным человеку, имеющему священство. Сам обряд коронования не только имел характер священного действа, что было вполне естественно для XVII в., но и должен был засвидетельствовать православный характер Московского государства, его принципиальное отличие от католической Речи Посполитой и, тем более, мусульманской Османской империи.
Важнейшей задачей легитимизации власти новой правящей династии стало установление непрерывности кровно-родственных связей Романовых с предшествовавшими им русскими князьями и царями. В «Истории о царях и великих князьях земли Русской», написанной в конце 60-х годов дьяком Федором Грибоедовым, особо подчеркивалось, что царь Михаил Романов приходился внучатым племянником первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовой, а Иван IV Грозный на этом основании объявлялся «прадедом» царя Алексея Михайловича. На династию Романовых, таким образом, распространялась концепция Степенной книги периода правления Ивана Грозного, которая вела династическую линию русских князей и царей от князя Владимира Святославовича, «сродника Августа, кесаря Римского»70 Декларирование данной преемственности было особенно важно в условиях длительного непризнания легитимного характера власти Романовых со стороны Польши и ряда других государств Европы. Еще более возрастало значение такого рода трактовок после 1654 г., когда по решению Переяславской Рады и Земского собора в Москве произошло воссоединение разделенного русского народа (в советской историографии впоследствии был создан миф о якобы произошедшем воссоединении никогда не существовавшей Украины с Россией), часть которого на юго-западе Русской земли оказалась на время под властью Польши.
Монарх олицетворял единство народа, связь всех периодов в истории Российского государства, позиционировался в качестве помазанника, то есть получившего власть от Самого Бога. Церемонии возвеличивания власти монарха становились все более пышными и продолжительными. Выходы царя в церковь, различные праздничные торжества, приемы иностранных послов постепенно перерастали в общегосударственные мероприятия с большим количеством участников. Кроме боярской аристократии и верхушки служилых людей в них принимали участие и так называемые «черносотенцы», представители крестьянского и посадского населения, не являвшиеся крепостными и не находившиеся на государственной службе. Все это делалось в целях достижения максимального пропагандистского эффекта и призвано было показать не только могущество русского царя, но и поддержку народом власти своего монарха. Это было тем более важно на фоне процессов, разворачивавшихся в Англии, направленных на ограничение власти монарха парламентом, а также народных волнений в самой России. Особенно торжественными были выходы царя в период правления Алексея Михайловича Романова. Монарх появлялся в шитой золотом одежде, украшенной драгоценными камнями. Царская одежда была неимоверно тяжелой. Ее вес усугублялся висевшим на груди массивным крестом, нагрудными цепями из золота. Восседая на троне, самодержец держал в правой руке скипетр – царский жезл, а в левой – увенчанную крестом державу – «царского чину яблоко золотое». Вес одной только державы XVII в., хранящейся в Оружейной палате кремля, составляет более 3 килограммов. Царя окружали бояре, разные придворные чины и так называемые рынды – отроки знатных фамилий, облаченные в белые кафтаны, украшенные золотыми нагрудными цепями, в красивых высоких шапках. Они держали позолоченные топорики чеканы, положив их на правое плечо лезвием вперед. Всех иноземцев, посещавших царский двор и принимавших участие в дворцовых мероприятиях, поражало его великолепие. Английский посол граф Говарт Карлейль так описывал свои впечатления от посещения двора: «Двор московского государя так красив и держится в таком порядке, что едва ли найдется хоть один из всех христианских монархов, который превосходил бы в этом московского. Все сосредотачивается около двора. Подданные, пораженные его блеском, приучаются благоговеть перед ним…».71 Можно говорить о том, что именно на этапе раннего абсолютизма сакрализация власти и соответствующая этому ее положению атрибутика достигли наивысших пределов.
К XVII в. относится и появление законодательства, призванного максимально обезопасить династию и личность самого монарха, его резиденцию от разного рода посягательств и угроз. В Соборном Уложении 1649 года верховной власти посвящались две специальные главы: глава вторая – «О государьской чести, и как его государьское здоровье оберегать», состоящая из 22 статей и глава третья – «О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчинства и брани не было»,
По мере укрепления российской государственности формируется и новое геополитическое видение пределов власти российского монарха. Она начинает приобретать поистине вселенские масштабы. В письме к князю Г.Г. Ромодановскому царь Алексей Михайлович писал: «бог…благословил и передал нам, государю, правити и разсуждати люди своя на востоке, и на западе, и на юге, и на севере в правду, и мы божия дела наши, государевы, на всех странах полагаем, смотря по человеку…».73 Это была по сути формулировка геополитической концепции, даже более амбициозной, чем выработанная в предшествующую эпоху, тем более, что она стремительно наполнялась новым конкретным содержанием. В числе важнейших перспективных задач государства были: освоение Сибири, противодействие церковной унией на Украине. Предстояла борьба с протестантской Швецией за Восточную Прибалтику, с католической Речью Посполитой за юго-западные русские земли, с исламской Османской империей за северное Причерноморье и Крым, а затем и за освобождение от турецкого ига православных народов Балканского полуострова. Многие из этих задач будут решаться в петровскую и последующие эпохи, но их понимание пришло уже во второй половине XVII века и тогда же были сделаны первые шаги по их идеологическому обоснованию.
После заключения в 1667 г. Андрусовского перемирия и признания поляками власти московского царя на Левобережной Украине на повестку дня в качестве важнейшей практической внешнеполитической задачи встал вопрос о воссоединении разрозненных ветвей русского народа – малороссов, белорусов и великороссов под скипетром Московского царя. В 1674 г. появилось первое издание «Синопсиса» – исторического сочинения, авторство которого приписывается настоятелю Киево-Печерского монастыря Иннокентию Гизелю. В этом сочинении проводилась мысль об исторической общности славянских народов и обосновывалась важность их объединения. Эта же идея нашла свое отражение в описании большой государственной печати и формулировке титула царя Алексея Михайловича, который позиционировался теперь не только как «Великий государь, царь и великий князь всея Руси самодержец», но и как «Великие и Малые и Белые России самодержец».74
Все эти новые геополитические реалии требовали повышения роли православной церкви и ее закрепления, более полного использования ее потенциала для решения текущих и перспективных внешнеполитических задач. Государству необходима была не только поддержка православной церкви как носителя духовных ценностей, но и усиление ее влияния на православных людей, проживавших за пределами российского государства. Для этого Церкви необходимо было использовать в своей богослужебной практике единые для всего православного мира обряды и каноны, на основе существующих на православном востоке. И шаги в этом направлении были сделаны патриархом Никоном в тесном сотрудничестве с царем Алексеем Михайловичем. Все эти нововведения являлись средством для достижения поставленной цели. Россия должна была уже не символически, а реально превратиться для всех истинных христиан, то есть православных, верующих в новую «землю обетованную», в новую Палестину. Тем более, что настоящая Палестина находилась в тот период в составе Османской империи, то есть «неверных» мусульман. Именно поэтому, недалеко от Москвы было начато строительство Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, был насыпан холм, изображавший гору Сион, а речка Истра стала новым Иорданом. Возросшие ресурсы государства позволяют начать возведение грандиозного храмового комплекса, дублирующего святыни Палестины. Теория «Москва – третий Рим» и образ Святой Руси получили новый импульс, обрели вполне реальное, международные очертания, поскольку открывали путь к обретению Московской патриархией титула Вселенской. Важнейшая идеологическая направленность всех этих мероприятий вполне очевидна, поскольку служила интересам укрепляющегося российского государства и мирового православия.
Однако сама реформа была проведена далеко не безупречно. Форсированный характер и грубость ее проведения, неоправданные мелочные нововведения, касавшиеся повседневной религиозной жизни русских людей, привели к церковному расколу, последствия которого не изжиты в русском православии до настоящего времени. Значительная часть православных верующих вышла из-под влияния официальной Церкви. Кроме того, властолюбие патриарха Никона, одного из главных творцов реформы, носившего, как и царь, титул «Великий государь», привело к конфликту с Алексеем Михайловичем. Для абсолютного монарха были неприемлемы какие-либо формы двоевластия на основе выдвигавшихся Никоном принципов: «премудрая двоица» или, тем более, «священство выше царства». Все это обернулось для него опалой и потерей сана патриарха. Церковный раскол и появление старообрядческой церкви, находящейся в оппозиции к государству, а также конфликт царя и патриарха подрывали симфонию Церкви и государства, вносили идейный разлад в русское общество. Собор 1667 г. принял решение, что «Да будет признано заключение, что царь имеет преимущества в делах гражданских, а патриарх – церковных, дабы таким образом сохранились целой и непоколебимой во век стройность церковного учреждения».75 Таким образом еще раз была осуждена как идеология папоцезаризма, так и идеология цезарепапизма. Вместе с тем, было ясно, что абсолютистское государство учло опасность, исходящую от амбициозных и стремящихся к самостоятельности высших церковных иерархов, а значит рано или поздно оно постарается поставить церковь под свой полный контроль. Идеологическое двоевластие, как и экономическая самостоятельность церкви, были не нужны усиливающемуся российскому абсолютизму. Тем более, что следующие за Никоном патриархи – Иоаким и Адриан «не перестали повторять Никоновы речи о превосходстве власти священства над властью царства».76 Впоследствии все это подвигло Петра I на ликвидацию патриаршества в России, начало секуляризации церковных имуществ и установление полного контроля государства над Церковью.
Таковы были некоторые особенности развития идеологии российского государства накануне эпохи петровских преобразований. К концу XVII в. Россия стояла на пороге первой в своей истории масштабной модернизации, во многом изменившей жизнь российского общества. Эта модернизация коснулась и глубинных духовных основ существования российского государства и общества. Превращение России в одну из великих мировых держав, ее более глубокая и разносторонняя интеграция со странами Западной Европы, приобщение к ряду фундаментальных ценностей европейского Просвещения знаменовали собой и новый качественный этап в трансформации государственной идеологии в России.