Власть и идеология в России: от провиденциализма и революционного мессианства к современным реалиям

Авакова Элина

В целом оценивая значение «Слова о Законе и Благодати», следует отметить значение этого уникального идеологического документа, в котором было дано обоснование принятия христианской веры, указано на возникшую в силу этого связь Руси с христианскими народами и Византией, отдано должное роли русских князей–язычников, сумевших создать великую державу и показана исключительная роль князя Владимира в принятии этого судьбоносного решения. Был закреплен идейный союз государства и Церкви. Можно даже говорить о возникновении между ними своеобразной унии, просуществовавшей до 1917 года. Что касается автора «Слова», то Илариона можно считать первым крупным идеологом Святой Руси. Начиная с него, высшие иерархи церкви и работавшие под их непосредственным руководством монахи, уже традиционно начали участвовать в разработке государственной идеологии, ее приспособлении к новым обстоятельствам и потребностям. Они, во многом, продолжили развивать аргументацию Илариона, приспосабливая ее к новым условиям и происходящим событиям. Власть защищала общество, а значит церковь от внешних опасностей и принуждений. В своею очередь,

посредством церковной организации, власть обрела постоянный и пользующийся абсолютным доверием и влиянием канал связи с обществом, инструмент, позволяющий оперативно донести свою позицию до всех слоев населения.

Свое «Слово» Иларион заканчивал похвалой благоверному князю Георгию (Ярославу Мудрому), его жене Ирине и молитвой за русскую землю, а также выражал уверенность, что русский народ никогда не будет порабощен чужестранцами. «Слово» Иллариона зафиксировало, обосновало и одухотворило связь церкви и власти, религии и идеологии. Характеризуя Русь как страну обретенной Благодати, Илариона заложил основы концепции Святой Руси, навсегда определившей место Руси-России в духовной жизни человечества. До нашествия Орды оставалось неполных 100 лет. Смогла бы выстоять Россия, смог бы русский народ сохранить себя, свою уникальную идентичность в условиях ига, установленного язычниками, принявшими спустя некоторое время ислам, без сформированного и утвердившегося в народном сознании чувства духовного превосходства над завоевателями на основе идеологии христианского царства? Думается, что ответы на эти вопросы очевидны.

Важнейшую роль в формировании идеологии Древнерусского государства, а также на последующих этапах существования российской государственности, имели, как уже указывалось, политико-идеологические связи с Византией, как с центром вселенского православия и наиболее могущественным, культурным государством европейского средневековья. И великокняжеская власть, и церковь были заинтересованы в сохранении высокого династического статуса князей, которые теперь выступали в сознании народа уже не только Рюриковичами, но, в определенной мере, и потомками Византийских императоров. На данный идеологический тренд работали и русский монастырь на Афоне, и духовенство, в том числе митрополиты, подавляющее большинство которых в то время были греками по национальности. Была продолжена и практика заключения династических браков. Так, в частности, женой Всеволода I – сына Ярослава Владимировича (Мудрого), и, впоследствии, великого киевского князя, стала дочь императора Константина IX Мономаха – принцесса Мария.²⁵ Конечно, были и другие династические браки с представителями царствующих династий Европы, а также кочевников Великой степи, однако они носили чисто дипломатический, ситуативный характер и не были наполнены столь символическим смыслом как заключение брачных союзов с родственниками византийских императоров. Византия, в свою очередь, также была заинтересована в укреплении связей с Русью. Слабеющая в борьбе с многочисленными внешними противниками и в силу внутренних противоречий, она, тем не менее, оставалась в период зрелого средневековья одним из ведущих государств Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. Она сохраняла огромный, для своего времени, политический и культурно-цивилизационный потенциал и внимательно наблюдала за процессами, происходившими на Руси.

Борьба за власть, перманентно происходившая в русских землях между представителями рода Рюриковичей, давала преимущества тем из них, кто имел родственные связи с семьями византийских императоров. Потомки Вадимира Всеволодовича Мономаха – сына византийской царевны, получили, как отмечал Л.А. Тихомиров, «в народном сознании какое-то особое право на великое княжение» и были окружены «особенным почтением»²⁶, а, следовательно, и имели больше шансов занять заветный княжеский стол. Не случайно из 18 великих князей, от Мономаха до Ивана Калиты, только трое, и то ненадолго, не относились к роду Мономаховичей.

Таким образом уже на этапе существования Древнерусского государства сложилась целостная и достаточно убедительная для сознания средневекового человека идеологическая концепция. Она включала нарратив о возникновении государства на Руси, обосновывала легитимный характер и особую избранность князей-Рюриковичей на власть, правильность выбора князем Владимиром веры, само название которой – православие, вселяло в русского человека надежду на божественную помощь и поддержку во всех его мирных и ратных делах. Исследователей древнерусских текстов традиционно волнует вопрос об исторической достоверности содержащихся в них сведений. Думается, что споры об этом будут продолжаться столь же долго, сколько будет существовать историческая наука. Но не менее важно понимать, что в летописях и других памятниках древнерусской словесности были заложены основы государственной идеологии, которые на протяжении последующих веков российской государственности не потеряли своей актуальности и значения, дополняясь содержательно и получая новую аргументацию.

В начале 30-х годов XII в., после смерти киевского князя Мстислава Великого Древнерусское государство вступило в период политической (феодальной, государственной) раздробленности. Распад единого государства был связан с целым комплексом вполне определенных объективных и субъективных причин, к которым можно отнести политические амбиции крупнейших феодальных владык, натуральный характер экономики отдельных княжеств и земель, рост городов как укрепленных центров местного сепаратизма, падение роли великого торгового пути из варяг в греки, пережитки племенных отношений дорюриковской эпохи и еще целый ряд факторов. Центробежные тенденции в Древнерусском государстве нашли свое отражение в решениях княжеских

съездов конца XI – начала XII вв. Уже на Любечском съезде 1097 г. принято решение «каждо да держит отчину свою», что, по мнению такого авторитетного исследователя, как академик Б.Д. Греков, означало возникновение на Руси «нового политического строя».²⁷ На смену идеологии единого Древнерусского государства как родового владения Рюриковичей, шла идеология отдельных династических кланов, хотя кровнородственные связи еще долго будут важным аргументом в их взаимоотношениях. В XII в. тенденция распада привела к возникновению десятков, а потом и сотен отдельных княжеств.

Период политической раздробленности был характерен практически для всех раннефеодальных государств, однако для Руси имел особенно трагические последствия, поскольку совпал с монгольским нашествием и потерей русскими княжествами значительной части своего государственного суверенитета. Ситуация осложнялась еще и тем, что ордынцы были язычниками, носителями чуждой для русских людей кочевой культуры и быта, а спустя некоторое время еще и приняли ислам, амбициозную и крайне враждебную в тот период для христиан религию.

Несмотря на потерю государственного единства, русские люди сохраняли единство духовное, основанное на общей православной вере и культуре, этнической и языковой общности, продолжала жить в историческом сознании народа и память о былом государственном могуществе Руси, немалое значение имели и родственные корни большинства князей, стоявших во главе самостоятельных и полу-самостоятельных княжеств и земель. В этот период еще больше возрастала роль православия, как объединяющей народ идеологии, а Церковь, оказавшаяся в крайне непростых условиях, смогла не только сохранить себя и свое высшее руководство в лице епископата и митрополита, стол которого последовательно переходил из Киева во Владимир, а затем в Москву. Церковь, объединяя людей по признаку общей веры и имея в своем составе тысячи профессиональных служителей, являлась мощнейшим идеологическим учреждением с тысячами самоотверженных проповедников единства русского народа. С Востока и Юга господствовал ислам, на Западе угроза исходила от католицизма. В этих условиях православные русские княжества и их население могли выжить и сохранить свою субъектность в истории лишь крепя свое единство и стремясь к максимальной независимости. Духовное единство в этих процессах играло первостепенное значение. Единство народа сохраняла православная вера, а с определенного момента, когда созрели необходимые условия, Церковь и вера начали одухотворять и его борьбу за свержение ордынского ига. Это произошло не сразу, потребовались десятилетия и даже века для того, чтобы накопить силы, осознать необходимость и возможность сопротивления на уровне правящей элиты, а затем и всего народа, создать идеологию борьбы за свободу и независимость, а затем и вступить в эту борьбу.

Осознание опасности, которую несет потеря политического единства и дезинтеграция единого государства возникло задолго до его распада. Оно вызревало по мере усиления центробежных тенденций в Древнерусском государстве и проявлялось в стремлении преодоления внутренних династических смут и распрей между князьями. Ярким образцом сочинения, где эта идея получила свое отражение стало «Сказание о Борисе и Глебе», относящееся ко второй половине ХI века. В житии рассказывается, что после смерти князя Владимира Святославича, власть в Киеве захватил один из его наследников – приемный сын Святополк. Для этого он убил своих братьев, сначала Бориса, а затем и Глеба. Третий сын – Ярослав не мог стерпеть этого злодейства, он двинул против узурпатора войско и выгнал его из Киева. Житие называет Святополка «окаянным» и повествует как тот получил возмездие от господа, вскоре погибнув на чужбине. Церковь причислила Бориса и Глеба к лику святых как мучеников, павших жертвой в княжеских усобицах. Идеологический подтекст этого сочинения очевиден: автор создавал образ идеального правителя – нравственно цельной личности, христианского праведника, стоящего на страже легитимного наследования власти и объединяющего Русь православия. Был князь, в данном случае братья – Борис и Глеб, страдальцем за землю Русскую. Это подтверждало высокие моральные качества таких представителей власти, являлось доказательством их святости. Был также поставлен и находил свое разрешение вопрос о том, насколько власть свободна и до каких пределов свободна в выборе средств для достижения своих целей. Так возникла концепция «богоугодного правителя», занявшая господствующее положение в идеологии удельного периода. Признаками таких правителей, образы которых будут запечатлены православной церковью в житиях наиболее выдающихся князей, причисленных к лику святых, становятся их верность православной вере, высокий нравственный облик в соответствии с христианскими заповедями, личное мужество, способность к самопожертвованию во имя высшей цели в том виде как она понималась человеком того времени. Был выработан и запечатлен в сознании современников и потомков образ «благоверного» князя как пример для подражания и своеобразный эталон правителя.

Патриотическим стремлением к прекращению княжеских усобиц был проникнут былинный эпос XII в., известный нам как «Слово о полку Игореве». В нем нашло свое отражение главное бедствие эпохи политической раздробленности – отсутствие политического единства Руси, вражда князей между собой. Фактически сталкивались две идеологии: идеология единства Русской земли и сильной княжеской власти, исходящей из единого общерусского центра, которым в то время еще выступал Киев, и идеология местного сепаратизма, обособления местных правителей, стремящихся основать свои правящие династии. Характерно, что автор «Слова о полку Игореве», являясь свидетелем многочисленных княжеских усобиц, прекрасно понимал их негативные последствия и осознанно выступал сторонником сильной центральной княжеской власти.