Власть меча
Шрифт:
– Там наверху скелет бушмена, мама. Хочешь, я покажу?
Сантэн побледнела под загаром и уставилась на него.
– Бушмен? – прошептала она. – Откуда ты знаешь, что это бушмен?
– Волосы на черепе, маленькие бушменские кудряшки, как у Кви и его клана.
– Как ты его нашел?
– Анна… – он замолчал и виновато покраснел.
– Тебе показала девушка, – помогла ему Сантэн.
– Да.
Он кивнул и повесил голову.
– Сможешь найти сам?
Румянец вернулся на щеки Сантэн; она
– Да, наверное… я отметил это место. – Шаса показал на утес. – Вон та расщелина в скале и утес в форме глаза.
– Покажи, Шаса, – приказала мать.
– Придется оставить лошадей здесь и подниматься пешком.
Подъем был трудным: жара в ущелье изнуряла, колючие ветки царапали.
– Это, должно быть, здесь. – Шаса поднялся на упавший камень, чтобы сориентироваться. – Может, чуть левее. Ищи груду камней возле мимозы. Там ветка закрывает вход в нишу.
– Давай разделимся и будем искать.
Они медленно поднимались по ущелью, двигаясь чуть поодаль друг от друга, чтобы захватить большую площадь, и перекликались свистом и криками, когда их разделяли кусты или камни.
Сантэн не ответила на свист Шасы. Он свистнул снова и, наклонив голову в ожидании ответа, почувствовал тревогу.
– Мама, где ты?
– Здесь!
Ее голос звучал слабо, искаженный болью или каким-то глубоким чувством, и он полез через камни к ней.
Она стояла на солнце, маленькая и одинокая, прижимая к груди шляпу. На щеках сверкала влага. Он думал, это пот, а потом заметил, что по лицу матери катятся слезы.
– Мама?
Он остановился у нее за спиной и понял, что она нашла склеп.
Она отвела ветвь, закрывавшую вход. Кружок стеклянных сосудов на месте, цветы увяли и выцвели.
– Аннелиза сказала, что это скелет ведьмы.
Шаса с суеверным страхом смотрел через плечо Сантэн на жалкую горку костей и маленький аккуратный череп на ее верху.
Сантэн покачала головой, не в силах говорить.
– Она сказала, что ведьма охраняет гору и исполняет одно желание.
– Х’ани. – Сантэн с трудом произнесла это имя. – Моя любимая матушка.
– Мама! – Сантэн покачнулась, и Шаса схватил ее за плечи, чтобы удержать на ногах. – Откуда ты знаешь? – Сантэн прислонилась к нему в поисках поддержки, но не ответила. – В пещерах и ущельях могут лежать сотни бушменских скелетов, – запинаясь, продолжал он, но она яростно покачала головой. – Как ты можешь быть уверена?
– Это она. – Голос Сантэн звучал невнятно от горя. – Это Х’ани: подпиленный клык, узор бус из скорлупы страусовых яиц на набедренной повязке. – Шаса не заметил обрывок иссохшей кожи, украшенный бусами, который лежал под грудой камней, наполовину погрузившись в пыль. – Но мне не нужны эти доказательства. Я знаю, это она.
– Садись, мама.
Он усадил ее на покрытый мхом камень.
– Все уже прошло. Просто… такое потрясение… Я искала ее все эти годы. Я знала, где она должна быть. – Она рассеянно огляделась. – Тело О’ва должно быть где-то поблизости. Они поднялись наверх, пытаясь спастись, и он застрелил их. Они должны были упасть рядом.
– Кто застрелил их, мама?
Она глубоко вдохнула, и все равно ее голос дрожал, когда она назвала имя:
– Лотар. Лотар Деларей!
Целый час они искали на дне и по склонам ущелья, высматривая второй скелет.
– Бесполезно, – сдалась наконец Сантэн. – Мы его не найдем. Пусть лежит спокойно, Шаса, как лежал все эти годы.
Они снова поднялись к маленькому склепу, по дороге срывая дикие цветы.
– Первым моим намерением было собрать останки и достойно похоронить их, – прошептала Сантэн, склонившись перед склепом, – но Х’ани не была христианкой. Эти холмы были ее священным местом. Здесь она будет покоиться с миром.
Она аккуратно расставила цветы и выпрямилась, по-прежнему на корточках.
– Я позабочусь, чтобы тебя никто никогда не тревожил, моя любимая старая бабушка, и часто буду приходить к тебе. – Сантэн встала и взяла Шасу за руку. – Человека добрее и мягче я не знала, – негромко сказала она. – Я очень ее любила.
Держась за руки, они спустились туда, где ждали лошади.
По дороге домой они не разговаривали. К тому времени как они добрались до бунгало, солнце уже зашло и слуги начали тревожиться.
На следующее утро за завтраком Сантэн была оживленной и какой-то болезненно веселой, хотя под глазами у нее темнели круги, а веки опухли от слез.
– Через неделю мы возвращаемся в Кейптаун.
– Я бы хотел остаться здесь навсегда.
– Навсегда – это очень долго. Тебя ждет школа, а у меня есть обязанности. Но мы сюда вернемся, ты ведь знаешь. – Шаса кивнул, и она продолжала: – Я распорядилась, чтобы последнюю неделю ты провел на моечной фабрике и на сортировке. Тебе понравится, даю слово.
Как всегда, она оказалась права. Моечная фабрика была приятным местом. Поток воды на промывочных досках охлаждал воздух, и после непрерывного грохота дробилки здесь царила благословенная тишина. Атмосфера в длинном кирпичном помещении напоминала собор или капище: здесь поклонение Маммоне и Адаманту достигало высшей точки.
Шаса зачарованно смотрел, как раздробленная порода медленно движется по конвейеру. Крупные камни отсеивались и возвращались под вращающиеся валки на повторное дробление. Остальное поступало в бак с водой, а оттуда вращающиеся лопасти подавали его на сортировочные столы.