Властелин колец
Шрифт:
– В свое время я дала этот камень Кэлебриан [299] , своей дочери, — продолжала Владычица, — а та подарила его своей. Теперь он переходит к тебе как знак и символ надежды. Прими же ныне предреченное тебе имя: Элессар, Эльфийский Камень из рода Элендила!
Арагорн приколол брошь к груди — и всем показалось, что он стал выше и обрел поистине царственное величие. Бремя многолетних трудов и забот, отягощавшее его плечи, бесследно исчезло. Он выпрямился и произнес:
299
Дочь Кэлеборна и Галадриэли, супруга Элронда, мать Элладана,
– Благодарю тебя за дары, о Владычица Лориэна, что привела в этот мир Кэлебриан и Арвен Вечернюю Звезду! Может ли быть похвала выше этой?
В ответ Галадриэль наклонила голову и обратилась к Боромиру. Ему она подарила широкий золотой пояс, Мерри и Пиппину — маленькие серебряные пояски с золотыми пряжками в виде цветка, Леголасу вручила лук, какими пользуются Галадримы, — он был длиннее и крепче чернолесских, а тетива его сплетена была из волос эльфов. К луку прилагался полный колчан стрел.
– А для тебя, маленький садовник, любящий деревья, — сказала она Сэму, — у меня совсем крошечный подарок.
Она вложила ему в руку небольшую шкатулку из простого серого дерева, ничем не украшенную, кроме одной–единственной серебряной руны на крышке.
– Это «Г», что означает «Галадриэль», — ответила она на вопрошающий взгляд Сэма. — Но на твоем языке это может значить и другое — например, «грядка» или «гроздь». В этой шкатулке — земля из моего сада, а с ней — самое могущественное благословение, какое может дать Галадриэль. Оно не защитит тебя в пути, не спасет от опасности, но, если ты сохранишь эту землю и вернешься в конце концов домой, она вознаградит тебя за все. Если твой край будет разорен и опустошен — разбросай эту землю у своего дома, и во всем Средьземелье не будет сада, который сравнился бы с твоим! Когда твой сад расцветет, ты вспомнишь Галадриэль, и тебе покажется, что вдали блеснул свет Лориэна, хотя повстречался ты с нами в дни нашей зимы. Весна и лето миновали и не вернутся уже на землю — разве что как воспоминание!
Сэм покраснел до ушей, пробормотал что–то невразумительное и, крепко сжав коробочку, как можно изысканнее поклонился.
– Какого же дара испросит у эльфов гном? — И Галадриэль перевела взгляд на Гимли.
– Никакого, госпожа, — смиренно ответил Гимли. — С меня довольно и того, что я видел Владычицу Галадримов и внимал ее милостивой речи.
– Слышите, эльфы?! — воскликнула Галадриэль, оборачиваясь к своим подданным. — Пусть никто из вас не говорит больше, что гномы алчны и неблагодарны! Но все же, Гимли, сын Глоина, у тебя наверняка есть заветное желание, и, возможно, я могла бы его исполнить. Назови же его! Я не хочу, чтобы ты, один из всех, ушел без подарка!
– У меня нет заветного желания, о Владычица Галадриэль, — молвил Гимли, низко поклонившись, и вдруг запнулся. — Разве что… разве что если бы мне позволено было просить об одной милости — впрочем, просить о ней я не дерзаю, но твоя благосклонность внушает мне отвагу назвать свою просьбу. Так вот, я просил бы о пряди твоих волос [300] , что превосходят блеском все золото земли, как свет звезд превосходит сияние гномьих алмазов. Ты сама велела мне назвать свое заветное желание, о Владычица!
300
Когда Галадриэль жила в Валиноре, многие считали, что в ее волосах заключена частица Света Двух Деревьев, и ее родич — сам великий Феанор — обратился к ней однажды с просьбой подарить ему локон, но Галадриэль отказала ему, так как относилась к нему с подозрением. Без сомнения, эта история была известна лориэнским эльфам — немудрено, что они изумились дерзости Гимли и согласию Владычицы.
Один из литературных предшественников
Эльфы зашевелились, по их рядам пробежал потрясенный шепот. Кэлеборн глядел на Гимли с удивлением, но Владычица улыбнулась:
– Говорят, у гномов руки золотые, а язык деревянный. Но гном Гимли красноречив! Никто еще не обращался ко мне с просьбой столь дерзкой и вместе с тем столь учтивой! И как я могу отказать, если сама велела ему держать речь? Но скажи мне, что бы ты сделал с таким даром?
– Сохранил бы как сокровище, госпожа, в память о словах, которые ты произнесла при нашей первой встрече, — ответствовал Гимли. — И если когда–нибудь я вернусь в родные кузницы, то заключу твой дар в кристалл, который никто не сможет расколоть, и завещаю своим потомкам в знак вечного обета дружбы между народами Гор и Леса.
Тогда Владычица расплела одну из длинных кос, отрезала три золотых волоска и вложила в руку Гимли, молвив:
– С этим даром прими от меня вот какое слово. Я не предрекаю — предрекать сейчас нет смысла: по одну сторону — тьма, по другую — единственная надежда. Но если надежда наша оправдается, говорю тебе, Гимли, сын Глоина: золото будет само течь тебе в руки, но власти над тобой не возымеет.
– А теперь твоя очередь, Хранитель Кольца. — Она повернулась к Фродо. — К тебе я обращаюсь последним, хотя ты далеко не последний в череде моих дум. Для тебя я приготовила вот это.
Она подняла маленький хрустальный сосуд; тот брызнул лучами белого света.
– В этой склянице, — сказала она, — заключен свет звезды Эарендила, растворенный в воде из моего источника. Чем чернее будет ночь вокруг тебя, тем ярче он загорится. Пусть он укажет тебе дорогу во тьме, когда погаснут остальные огни! Помни Галадриэль и ее Зеркало!
Фродо взял скляницу, и в ее свете Владычица на мгновение вновь предстала ему в королевском обличии. Однако величие и красота ее уже не казались грозными. Фродо поклонился, но слов для ответа не нашел.
Владычица поднялась; Кэлеборн повел гостей обратно к причалу. На зеленом лугу сиял золотистый полдень, и вода блестела, как серебро. Все было готово. Отряд занял прежние места в лодках. Звонко прощаясь, эльфы Лориэна длинными серыми шестами оттолкнули их от берега. Лодки вышли на быстрину — и журчащая у бортов вода понесла суденышки вперед. На зеленом берегу, на остром конце Клюва, одиноко стояла Владычица; она молчала — как и те, кто покидал Лориэн. Проплывая мимо, они обернулись к ней и долго смотрели, как мало–помалу уплывает вдаль белое пятно ее платья. Ибо им внезапно пригрезилось, что это Лориэн, словно сверкающий корабль с зачарованными деревьями вместо мачт, удаляется, держа курс к забытым берегам, а они беспомощно и неподвижно покачиваются в лодках на окраине серого, безлистого мира.
Они все еще смотрели назад, когда струи Серебряной влились в быстрые воды Великой Реки и лодки, повернув, устремились к югу. Вскоре белая фигурка Галадриэли превратилась в маленькую блестку — словно окно на дальнем холме, в которое нечаянно ударил луч заходящего солнца, словно дальнее озеро, увиденное с горной вершины, — хрустальная искра на необъятном земном лоне. Фродо показалось, что Галадриэль подняла руки в последнем прощании, и попутный ветер донес слова ее песни — далекой, но внятной и отчетливой. Песня была на древнеэльфийском языке, на котором говорили эльфы, жившие за Морем, и Фродо не понимал слов — понимал только, что прекрасная мелодия не несет утешения.