Влечение. Истории любви
Шрифт:
И тогда они стали любить друг друга на списанном больничном белье с синими принтами «Минздрав», любить страстно, даже восторженно. И это оказалось так же здорово, как и дружить, но немного иначе и даже лучше, душевней.
Через три месяца Иван Петрович вступит в должность врача общей практики в далеком селе на севере губернии, получит в пользование полкоттеджа для личного заселения и десять соток земли – под огород. На второй коттеджной половине проживает акушер-гинеколог Тамарочка, недавняя выпускница медицинского университета, восторженная девочка, большая любительница восточной кухни и душевных разговоров. Восхитившись Нининой оригинальной
Вообще, Нина будет счастлива, наконец примется за давно задуманную научную работу, неожиданно для себя полюбит размеренную полудеревенскую жизнь.
Автономная система отопления позволяет поддерживать ровное тепло круглый год, только огородом Нина немного пренебрегает, засадив земельные сотки штамбовыми сортами роз – настоящий биолог.
«Важно не то, что из нас сделали, а то, что мы еще сами способны из себя сделать...»
Юлечка смотрит на меня сочувственно и протягивает чистый лист. Я устраиваюсь за столом, как-то неловко, боком придвинутому к диспетчерскому; напротив оказывается спящий монитор, в нем кружатся геометрические фигуры. Неприятно большой квадрат почти сталкивается с аккуратным треугольником, кажется, такие называются равнобедренными. Слева высокое окно, старинный переплет, в окне кусок серого неба и дом напротив. Это Танечкино место, Танечка отдыхает сегодня, поехала с дочерью кататься на лошадях в Ропшу, об этом уже несколько дней судачат все водители на линии – просто надо разговаривать о чем-то позитивном и объединяющем.
– Все в порядке? – интересуется Юлечка, добрая душа.
Спохватываюсь, что уже довольно долго сижу, таращась в мерцающий кругами и прямоугольниками монитор, и повторяю: «Ропша», «Ропша», – хоть думаю совсем не об этом.
Чистый лист мне понадобился, чтобы написать прошение о материальной помощи или кредите для покупки необходимых сыну медикаментов. Так что подумать есть о чем.
Стукает дверь, и стремительно входит крупноватая женщина средних лет – яркая куртка, рыжий лисий мех на объемном капюшоне, голова непокрыта, и на ней тают снежинки. На днях выпал первый снег, а мне было даже недосуг заметить, пах ли он арбузом, как всегда.
Женщина громко объявляет, что она – та самая клиентка, звонившая насчет забытого в салоне мобильного телефона; Юлечка просит ее подождать несколько минут – обеденное время, человек, занимающийся этим вопросом, как раз отошел.
Женщина со вздохом просто падает на стул для посетителей, говорит громко:
– Я все понимаю, но нельзя ли побыстрее, я и так без телефона за сутки просто извелась...
Я перевожу на нее вопросительно взгляд.
– Да-да, – кивает она быстро головой, – для меня теперь каждая минута разлуки с телефоном равносильна личной драме! И вот надо же было такому приключиться! Как человеку становится необходим телефон, человек его немедленно теряет!
Женщина молчит и барабанит пальцами по пухлому колену. Внезапно поворачивается ко мне всем корпусом и спрашивает совсем неожиданное:
– Доводилось ли вам испытывать удивительное чувство, когда несколько случайных слов полностью переворачивали ваши представления о чем-то очень важном?
Я молчу. Как ни удивительно, но у меня есть ответ на этот вопрос, причем утвердительный. Судя по торжественному и горделивому
СОВСЕМ НЕДАВНО
Официантка Лада была похожа на куклу Барби в оригинальном исполнении и хорошо знала это. Волосы ее были светлые, как луна, глаза – голубые, как море, грудь – высокая, как небо, ноги – длинные, как полноценный рабочий день. Еще Лада умела наивно улыбаться и красиво взмахивать ресницами, что ставило ее много выше Барби, глаза которой не закрывались в принципе.
Охотно пообщавшись с крепким мужчиной в дорогом темном костюме – он упросил ее заказать себе кофе за его счет, выбрала большой латте и классический чизкейк, ничего лишнего, шоколадная глазурь и творожный крем, – Лада выдула розовый пузырь из жвачки и переместилась к соседнему столику.
За ним сидела, как и каждое утро, полноватая женщина со скучным узлом волос неопределенного цвета – темно-русого? Светло-пепельного? Ладе было безразлично.
Женщина пила эспрессо, пренебрегая сахаром. «А толку-то, – презрительно усмехалась Лада, – все одно толстушка». Еще она постоянно что-то записывала в объемный блокнот из дорогих, Лада разбиралась в статусных вещах, а глянцевые нелинованные листы даже на вид выглядели статусно.
«Стихи пишет, – иногда думала Лада, – о любви мечтает». Но чаще Лада ни о чем не думала, а уж о странных посетителях кофейни тем более.
Полноватая женщина называлась Вероникой, блокнот она купила в Амстердаме, действительно дорогой, любила хорошие канцелярские принадлежности, но стихов в нем не писала. Вероника опустила глаза. Сделала еще глоток горького кофе. Крепкий, обжигающий.
Это превратилось в необходимый ритуал, перед тем как она открывала дверь рабочего кабинета. Ей было необходимо с утра задать четкий план новому дню, осмыслить прошедший день. И мечтала Вероника не о любви. Она допила кофе, звякнула чашечкой о белое блюдце и записала в блокноте.
Сладкий Бог, белоснежный сахарный идол в шапке из взбитых сливок, украшенной бутонами кремовых роз. Постамент твой сложен из ванильного пломбира с изюмом, уста твои заполнены горячим питьем из бобов какао, дыхание твое благоухает корицей и немного вишней. Время твое – время сливочной помадки, рассыпающейся маслянисто халвы и клубничной карамели, твои деньги – марципановые монетки, считать – не пересчитать. Твое шоколадное полое сердце плотно упаковано в золоченую фольгу и изящно перевязано алой и кудрявой лентой.
Твоя блаженная Вселенная имеет центр – он везде, он нигде. Никуда не выйдешь из хрустящей глазурованной оболочки, никогда не избавишься от засахаренного отштампованного сознания.
Не благоухая ванилью, ты выпадаешь из жизни. И никому нет до этого дела в кондитерском мире. Мужчины смотрят сквозь тебя или мимо, выхватывая жадным взглядом юных леденцовых красавиц, припадают к их гладким ногам, целуют в зефирные щеки, ласкают клюквенные соски, строят пряничные замки на сахарном песке.