Влечение. Истории любви
Шрифт:
– Это стихи? – глупо спросила Соня.
– Мандельштам, – ответил мужчина, – стихи. Нравится? Бери еще. Маком бровки мечен путь опасный... Что же мне, как янычару, люб этот крошечный, летуче-красный, этот жалкий полумесяц губ?.. [5]
– Ну и как нас зовут? – спросил он, погладил ее по теплой щеке и обвел кончиком пальца контур рта.
– Соня, – пробормотала Соня.
– Привет, Соня, – засмеялся лже-Листьев; его рука со щеки переместилась на нагретый девушкин затылок, пару минут поиграв с длинными локонами, красиво растрепанными. Он накрутил их на свое запястье, Соня взвизгнула от боли,
5
О. Мандельштам. «Мастерица виноватых взоров...»
Она уже лежала, распластанная, на камнях, лже-Листьев расстегнул ширинку курортных белых штанов и грубо вломился между ее бедер. Соня не умерла.
Немного придя в себя, она вытащила мерзкий платок изо рта, склонилась, и ее вырвало, чуть позже – еще раз. На дрожащих ногах подошла к морю, зачерпнула нагретой соленой воды, умыла лицо, прополоскала рот, снявши поруганный купальник, смыла кровь с загорелых ног.
Лучше бы мне все-таки умереть, подумала еще раз отстраненно и деловито, зашла в воду, поплыла. На каком-то расстоянии, таком значительном, что огни города казались далекими планетами, неизвестно существующими ли на самом деле, она перестала грести и легла на спину.
Мягкая южная ночь была добра к ней, вечное мудрое море поддерживало нежно. Соня заплакала, прощаясь с собой прежней, обрывая все нити, не оставляя никому никакой надежды.
Примадонна была божественна; казалось, она поет о несбывшейся судьбе каждой женщины в этом зале. Софья, много лет назад запретившая себе возвращаться в прошлое и за любимым человеком, и за кумиром детства, рыдает навзрыд, и непонятно, сможет ли она успокоиться хоть когда-нибудь.
Закрывает лицо руками. Овальные камни браслета приятно холодят пылающую кожу.
На берегу, не найдя на привычном месте дочь, взволнованно металась Ангелина Витальевна. Увидев маму, Соня из воды бросилась к ней. До утра они просидели обнявшись, будто бы боялись потерять друг друга.
Давясь слезами, Соня рассказала о том, что произошло.
Ангелина Витальевна успокаивала, умиротворяла ее, заварила крепкого чаю, поила с ложечки. Поглаживая опущенную темноволосую дочкину голову, поведала о своем первом свидании, крайне неудачном. Как и многие, восемнадцатилетняя девчонка мечтала, что это будет красиво и романтично, как в индийском кино. Познакомилась с взрослым парнем, он уговорил ее поехать за город и мельком лишил девственности – в комнате, где ночевали его друзья, несколько человек. «Индийское кино» продолжалось не более пяти минут, кроме боли, она ничего не ощутила. Такое начало надолго отбило желание заниматься любовью. И только с Сониным отцом она почувствовала себя женщиной.
Соня перестала всхлипывать, Ангелина Витальевна, обняв дочь правой рукой, сняла с левой массивный браслет, желтые камни сверкнули в свете настольной лампы.
– Это подарок твоего отца, – негромко произнесла она, – на счастье тебе, я верю, а ты?
– И я верю, – ответила Соня, осторожно прикасаясь к топазам.
Сережу она не видела после возвращения с
Много времени отдавала учебе, стремилась стать лучшей, оказавшись настоящей перфекционисткой. Любую свою статью отрабатывала до блеска, любую работу делала безупречно. Ее тексты, то бесконечно чувственные, то аскетически строгие, публиковали с удовольствием известные издания. Когда все получалось, она ощущала себя примадонной – настоящей королевой, властительницей дум и хозяйкой сердец. Отвергала любые предложения со стороны мужчин даже познакомиться, даже поговорить, даже в кафе, даже классически встретиться под часами.
Стала отличной журналисткой, работала в лучших изданиях и вот уже более пяти лет возглавляет свой собственный журнал.
А что происходило в Сонином сердце?
Нет, она не была счастлива, вернее, ее преследовало какое-то чувство обделенности, которое сменялось внутренним ощущением предчувствия счастья. Ощущение, пришедшее к ней невозможно рано.
– Возьмите, пожалуйста, – негромко говорят слева, и ей на колени мягко ложатся бумажные платочки, чуть пахнет лавандой из распечатанной упаковки.
– Не надо, право, – смогла выговорить Софья, – спасибо...
– Как вы тонко чувствуете музыку, – уважительно говорит темно-серый костюм, – а это же очень умеренный вариант. Представляю, что с вами было бы на концерте Николая Баскова в Кремле. Говорят, он недавно там пел президенту... – Мужчина улыбается, желая рассмешить понравившуюся ему девушку.
Это смешно, и Софья смеется.
Наклонившись, сморкается в бумажный платочек, стараясь делать это максимально тихо.
– У меня, наверное, ужасный вид, щеки в потеках туши и маленькие красные опухшие глаза? – спрашивает у костюма, нарушая разом все свои многолетние правила.
– Здесь темновато, чтобы разобраться с нюансами, – вдумчиво отвечает ей костюм, – но я предлагаю после концерта сходить куда-нибудь что-нибудь съесть, и вот там, при свете ламп, я бы проинформировал вас более детально.
Софья смеется опять, второй раз за день вспоминая, сколько же лет назад ей было так смешно.
– Да вы просто огонь, а не девушка, – замечает темно-серый костюм.
На сцене Образцова выходит на бис, и еще раз. Поклонники кидают к ее ногам роскошные букеты, падающие на сцену с различимым стуком.
«Вот это настоящая Примадонна, – думает Софья, не отводя глаз от певицы, которой она восхищалась много лет, – она находит в себе самой яркую радость и непреодолимую силу, будто бы черпая их из баночки с гримом, чтобы каждый день выходить на сцену и щедро делиться с восторженными зрителями. Вот что значит – быть настоящей женщиной, это – осознавать, что свобода и счастье – ты сама».
Софья крутит на руке браслет, желтые топазы царапают нежное запястье – ничего страшного.
– А что вы говорили насчет поесть? – уточняет Софья.
– Так вы не против? – радуется темно-серый.
– В «Стейк-хаус» хочу, – говорит девочка в блестящем платье, задумчиво почесывая нос мизинцем. – Надеюсь, здесь нет вегетарианцев?
– Нет, – честно отвечает ей Софья.
– Не знаю, – честно отвечает ему Софья, – могу я немного подумать?
Откидывается на удобную спинку кресла. Торопиться некуда. Все необходимое у нее есть. Свобода и счастье внутри.
«Теряя веру, ты никогда не увидишь чуда, не переживешь его. Открой свой мир, и тогда в него обязательно постучатся...»