Влюбиться в дьявола

Хойт Элизабет

Уже наступила полночь, когда Рено тихо прокрался в спальню Беатрисы. Она лежала молча, притворяясь спящей. Ну что ж, раз он хочет заниматься любовью, то она не будет ему препятствовать. В конце концов, это ее супружеская обязанность, но идти навстречу его страсти у нее не было ни малейшего желания. К тому же они сегодня сильно разругались. Он, по-видимому, обиделся на нее за те горькие слова, которые вырвались у нее во время ссоры. Но она нисколько не жалела о сказанном. Нелегко

быть женой человека, который думает только о себе.

Она лежала с открытыми глазами и старалась дышать ровно и плавно, будто охваченная глубоким сном. Она услышала шорох снимаемой одежды, затем шум от сдвинутого с места стула и недовольное бурчание Рено. Ей стало грустно и тоскливо.

Наконец он залез в постель и укрылся одеялом, натянув его немного на себя. Минуты бежали, а он лежал неподвижно. Ей показалось, что он заснул, как вдруг услышала его голос:

— Беатриса, я знаю, что ты не спишь. Притворяться было глупо, но еще глупее было бы вступать с ним в разговор.

— Я не хотел тебя огорчать, — тихо сказал Рено. — Возможно, я не очень хороший человек и не совсем подхожу тебе, но ведь ты сама сделала свой выбор.

Беатриса натянула одеяло на голову, по-прежнему не говоря ни слова.

— Я твой муж, и этим все сказано. Что сделано, то сделано. В любом положении надо искать и находить выгоду. — Он помолчал. — Пусть ты сегодня не в настроении, но почему бы тебе, не лечь рядом со мной? Черт побери, мне так нравится засыпать в твоих объятиях.

Он протянул оливковую ветвь — символ примирения в свойственной ему резковатой манере. Беатриса чувствовала себя виноватой, ведь она была зачинщицей ссоры. К тому же он совершенно прав, никто не тащил ее силком замуж, она вышла за него по своей воле. Разве не будет справедливо, если она первая протянет руку? Беатриса перевернулась на другой бок и положила руку ему на грудь.

— Вот так намного лучше, — с довольным видом заметил Рено, обнимая ее и прижимая к груди. — С тобой так тепло и уютно. Ты сама нежность.

Его дыхание становилось все реже, глубже и размереннее. Наконец он прошептал голосом засыпающего человека:

— Как приятно пахнут твои волосы!

Рено затих, Беатриса видела, что он спит, но сама никак не могла уснуть. Прижавшись к нему, она слышала ровный и мерный стук его сердца, его глубокое и ровное дыхание и вдруг очень остро и ясно ощутила, что на всем белом свете у нее никого нет ближе и дороже его. Самовлюбленный и обозленный, но, каким бы он ни был, она все равно его любит. Ее любовь настолько велика, что ее хватит на двоих.

Последняя мысль настолько увлекла Беатрису, что она принялась ее развивать, успокоилась и незаметно для

себя уснула.

Когда Беатриса проснулась, солнечные лучи уже весело пробивались сквозь окно. Она тихо лежала и наблюдала за вставшим Рено. Он умывался, фыркая и отплевываясь, над тазом. На его обнаженной спине бугрились мышцы и белели страшные шрамы.

— Послушай, ты так мне и не рассказал, как тебе удалось сбежать от индейцев, — вспомнила она.

Какое это теперь имело значение? Скорее, даже никакого. Но она должна была знать конец его одиссеи.

— Ты проснулась. — В его голосе слышалось радостное удивление.

— Да. — Она натянула одеяло до подбородка. Ей было тепло, уютно, ее окутывал приятный запах постели, согретой их телами. Как бы ей хотелось вот так лежать и наслаждаться покоем долго-долго, забыв обо всех трудностях и невзгодах внешнего мира! Как бы она хотела верить, что он любит ее, и знать, что не ошиблась, выйдя за него замуж!

— Ну, расскажи, пожалуйста, — умоляющим голосом попросила она.

Рено повернулся к шкафу, и она приняла это движение за отказ. Но тут он достал из ящика опасную бритву, ремень для правки и начал ее затачивать. Несмотря на то, что у него был опытный камердинер, Рено многое любил делать сам.

— Многие из тех, кто попадает в плен к индейцам, так и не возвращаются на родину, — сказал неизвестно зачем Рено. — Они умирают в неволе не потому, что их наказывают или мучают, а потому, что они теряют надежду на побег.

— Не понимаю, к чему ты клонишь? — удивилась Беатриса.

— Для тех, кто побывал в плену, тут нет ничего непонятного. Я уже рассказывал, что коренные жители Нового Света часто принимают пленников в члены своего рода, чтобы пополнить численность своего племени.

— Но ведь ты сам признавался, что к ним все равно относятся иначе, чем к соплеменникам.

— М-м… более или менее все правильно, — пробормотал он, заканчивая править бритву. — Пленники играют роль рабочих лошадок и, как правило, становятся охотниками, добывающими еду для рода или племени.

— А что бывает в случае «более»?

— Дело в том, — продолжил он, намыливая лицо, — что пленник изо дня в день живет среди индейцев, ходит с ними на охоту, спит, ест, радуется и печалится. Одним словом, идет незаметный процесс привыкания, ассимиляции.

Он провел бритвой вдоль намыленной щеки сверху вниз, раз, другой, снимая вместе с пеной щетину.

— Но когда пленник берет себе в жены индианку, хотя такое случается нечасто, он становится настоящим членом племени. У него даже могут рождаться дети. Потрясенная Беатриса с трудом вымолвила: