Вместе. Синдром Керчепина
Шрифт:
«Их очень много». — Не представляла, как быть дальше. Еще неприятно поразило сканирование: две трети собравшихся здесь — неотмеченные, с холодным оружием, остальные — люди, возглавившие их, обладающие ди-чипом, готовые стрелять.
«Проблема не в количестве. Артемия, твоя задача дать мне время».
«На что?»
«Неотмеченные погибнут сразу. На взлом ди-чипов уйдет от трех до пяти минут. Все это время они будут стрелять. Нужен щит».
«Клинеры…»
«Дадут нам фору. Не более. Ублюдки быстро обнаружат нас».
«Вода не способна создать непроницаемый щит».
«Сделай так, чтобы он менял траекторию огня».
Если
Шансов мало. По сути, выживем ли мы, зависело от того, как быстро Тэпп взломает защиту и заставит уродов опустить оружие. На короткий миг ощутила его сомнение, жгучий гнев и сожаление, болезненное, страстное желание быть вместе, остаться в живых. Заглянула в ставшие бесцветными глаза, возможно, в последний раз. Наши руки на секунду-две переплелись. Никаких образов, мыслей, просто — мука, точно глубокая колотая рана, из которой выплеснулась кровь. В самое сердце.
А потом — лишь инструкция, поставленная задача, которую нужно решить эффективно и в кратчайшие сроки. Я окончательно перестала ощущать себя. Были только мы и действия. Без эмоций и осмысливания.
Мы начали одновременно. Одно сознание на двоих, реализующее сразу несколько замыслов, оценивающее, отслеживающее, анализирующее множество объектов, сокрушительное, могучее. Но сейчас — будто скорлупа ореха под огромным ботинком. Устоит или нет под напором?
Позднее не раз пыталась восстановить в памяти случившееся в том дворике. Поэтапно, с подробностями. Но не могла. Потому что фактически меня там не было, для воссоздания целостной картины нужен был Иоданир и слияние. Тяжелый гнилостный вкус смерти и ее тьма, эхо криков и топота ног, искаженные пленкой льда лица, голубоватые искры отраженных выстрелов, точечная боль от подтачивания защиты чипов и пекло опасности, в которое проваливались все глубже с каждой долей секунды, — все, что стремительной лентой разворачивается в мыслях.
Боялась ли я? Просто было некогда. В самое последнее мгновение пронзили наслаждение и восхищенный ужас — под валом мыслей и эмоций десятков людей. Ледяная корка исчезла, но больше нам ничего не грозило: ментальный хаос был взят под жесткий контроль, превратившись в штиль, глухую тишину.
«Они мертвы?» — Я разглядывала такие разные лица, но с одинаковыми отсутствующими взглядами. Мужчины и женщины стали неподвижными, их сознания воспринимались как замкнутые круги, внутрь которых не прорваться. После они разом сели на землю. Практически в одинаковых позах.
«Нет. Это синдром Каннера. Возможно, прежними они никогда не станут. Я действовал очень грубо».
Иными словами, эти люди просто ушли в себя, способны реагировать лишь на считанное количество раздражителей: боль, резкую перемену температуры, громкий звук. Наверное, им лучше было умереть…
«Пойдем. У нас мало времени».
Первые патрули встретились за Зеленым пассажем. Почувствовали их где-то за квартал, остановились.
«Мия, тебе пора надеть чип».
Мне не хотелось. Казалось, если верну защиту на место, потеряю все: душу, опору, силу, саму себя.
«У меня то
«Это зависимость, Нир», — вдруг ранило понимание.
«Это не зависимость. Это мы».
С тяжело колотящимся сердцем послушалась. Пока скрепляла обе части ди-чипа, едва не сломала — так возненавидела эту штуку, эту преграду, превращавшую меня в серое, одинокое и замерзающее ничто.
Опустила руки, и тут же рухнула в темноту, в пустоту. Ослепшая, оглохшая, мертвая. Сердце на миг остановилось, а затем застучало с быстротой и силой, зазвенело в ушах и сдавило виски, воздуха, с привкусом восковой горечи и пыли, тяжелого, стало не хватать.
— Что? Что происходит? — не слышала звуков собственного голоса, лишь осознавала, что говорю, что губы, язык шевелятся, а затем потеряла сознание.
Очнулась от легкого укола в предплечье, и мгновенно разум наводнило множество ощущений: отдаленные голоса, характерный шум клинера за стеной, шорох одежды, писк неидентифицируемого прибора, аромат ментола и резкий больничный запах, который ни с чем никогда не спутаешь.
Открыла глаза, зажмурилась от яркого света, а когда привыкла к нему, увидела лицо медика за вуалью диаграмм и данных в облаке, которое мужчина вывел из моего сирса. Еще несколько секунд он изучал информацию, касавшуюся физиологических параметров организма, затем смахнул, оценивающе посмотрел мне в глаза.
— Как себя чувствуете? — спросил, потянувшись за шприцем.
Прислушалась к себе. Болели голова и спина, но с каждым мгновением эти ощущения рассеивались, словно становились эхом. Лежала на кровати без обуви, в разорванной спереди до бедра юбке, в майке. Блуза и китель, как и кобура с оружием, куда-то исчезли.
— Не знаю… Вроде нормально.
— Вот и ваш сирс говорит об этом. — Он дежурно улыбнулся.
— Где я?
— Там есть кому объяснить. — Он безболезненно ввел иглу мне в вену. — Обезболивающее уже вколол. Это коктейльчик из витаминов и катализатора регенерации. Через два-три часа будете как новорожденная.
— Спасибо, — неуверенно ответила.
Физически мне действительно было лучше, но по-прежнему чувствовала себя мертвой в эмоциональном плане: ни тревоги, ни сомнений. Пусто. Словно я — оживленная кем-то игрушка.
— Поправляйтесь. — Очередная дежурная улыбка, и медик пересек палату, чтобы открыть панель и впустить внутрь мужчину в рубиновой форме департамента внутренних дел.
Я машинально села, чувствуя, как под новую позу подстраивается больничная кровать, равнодушно рассмотрела незнакомца: коренастый, невысокий, выбритые виски, желтоватые волосы, гладко зачесанные назад, настороженный, сверлящий взгляд светлых глаз.
— Доброго дня, госпожа Зарянская. Син Родер, — представился вошедший, по-военному кивнув.
Син — невысокое звание для его лет. Видимо, мелкая и неодаренная сошка.
— Доброго, — кивнула. Подумалось, что медик посоветовал адресовать все вопросы именно этому сину. — Где я? Где Иоданир Тэпп? И как вообще дела в Рийске?
Если вспомнить то, с чем мы с Ниром столкнулись, столица сейчас — место военных действий, вероятно, введено соответствующее положение.
— Вы в федеральной больнице. Первый этаж в настоящее время — штаб нашего ведомства и гвардии. Мятеж почти подавлен, большая часть улиц, квадратов и секторов очищена, разрушений меньше, чем мы полагали. Точное число жертв еще неизвестно. Раненых много.