Вне игры
Шрифт:
Он вспомнил вдруг, как Джинни впервые заметила его в Норе. Заметила не как подруга героя, пытающаяся уловить крохи информации о местонахождении Гарри Поттера, но как-то совершенно иначе - проводив его в коридоре долгим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Она тогда не сказала ни слова, только поздоровалась и мягко отступила в тень, но ее взгляд, который, казалось, видел его насквозь, еще долго преследовал Кингсли. Весь вечер тогда он ловил себя на неправильных мыслях, которые не могли, не должны были появляться в такую пору, но… природу не обманешь, природа всегда возьмет свое.
Боги, как ему тогда хотелось сбежать из Норы, пока никто не заметил, не догадался… но куда деться с острова, окруженного
– О чем задумался?
– он и не слышал, как Джинни проснулась, либо же она не стала тревожить его.
– О Гарри, - честно отозвался Кингсли, - и о жизни. Что нам теперь делать?
Джинни приподнялась на кровати - волосы змейками скользнули по голым плечам. Она лишь слегка придерживала левой рукой одеяло, прикрывая грудь, но скорее не от стеснения, а из-за легкой прохлады в квартирке - они оставили открытые окна на целую ночь, и свежий утренний воздух проникал в комнату. И в этом ее жесте было столько очаровательной врожденной женственности, что он невольно снова залюбовался ею. Такому нельзя научиться, это умение быть женщиной в любое время и в любом месте естественно - оно либо есть, либо его нет.
– Я поговорю с ним, как только он вернется, - правильно истолковала его тревогу Джинни, - и объясню все. Он поймет.
– Возможно, начать следует мне? Мы не можем угадать реакцию…
Кингсли вообще иногда задумывался, что значит - быть не совсем нормальным. Наверное, попроси его кто-нибудь назвать имена сумасшедших, которые первыми придут в голову, его список удивил бы многих: мадам Лестрейндж, о которой и вспоминать-то не стоило, покойный Дамблдор… и Поттер. И каждый был безумен по-своему. Вот только где находится та грань, которая разделяет чудачество, не-такое-как-у-всех мышление, и настоящее сумасшествие? Может, он тоже псих, раз позволил втянуть себя во все это, а теперь боится сказать подчиненному, что, кажется, у того больше нет девушки? Но если была одна ночь - и никаких угрызений совести, стыда после, значит, он поступил правильно?
– Мы давно выросли из наших отношений, - Джинни снова откинулась на подушку, и теперь луч прыгал в ее волосах, заставляя вспыхивать и гаснуть искры красного золота, - просто все так привыкли к одному положению дел, что не могут решиться изменить его.
– Ладно, Мерлин с ним, с Гарри, - сначала Поттер должен был вернуться живым и здоровым из опасного путешествия, иначе самого Шеклболта заавадит потом толпа тех, кто никогда не простит, если с их золотым мальчиком что-то случится.
Когда-то Кингсли пытался отговорить Гарри от поступления в Аврорат. На полном серьезе, приводя аргумент за аргументом. Но он же герой, герою надо, и вообще, какие могут быть альтернативы. А то, что не его это, не нужны ему, еще не очнувшемуся от войны, не понявшему, что та закончилась, новая грязь и новые смерти. Поживи сначала, посмотри, примерься, не понравится - тебя дождутся в этом чертовом Аврорате, но дай ты себе пару лет без кровищи и постоянной борьбы. Но нет же, упертый мальчишка
– С нами-то мы что делать будем?
– Узнавать друг друга, - Джинни подвинулась к нему поближе, - что еще остается. Как все нормальные волшебники.
От нее все еще пахло духами, не приторно сладкими, которые вошли в моду в этом году, аромат был спокойнее и свежее, ненавязчивый, но запоминающийся… хотелось снова касаться ее тела, как сегодня ночью, быть близко, очень близко. Слушать. Чувствовать под пальцами гладкую кожу. Двигаться в такт, чтобы сбивалось дыхание, а пульс прыгал и сердце иногда пропускало удар. Любить.
– А что делают нормальные волшебники?
– он, наверное, и сам не знал до конца.
– Живут, - Джинни легко улыбнулась, - занимаются сексом по утрам, пьют чай, читают Ежедневный Пророк, ходят на работу и в театры и выбирают новые шторы в квартиру.
Он не мог не улыбнуться в ответ. Она говорила все это с такой непосредственностью, ничуть не смущаясь, что сейчас это казалось единственно правильным, и он готов был верить, что в этом и заключается пресловутое человеческое счастье.
– Почему именно шторы?
– Понятия не имею, - опять этот хитрый взгляд девочки-лисы, как вчера, когда она в спальне долго боролась с хитрой застежкой своей мантии, пока он не догадался прийти ей на помощь, - но твои не очень вписываются в интерьер.
Кингсли хмыкнул. Пусть это просто шутка, он положительно не против, чтобы когда-нибудь, со временем, она стала его новой реальностью.
– Может, начнем с менее радикальных перемен? Например, как ты смотришь на то, чтобы позавтракать сегодня где-нибудь в городе?
– предложил он, - Здесь недалеко есть неплохое магловское кафе с французской выпечкой.
– И круассаны с шоколадом?
– И они…
– Звучит восхитительно!
Она вдруг оказалась совсем близко, и все его существо жадно потянулось к ней. В конце концов, круассаны могут подождать.
========== 10. ==========
Она - или это был он, окончательно осмелевший от жара каминного пламени, - расстегнула воротник-стойку мантии, потому что ткань, казалось, впивалась в горло и душила. От шпилек в аккуратно уложенной с утра прическе начинала болеть голова. Или же это был признак надвигающейся непогоды. “К дождю”, говорила ее мать, заплетая тугую толстую косу дочери и не слушая протестов, “головная боль - совсем не повод ходить растрепанной”. Она смирилась, запомнила, а потом и привыкла, разве что иногда, когда вот так начинало ломить виски, ей хотелось хотя бы на пару минут перестать следовать правилам.
– Почему ты не отвечала?
Он приехал, как и обещал, как только закончилась операция. Судя по грязи на башмаках и подоле мантии - действительно сразу, разве что заскочил на отчет в Аврорат и к Шеклболту. И это в семь-то вечера, когда все приличные волшебники уже сидят по домам, ужинают и болтают с семейными о том, о сем.
– Гарри, я…
Что ей надо было сказать? Сослаться на гору неотложных дел в Хогвартсе? Признаться, что Гарри угадал - и ей было страшно, ужасно страшно даже подумать о том, чтобы отправить ему письмо после того, последнего? Она предпочла бы забыть, что писала там - под влиянием аффекта, исключительно так, конечно же, - но именно оно запомнилось ей едва ли не до запятой. Лучше бы Поттер не приходил. Плюнул бы, может, даже высказал бы все, что думает о выживших из ума ведьмах. Но не стоял сейчас снова в ее кабинете, ловя взглядом каждое ее движение. Не подходил близко, ближе, чем дозволено. Но не брал за руку совершенно бесцеремонно.