Вне пределов

Энн Джуэл Э.

Мне знаком домик на дереве, о котором он говорил. Он упал с него и сломал руку, но сказал родителям, что упал с велосипеда, поэтому ему не пришлось оправдываться за проникновение на чужую территорию.

Я знаю, что его гипс был покрыт подписями и рисунками его друзей, включая хоккейную клюшку, нарисованную по всей длине.

Я знаю, что он хотел побрить голову, когда его дядя потерял волосы после химиотерапии.

С каждым днём я открываю для себя всё новые и новые грани его личности. Однако… я не знаю о Морган Дейзи Галлахер ничего, кроме

того, что он мне рассказывает.

— Смотрите, профессор, у неё появилась новая складочка. Уверена, что на прошлой неделе её там не было.

Я смотрю в камеру в детской, проводя пальцем по крошечной жировой складочке на спине Морган, и стягиваю с неё комбинезон через голову. Не знаю, смотрит ли он прямо сейчас, но, осознавая наличие камер в доме, позволяет мне чувствовать себя более комфортно, чем попытка игнорировать их.

Морган сейчас два с половиной месяца. Всего за шесть недель она покорила моё сердце, и я задаюсь вопросом, смогу ли любить своих собственных детей так же сильно, как люблю её. Она словно маленький утенок, который оставил свой след в моём сердце. Не знаю, почему она, кажется, предпочла меня Рейчел или Нейту. Но я чувствую, что нужна ей.

— И… — Я продолжаю говорить, застёгивая её пижаму. — Завтра у меня собеседование. Это не постоянная работа. Временная должность на период декретного отпуска сотрудницы. Но поскольку до школы осталось совсем немного времени, полагаю, что все постоянные вакансии уже заняты. Это отличное место для старта. Это то, что можно добавить в моё резюме.

— Думаю ты права.

— Ох, елки-палки!

Я подпрыгиваю при звуке его голоса.

Он улыбается, стоя в дверях.

— Прости.

Я подхватываю Морган и обнимаю её, как будто это она только что была напугана до смерти. Но с ней все в порядке. Это моё сердце всё ещё трепещет в груди.

— Ты рано вернулся домой.

— Да. — Он обхватывает себя за шею. — Голова раскалывается. Она поела?

Я киваю.

— Хорошо.

Нейт забирает её у меня своими сильными руками. Клянусь, я могла бы нарисовать каждую их черточку по памяти.

— Возможно, моя малышка пораньше уснёт, и я смогу отдохнуть и избавиться от головной боли.

Он устраивается в кресле-качалке, стоящем у её кроватки.

Она начинает извиваться.

— Ты освободилась на час раньше. Займись чем-нибудь веселым. Заставь меня позавидовать твоей молодости.

Усталость сквозит в его словах, и он пытается улыбнуться, но улыбка получается вымученной.

Морган извивается, и её лёгкие расширяются, издавая пронзительный крик.

— Не сегодня, тыковка. Пожалуйста.

Он целует её в макушку, пока она продолжает плакать и сопротивляться.

Мои губы изгибаются в улыбке.

— Расстегни рубашку.

— А?

— Позволь ей ощутить твою кожу, услышать биение твоего сердца, почувствовать твой запах. Вот…

Я забираю её у него.

Несколько секунд он нерешительно смотрит на меня, прежде чем расстегнуть рубашку.

Одна пуговица.

Вторая пуговица.

Третья

пуговица.

Мои глаза внезапно наполняются слезами.

— Нейт… — шепчу я.

Расстегнув последнюю пуговицу, он поднимает взгляд, озабоченно сводя брови.

— Что случилось?

Я закрываю глаза, но перед мысленным взором всё равно предстаёт картина: он расстёгивает пуговицы на своей рубашке. Но это не зелёная рубашка, как сейчас, а белая. И он не в детской, а в своей спальне на Гейбл-стрит. Что-то похожее на капли воды падает ему на руку. Он останавливается на мгновение, а затем продолжает дрожащими руками.

— Ничего, пустяк, — говорю я, открывая глаза и моргая.

— Не похоже, что это пустяк.

Я раскачиваюсь взад-вперед, успокаивая Морган, но мои глаза не отрываются от его рубашки.

— Обещаешь не увольнять меня?

— Суэйзи…

— Пообещай.

Из его груди медленно вырывается вздох.

— Я не уволю тебя.

— На два… — Я пытаюсь начать говорить, но голос предательски дрожит, и я нервно сглатываю, прежде чем продолжить. — Примерно на два сантиметра выше и левее от твоего пупка есть отметина. Она похожа на родимое пятно, но без пигмента. Летом, когда остальная кожа становится более смуглой, она особенно заметна.

Единственное, что больнее воспоминаний, которым нет места в моей жизни, — это видеть растерянность на его лице. Он, должно быть, пытается вспомнить, когда я видела его без рубашки или фотографии на камине, среди которых нет ни одной без рубашки.

— В форме сердца.

— Отдай её мне, — холодно произносит он.

Мой взгляд скользит вверх по его расстегнутой рубашке, которую он больше не снимает. Наши взгляды встречаются со смешением эмоций — в моём сочувствие и замешательство, в его гнев и боль. Я передаю ему Морган.

— Иди домой, — говорит он, не глядя на меня.

В моей душе бушуют эмоции, но я не могу найти слов, чтобы их описать. Слова поддаются определению, и их можно выстроить так, чтобы они обрели смысл. Ничто в моих мыслях и воспоминаниях о Нейте не поддается определению и не имеет смысла. Поэтому… я ухожу.

?

Я ОТМЕНИЛА три последних приема с доктором Грейсоном. Возможно, избегание — это выход из положения, но у меня такое чувство, что я прошу его разрешить неразрешимое. Я так устала быть загадкой.

Гриффин должен завершить работу над мотоциклом для своего друга. Я сказала ему, что мне нужно закончить работу над проектом, так что мы должны встретиться завтра. Но я не могу думать о своём проекте и жду не дождусь завтрашнего дня, чтобы увидеть его.

Моя машина направляется к его дому, и причина этому только одна — желание увидеть его.

Как только выхожу из машины, я вдыхаю земллянистый запах района Гриффина.

Чернозём и свежескошенная трава. Лужайки здесь не покрыты идеальным газоном, обработанным химикатами, а усеяны одуванчиками и клевером. Одежда сушится на верёвках, а из вентиляционных отверстий доносится аромат духов.