Вне пределов

Энн Джуэл Э.

— Я всегда прошу бога не забывать кормить тебя и позаботиться о том, чтобы ты не остался бездомным.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

УЛЫБКА СУЭЙЗИ РАЗБИВАЕТ мне сердце. Когда я рассказываю ей о своём прошлом, она не двигается, не моргает, просто… улыбается. Если в её душе живет моя лучшая подруга, я бы хотел, чтобы мы могли поговорить об этом. Как она может помнить всё, кроме одного человека, который сделал моё детство по-настоящему незабываемым?

— Мне страшно… — Улыбка Суэйзи увядает, — … потому что ты придаёшь

цвета всему, что в моём воображении было чёрно-белым. Это как смотреть фильм, основанный на реальных событиях. Ты знаешь, что произойдёт. Я не могу предотвратить гибель «Титаника». И Дейзи…

— Умерла, — бормочу я, так сильно желая соединиться с воспоминаниями в её голове.

— Да. — Она отражает мою грустную улыбку.

Невозможно отвести взгляд от неё, ожидая увидеть в этих голубых глазах что-то большее, чем любопытство. Проблеск узнавания, наверное, заставил бы моё сердце остановиться.

— Ты не спросила меня, как она умерла, — говорю я, но думаю вот о чем: ты не спросила меня, как умерла.

Откровенно говоря, не знаю, смог бы я рассказать ей об этом и сохранить самообладание.

— Нет. — Она качает головой. — Я не хочу знать. Пока нет… Возможно, никогда не захочу.

— Почему?

Напряженная озабоченность отражается на её лице.

— Не знаю. Это странно?

Я улыбаюсь, несмотря на переполняющие меня эмоции.

Надежда.

Горе.

Замешательство.

Ясность.

— Ты обратилась не по адресу. Я убрал одежду Дженны из нашего шкафа, но её сумка, которую мы взяли с собой в больницу, всё ещё лежит на заднем сиденье моей машины. Моя дочь носит имя первой девушки, которую я любил, и я смирился с тем фактом, что ты… кто-то, связанный с моим прошлым. Так что… — Я качаю головой: —… Я не лучший знаток «странного».

Уголок её рта приподнимается в полуулыбке.

— Всю свою жизнь я знала то, что не имело смысла для меня. Это украло у меня детство, но я никогда не чувствовала себя по-настоящему иной, пока не появился ты.

От её слов становится трудно дышать. Я хочу прошептать, — Дейзи. Хочу, чтобы она признала нас. Я хочу спросить её, почему она была одна в ночь своей смерти.

Спустя все эти годы я ощущаю пустоту в своём сердце и душе. Кажется, что бы ни происходило в моей жизни, всегда будет чего-то не хватать. Эти мысли я бы хотел выразить своей близкой подруге Дейзи.

— Что ж, надеюсь, я тебя не разочарую. Надеюсь, я смогу помочь тебе найти ответы.

— Я тоже.

— Взрыв! Грандиозный взрыв! О боже…

Донна держит Морган на расстоянии вытянутой руки.

Я вскакиваю и беру её на руки, тоже держа на расстоянии вытянутой руки.

— О нет. Прости, Донна.

Донна опускает взгляд на свою испачканную какашками рубашку.

— Всё в порядке. Когда

её лицо стало ярко-красным, я должна была догадаться, что сейчас произойдет что-то взрывоопасное. Я схожу за бутылочкой и пелёнкой для срыгивания, а потом пойду домой, чтобы переодеться.

— Прости…

Я кусаю губы. Не знаю, что ещё сказать.

— Успокойся, всё в порядке.

Она отмахивается от моего комментария, выходя из кабинета.

— Иди сюда. — Суэйзи берёт Морган и кладет её на мой стол, где уже положила пеленальный коврик. — А ты беспокоился о ней. Очевидно, Морган может сама о себе позаботиться, когда незнакомцы уносят её.

Она смеётся, снимая испачканную распашонку.

— Как скунс, опрыскивающий своего обидчика? — Я смеюсь.

— Точно.

Суэйзи складывает распашонку и откладывает в сторону, пока я снимаю подгузник с Морган.

Струя!

— Проклятье!

Я бросаю на неё грязный подгузник, но не раньше, чем моя рубашка спереди выглядит так, будто на неё выплеснулась бутылка дижонской горчицы.

Рука Суэйзи взлетает, чтобы прикрыть рот, и я знаю, что она прячет огромную улыбку, а её широко раскрытые немигающие глаза мечутся между мной и Морган.

— Профессор сквернословит, — бормочет она, прикрывая рот рукой.

Она права. Я закатываю глаза.

— Не желаешь помочь?

Моя попытка казаться расстроенным была испорчена глупой улыбкой, расползающейся по моему лицу. И это чертовски приятное ощущение, даже если моя рубашка испачкана в какашках, как и грудь моей дочери, потому что я инстинктивно прикрыл её грязным подгузником, чтобы защитить себя.

Суэйзи поворачивается и издает сдавленный смешок, доставая несколько салфеток из сумки для подгузников. Она поворачивается ко мне со слезами на глазах.

— Прости… — Она разражается смехом, пока слезы из её глаз не текут по щекам. — Боже. — Она съеживается, быстро оценивая ситуацию. — Здесь слишком большой беспорядок для детских салфеток. Нам нужна раковина.

— Туалет прямо по коридору.

Я киваю в сторону двери.

— Хорошо. Хм…

Она морщит нос.

Я стараюсь сохранять неподвижность, но Морган, напротив, активно двигается и издаёт радостные звуки. Уверен, что сейчас она чувствует себя превосходно после того, как избавилась от такого количества дерьма.

— Ты и так в ужасном состоянии, поэтому предлагаю тебе отнести её в туалет и подержать, пока я буду её отмывать.

— Хорошо. Давай уйдем, пока ситуация не усугубилась.

Суэйзи кивает, хватая сумку с подгузниками.

— И перестань смеяться, — говорю я, поднимая Морган и позволяя подгузнику упасть на пеленальный коврик.

— Я не смеюсь.

Смех вырывается у неё прежде, чем она успевает договорить.

Туалет на одного человека, что хорошо, так как никто другой не должен видеть этот беспорядок. Нам удаётся ни с кем не столкнуться по пути.