Вне закона
Шрифт:
— Так вы знаете Джона? Видели его?
— Да.
— Когда?
— Пару месяцев назад. — Питер одолел разделяющее их пространство. Анна, стрельнув в него еще раз глазами, словно застенчивая девочка, прикрыла рукой в перчатке половину лица, хотя, пожалуй, вид гостя ее больше не тревожил.
— Как поживает Джон? — Голос ее неожиданно сделался сочным от наполнивших его чувств. — Он… вспоминал меня?
— Что было, то было, — успокаивающе произнес Питер и решился спросить: — Вы все еще любите Рэнсома?
Анна
— Что Джон сказал обо мне? Прошу вас!
Понимая, что задел за живое, Питер взялся утешать:
— Сказал, что год, который провел с вами, был одним из счастливейших в его жизни.
И все же, когда через несколько мгновений Анна принялась тихонько всхлипывать, Питер почувствовал жалость к ней. Подойдя еще ближе, он тронул ее за руку.
— Не надо, — попросила она. — Просто уйдите.
— Анна, сколько прошло с тех пор, как вы видели его в последний раз?
— Полтора года, — ответила та печально.
— Еще он сказал… так ему казалось… что вы были очень счастливы.
Анна Ван Лайер от удивления открыла рот. Потом ее затрясло от смеха, будто она более жестокой шутки в жизни не слышала. Внезапно женщина повернулась к Питеру и, стащив с головы садовую шляпу, уставилась на него немигающим взглядом.
Питеру вдруг показалось, будто кто-то резко и сильно вмазал ему прямо в солнечное сплетение.
Обращенное к нему когда-то прекрасное лицо было ужасно. Анну кто-то варварски исполосовал ножом. Видно было, что делались попытки подправить причиненный ущерб, но пластические хирурги смогли только то, что в их силах. Восстановить перерезанные нервы не под силу никакому хирургу, даже самому талантливому. Вот и скособочило у женщины рот в одну сторону. Левый глаз у нее не видел, затянулся светлой пленкой муки.
— Кто это вас так? Рэнсом?
Потрясенная Анна отшатнулась от Питера:
— Что? Джон?! Да как вы подумать могли такое! Я так и не увидела, кто напал на меня. Это произошло прямо на улице, в Ист-Виллидже. Может, грабитель. Но я ведь не сопротивлялась, тогда зачем же он… зачем?!
— Полиция.
— Так его и не нашла. — Она в упор смотрела на Питера, а сквозь него — в прошлое. — Или вы пришли сообщить мне что-то?
— Нет. Я об этом ничего не знаю. Простите.
— А-а… Пустое. Столько лет прошло…
Анна опять надела садовую шляпу, поправила поля, не глядя на Питера. Она вновь пребывала в прошлом.
— Можете передать Джону, я не всегда буду такой. Еще одна операция — мне обещали. До сих пор я десять перенесла. Тогда я… наконец-то буду готова для Джона. — Она ожидала вопроса, задавать который Питер в общем-то не собирался. — Чтобы снова позировать! — Игривая улыбка мелькнула и угасла. — Иначе я бы, знаете ли, попросту взаперти сидела. Я зарядку делаю, упражнения.
Несмотря на жуткую влажность в теплице, на морось, летевшую из труб, у Питера пересохло в горле. Он попытался улыбнуться, но лицо будто пластырем стянуло. Понял, что только мельком заглянул в глубины ее умопомрачения. Самое достойное для него в тот момент было уйти, оставив бедняжке уверенность в том, что ее грезы исполнятся.
— Я передам ему, мисс Ван Лайер. Именно этих слов он и ждал.
В следующую субботу вечером Питер с отцом катали шары в бильярдной «Рыцари Колумба», и сын давал старику выигрывать. Так уж давно повелось, еще в «Лошади», когда у Корина хватало силенок даже для баскетбола. Питер всегда, притворяясь огорченным, приговаривал: «Что-то я сегодня не в форме». Потом отец взял пиво, и они уютно устроились за столиком в любимом спортивном баре.
— Я слышал, ты копался в старых нераскрытых делах в Девятом, — произнес Корин, смахивая пену с усов. Он взглянул на один из больших экранов, расставленных по всему бару. Там бесновались очередные поп-знаменитости.
— Папа, — восхищенно воскликнул Питер, — и все-то ты слышишь!
— У себя в округе. Что стряслось?
— Да так, заинтересовался кое-чем в свободное время. — И он рассказал о нападении на Ван Лайер.
— Сколько раз ее полоснули?
— Десять ударов, по всему лицу. Гад резал ее даже когда бедняжка упала. Разве это похоже на то, что ему нужен был всего лишь кошелек?
— Нет. Остаются три версии. Псих, женоненавистник. Или старый приятель. Она ему отставку дала, а парню такое не по нутру пришлось. Но ты сказал, жертва его не опознала.
— Точно.
— Тогда бандита кто-то нанял. А скажи, что у тебя за интерес к этой жертве?
— Восемнадцать-девятнадцать лет назад она позировала Джону Рэнсому.
Корин потер виски и постарался унять неодобрение.
— Святая Дева, Пит!
— Папа, сейчас там, в Мэне, с ним моя девушка!
— И ты дал волю воображению… слышно даже, как у тебя мозги поскрипывают. Только это за уши притянуто, парень. Очень притянуто.
— Может, и так, — пробормотал Питер, отпивая пива.
— Как по-твоему, сколько всего молодых женщин позировали ему?
— Семь, о которых известно. Не считая Эйхо.
Корин развел руками.
— Только никто не знает, кто они и куда подевались. Почти никто — это прямо какой-то секретный список. Говорю тебе, пап, слишком в художнике много такого, что вместе не складывается.
— В тебе не полицейское чутье, в тебе чувства говорят.
— Почти два проклятых месяца прошло, как я не вижу ее.
— Дело это — его. Его и ее. И хватало веских причин, почему Эйхо пошла на такое.