Внизу наш дом
Шрифт:
За одним бросилась в погоню Шурочка, за вторым я, а за третьим незнакомый краснозвёздный МИГ. Ни одного не упустили.
— Кто-нибудь видит ещё мессеров? — спросил я у эфира.
— Их восемь было, — ответил Саня. — Так мы их всех, того, заземлили.
— Дорабатываем боезапас по бомберам, и на базу, — скомандовал я. — Пора бензинчику в баки плеснуть.
— Маленькие, садитесь к нам. Плеснём вам сколько угодно самого лучшего авиационного бензина, — земля настроилась на нашу частоту и приглашает к себе.
— Вы нас боезапасом снабдить не сможете, — сразу закокетничала Шурочка. — Нам тридцатисемимиллиметровые
— Шурочка, не надо больше на весь крещёный мир выдавать страшные военные тайны, — попрекнул подругу Саня.
— Разговорчики в бою, — одёрнул я товарищей. — Если сверху атаковать на тормозе, успеваешь трижды прицельно отстреляться за один заход. Вон, нецелованная девятка на подходе. Шурочка, какое, ты говорила, упреждение нужно брать?
Уж не знаю, сгоряча это у нас так получилось, или сказался полученный в первом бою опыт, но третью, идущую к аэродрому, где командиром товарищ Иванов, девятку Хейкелей, мы словно мухобойкой смахнули — я просто не ожидал столь эффективной стрельбы. А ведь всего по одному снаряду на цель и потратили.
— Э-э… маленькие! — вскрикнула земля взволнованным мужским голосом. — Где вас искать-то?
— Не ищите, — ответил я строго.
— Не надо, — добавила Шурочка проникновенно.
— Лучше позовите, когда фрицев в воздухе увидите, — заключил Саня. — На этой волне.
— Так кого звать-то? — продолжала допытываться земля. — Шурика, Шурочку или Саню? — «срисовали»-таки наши позывные.
— Ещё Мусеньку можно, — добавил я для полноты. — Она до юнкерсов особенно лютая.
Мы были разгорячены и довольны проведённым боем. На земле полыхали заваленные ишаками и МИГами немецкие бомбардировщики. Их было много. Просто душа радовалась от такой картины. А языки болтали то, чего не следовало.
— Получила наводку от Луки. Вылетаю в квадрат семнадцать-тридцать два, — ворвался в эфир голос Мусеньки. Мы как раз вошли в зону связи с «домом».
Пришлось спешить. Заправляться, заряжаться и снова в бой — фашист пёр сегодня буквально валом. На этот раз он нацеливался бомбить другой аэродром.
Третий за этот день боевой вылет запомнился калейдоскопом отрывочных картин — мы кувыркались с мессерами, давая ишачкам возможность работать против бомбардировщиков. Худые неожиданно приняли бой на виражах, отчего я ждал какой-нибудь пакости вроде наваливающихся сверху «засадных». Но обошлось — там, в вышине поднебесья, несколько раз мелькнули МИГи.
Мы делали много промахов — видимо сказывалось утомление. Даже отпустили несколько вражеских истребителей, израсходовав часть боезапаса впустую — устали, занервничали, начали мазать. Но вернулись все — Муся, прилетевшая раньше нас, смущённо смотрела на женщину, потчующую усталых лётчиков наваристым борщом.
— Отец Серафим заезжал. Нину вот привёз
Я узнал эту нашу кормилицу — она готовила еду для тех мужиков, что строили капониры. Их сюда послал здешний батюшка. Собрал людей верных для дела богоугодного. Ну а я только показывал, что да куда. Что же — нам без аэродромного обслуживания несладко тут придётся, особенно, учитывая интенсивность боевой работы первых дней войны.
—
Мусенька зыркнула на меня тревожно, но ничего не сказала. Дело в том, что до Грасулово от нас довольно далеко. Туда нужно добираться на скорости, обеспечивающей максимальную дальность, а потом вообще снижать обороты двигателя до того минимума, при котором машина держится в воздухе. Иначе пробыть сколь-нибудь долго в районе дежурства не удастся. Это — чувствуя себя неподвижной мишенью.
— Хмелёв говорит, — проснулась рация. — Через меня прямо на север идёт целая стая.
Это тоже человек, рекомендованный отцом Николаем, сообщил по рации о том, что увидел с места, где живёт. А где он живёт, нам известно. Поэтому нетрудно догадаться о том, куда летят немцы. Там мы их и перехватим. Что же касается сообщения, которое в это время сделает по радио товарищ Молотов — так мы уже и без этого знаем, что произошло.
Четвёртый вылет за один день. Впереди четвёртый бой. Держимся, пожалуй, только на молодости организмов. Саня стелется над самой землёй, Шурочка забралась на три тысячи, а мы с Мусей идём на полутора километрах, разойдясь в стороны метров на четыреста. Вот на нас и наваливается прикрытие. Шурочка клюёт мессеров сверху, а Саня тихонько на брюхе пробирается к лаптёжникам.
У нас же — чистая собачья свалка. Мы с Мусей делаем «ножнички» — разбегаемся и сбегаемся, чтобы отгонять худых друг у друга с хвоста. Только — вот какая закавыка. Отгоняем мы мессеров не пулемётной строчкой, а картечью — это расходящийся пучок из полусотни пуль. Как бы сравнить, чтобы было понятно? А! Не удар кнутом по летящей мухе, а словно метлой шандарахнуть. Или, если научно, вероятность попадания существенно повышается, когда пули идут расходящимся конусом.
Учитывая же, что оба мы стрелки весьма меткие и, что стреляем с близкого расстояния, гоняться — что за мной, что за ней — перестали буквально после третьего «прохода». И Шурочка наскоком сверху завалила сразу пару — её не видели те, что вдохновенно гонялись за нами. Саня же безнаказанно «заземлял» лапотников, подбираясь к ним снизу, от брюшка. Впрочем, нам тоже удалось принять участие в этом процессе. Когда догнали эту теряющую строй массу, многих пришлось настойчиво выискивать — они уже бросились врассыпную.
Один из экипажей покинул машину с парашютами ещё до того, как я открыл огонь — любопытный симптом. Или им успел кто-то что-то про нас рассказать, или они насмотрелись на то, что вытворял Батаев, и у них сдали нервы?
Девятку эту мы доплющили — ни один не ушёл. Надо признаться, в четвёртом за сегодня бою мы как-то здорово разухарились — дрались так, что от фрицев ошмётки летели.
Когда вернулись, солнце уже клонилось к западу.