Внизу наш дом
Шрифт:
Есть! Идут от солнца! Только не две черточки, а три. Разгоняюсь со снижением и начинаю драпака, забирая влево, чтобы не улететь далеко от места событий. Прикидываю, как бы выйти под вертящуюся внизу карусель, организованную Цуром. Лечу с вывернутой назад головой, следя за приближающимися охотниками. А они уже удаляются. Один вообще отворачивает проч, а второй устремлён к земле, причем делает это с огоньком и даже с дымком. Не могу разглядеть третьего, но это или Лов или его ведомый. Наверно, потерялись.
К Цуру я тоже не успел — хорь виражит энергичней
— Хорьки! Лапотников добить! Мы с Цуром присмотрим за небом, — отдал я команду, переведя машину на набор высоты. — Только за линию фронта не залетайте — там зенитки.
— Дави их, Шурка! — снова вопит земля. — А то, ишь, повадились по нашему небу летать!
— Я Лор, патроны ёк. Иду домой.
Тысяч с трёх охватываю глазом картину — ничего толком не видно. Юнкерсы прижимаются к земле, чтобы затруднить приближение к себе снизу. Поэтому действующие лица сливаются с пейзажем. Только Цур справа спереди виден отчётливо. Он, как и я присматривает — не появятся ли мессеры.
— Я Лов, лапоники вошли в зону действия зениток. Предлагаю пообедать.
— Хорьки, все домой. Если кто сегодня ни одного ганса не завалил, так ещё найдутся. Они тут часто появляются. Хватит на всех, — это я не просто так балаболю, а создаю у ребят настроение охотников на дичь любых размеров. Нам сейчас нужны кураж, наглость и жажда схватки.
— Шурик! Я Сосна, — на этот раз в эфир вышел знакомый мне человек. Не стану называть его имени. — Я тебя давеча даже чаем не угостил. Загляни, как будешь свободен.
Нет, я не строю иллюзий — меня вызывают в штаб фронта. Полк напрямую подчинён командующему авиацией — вот он и намерен пообщаться. И не когда буду свободен, а немедленно — язык старика Эзопа… ну, я в античной литературе не спец, но это когда нужно понимать намёки.
Сели все. Никто никаких дырок в крыльях или фюзеляже не привёз. Выбрались из кабин возбуждённые, в мокрых гимнастёрках и гурьбой повалили на КП, докладывать о сбитых. Один я промолчал — всего-то разок и выпустил очередь. Даже на фотокинопулемёт рассчитывать не могу — нет их на хорях. И на кирдыках больше нет — машины с ними утрачены. Это пока редкая техника. Впрочем, может быть и нет её вовсе у нас в это время, кажется она стала появляться только в сорок третьем.
В штаб фронта я вылетел на У-2 с пилотом-связником. Он знает дорогу. Когда собирался в дорогу, лётный состав собрался на КП и склонился над картой — на вечер намечается визит к одному их полевых аэродромов, раньше бывшему нашим, а теперь используемому немцами. Что-то там унюхала разведка. Вообще-то в качестве штурмовиков наши птички выглядят неубедительно…
— Прибыл, говоришь. Ну-ну. А ну, смирно! — генерал Мичугин посмотрел на меня недовольно. Подошел и сказал уже совсем спокойным,
— Извини, не выходит пока как положено, в торжественной обстановке перед строем и с выносом знамени, но за мужество и настойчивость в достижении победы над врагом капитан Субботин награждается орденом Боевого Красного Знамени, — взял со стола две коробочки и добавил, — и за переправу. То есть дважды.
А теперь приказываю тебе немедленно убыть к месту постоянной службы. Звонили мне — аннулирована твоя командировка.
— Слушаюсь, — а что я ещё могу ответить? Разве что спросить:
— А практикантов с собой забрать?
— Каких практикантов!? Ты видел, что они вытворяют? Это же настоящие хищники! Только приехали и сходу мессера завалили и двух лапотников. В полку остаются вместе с машинами. И ты там давай, поторапливайся — у меня большие потери как в технике, так и в лётном составе, так что подгоняй скорее и истребители и истребителей.
— В командировки меня вызывайте, — снагличал я.
— Что, понравилось ордена получать? — съехидничал генерал.
— Они мне придали бы весу в тылу — многое решилось бы легче. Впрочем, теперь это утратило актуальность. Как-то справился. Разрешите идти?
— Погоди-ка, — остановил меня Мичугин. — Ты ведь знаешь кое-что о будущем. А тут нужно покумекать, какие самолёты у американцев заказать — вроде как к этому дело идёт.
— Аэрокобры просите. И в полк Иванова их в первую очередь. Но главное — рации от них, и побольше.
— Не учи меня, капитан, — вдруг вспылил генерал. — Машина уже ждёт. Борт до Воронежа взлетит, как только тебя доставят. И не медли — приказ с самого верха. Кругом марш!
Не успел я и шага сделать, как меня снова остановили:
— Чем это твои москиты так юнкерсы вспарывали? Мне доложили, что слышали пулемётную стрельбу, но впечатление от попаданий было, словно из пушки приложили.
— ШКАСами резали немцев. Дело в начинке пули — они теперь, считай, бризантные, — я достал из нагрудного кармана патрон и отдал Мичугину. — Пусть авиационные оружейники такие заказывают — их всего один завод делает, а какой — мне не сказали.
— Где тут наш советчик-антисоветчик? — в кабинет вошёл генерал Захаров. — Давно у меня руки чешутся надавать ему по шее.
— Помилосердствуйте! Чем заслужил?
— С твоей лёгкой руки у меня теперь на одну головную боль больше. Считай, на два фронта приходится воевать. На Дунае наступать, а здесь — оттягивать силы к морю, опасаясь окружения.
— Так наступать всё-таки получается? — мне стало не на шутку интересно.
— Сложно там всё — шаг вперёд, два шага назад. Больше на месте топчемся, чем продвигаемся. Плюс к тому над Измаилом нависла угроза окружения, а это сразу осложняет положение десанта. Хотя, знаешь — пехотинцы на суше действуют довольно удачно. Но решающего успеха добиться не удаётся. В общем, умник, чтоб я тебя больше не видел, а то не зна… что это за патрон? — Захаров протянул руку и взял у Мичугина мой «подарок».